Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта - Владимир Полушин

1920 год для поэта начался, как всегда, с работы. Если 1 января он трудился над переводами, то 2-го отправился на вечер в Дом искусств. Именно в это время Гумилёв уже открыто высказывал мысли о том, что именно поэты возглавят в будущем правительства на земле. Художник Константин Сомов в дневнике отметил 2 января 1920 года: «…работал очень удачно… Вечером с Анютой и детьми во „Дворце искусств“. Сначала доклад Н. Гумилёва на тему о том, что поэты и прочие артисты должны в будущем делать жизнь, участвовать в правительствах, об „акмеизме“. Неудачно и невероятно отвечали ему Чуковский, В. Жирмунский и нахал Шкловский…»

В январе Гумилёв по заказу «Всемирной литературы» закончил работу еще над одной пьесой. «Охота на носорога» должна была попасть в цикл пьес и сценариев «История культуры в инсценировках для театра и картинах для кинематографа».

Однако и в 1921 году пьеса числилась в неопубликованных, о чем сообщалось в первом номере «Дома искусств». Сам по себе сюжет пьесы прост: первобытное племя охотится на носорога и, окутанное суевериями, кидает на съедение зверю молодую девушку, возлюбленную главного героя, который убивает старуху, подтолкнувшую охотников к убийству девушки. Если вернуться к рассказу Гумилёва «Гибели обреченные» (где тоже встречается имяТремограст), то «Охоту на носорога» можно считать дальнейшим развитием его юношеских фантазий. Но это сходство только внешнее. Гумилёв погружается в доисторические времена, но обличает все те пороки, которые разъедали современное ему общество. Он поднимает философский вопрос: можно ли насильственно сделать человека счастливым?

«Охота на носорога» написана ясным языком, что при постановке на сцене дает возможность создавать яркие и зримые образы[80].

В январе Николай Степанович выступил с чтением своих стихов на первом вечере современной поэзии в Доме искусств, где также читали свои стихи А. Блок, М. Кузмин, Г. Иванов, В. Рождественский, Н; Оцуп. Здесь Николай Степанович встретился с бывшей женой. Нельзя сказать, чтобы он ее вообще не видел в последние годы, но встречи были случайными. Правда, весной 1919 года он водил к ней на свидание Льва, так как Анна Андреевна судьбой сына всегда интересовалась мало.

Он старался помогать молодым талантам. В начале 1920 года поэт писал Валерию Брюсову: «Я крайне рад случаю опять (как встарь) написать Вам… Помня Вашу всегдашнюю доброту ко мне, я осмеливаюсь рекомендовать Вам двух моих приятелей, Николая Авдеевича Оцупа и Михаила Леонидовича Слонимского, молодых писателей, которые принадлежат к петербургской группе…»

16 января Николай Степанович на заседании Секции исторических картин при «Всемирной литературе» прочитал еще одну свою пьесу «Жизнь Будды», написанную им совместно с С. Ольденбургом.

В январе Гумилёв случайно встретился с Ахматовой еще раз в Доме искусств. Анна Андреевна пришла получать деньги, а Гумилёв был на очередном заседании. Ахматова обратилась к нему на «вы» как к чужому. Это обидело Николая Степановича. «Отойдем…» — сказал он ей. И между бывшими супругами, которых все еще соединял общий сын, состоялся тяжелый разговор. Ахматова, тронутая таким вниманием, призналась, что была настроена по отношению к нему не очень дружелюбно.

5 февраля 1920 года открылась литературная студия при культурно-просветительском отделе Балтфлота, и Гумилёва пригласили туда читать лекции по теории поэзии. Николай Степанович не отказался.

В феврале во «Всемирной литературе» вновь вернулись к обсуждению планов издания классиков. 8 февраля Николай Степанович отправился на квартиру М. Горького, где они обсуждали вместе с хозяином, 3. Гржебиным, Е. Замятиным, Н. Лернером и К. Чуковским издательский план. На следующий день Николай Степанович участвовал в аналогичном совещании в издательстве Гржебина. А 14 февраля отправился в гости к Корнею Чуковскому, с которым у него отношения из чисто деловых все более и более перерастали в дружеские.

Вся неделя теперь у Николая Степановича была расписана по дням: в понедельник он читал лекции в студии Балтфлота, во вторник заседал во «Всемирной литературе», в среду вел лекции в Пролеткульте, в четверг занимался со студийцами Дома искусств, в пятницу присутствовал на заседаниях во «Всемирной литературе» и на Секции исторических картин, вел лекции в Доме искусств.

Весной 1920 года к заботам Николая Степановича добавилась еще одна. Он стал заниматься организацией Петроградского отделения Всероссийского Союза писателей. 1 марта Гумилёв побывал в Доме искусств на вечере Андрея Белого. А на следующий день он отправился на заседание Секции исторических картин, где состоялся доклад о деятельности секции за период с 26 августа 1919 года по 1 марта 1920 года. В отчете сказано, что Гумилёв закончил двухактную пьесу «Фальстаф» по историческим материалам Вильяма Шекспира и пьесу из ирландской жизни «Красота Морни». Николаю Степановичу заказали пьесу «Завоевание Мексики».

3 марта Гумилёв принимал участие в заседании издательства 3. Гржебина, где Николая Степановича критиковали за неточное редактирование тома произведений А. К. Толстого. Чуковский вспоминал потом, что Гумилёв согласился с критикой и с тем, что он плохой прозаик, но добавил, что «в тысячу раз лучше» пишет стихи, чем Чуковский. Корней Иванович не обиделся.

Видимо, после этих событий Николай Степанович и отправился в Бежецк навестить родных, где пробыл предположительно до 15 марта, так как именно в этот день появился на вечере поэтов в Доме искусств.

19 марта Н. Гумилёв опять пришел на заседание в издательство Гржебина. Между присутствовавшими на заседании Блоком и Горьким возник спор о Лермонтове. Н. Гумилёв в это время все еще редактировал книгу А. К. Толстого, за что ему опять досталось. Горький насчитал до сорока ошибок, допущенных Гумилёвым-редактором. Однако за редактирование книги Николай Степанович получил гонорар в размере двадцати тысяч рублей, и его нужно было отрабатывать.

В это же время Гумилёв собирал материалы для нового альманаха «Дракон». 26 марта на очередном заседании «Всемирной литературы» Блок передал ему для публикации два своих стихотворения.

Одновременно с редакторской и переводческой деятельностью Николай Степанович готовил свой творческий вечер, своеобразный отчет перед читателями и товарищами по литературному ремеслу. Вечер состоялся в Доме искусств 10 апреля. Гумилёв читал драму «Гондла» и новые стихотворения, вошедшие позже в сборники «Шатер» и «Огненный столп». Публика была самая разнообразная — от профессиональных поэтов до пролеткультовских слушателей. Стихи Гумилёва были встречены тепло, особенно стихотворение «Дамара. Готтентотская космогония». Но были в зале и те, кто отнесся враждебно к творчеству поэта. К. Чуковский в дневнике описал абсурдный случай, который произошел на этом вечере: «Во время перерыва меня подзывает пролеткультовский поэт Арский (Павел Александрович Афанасьев. — В. П.) и говорит, окруженный другими пролеткультовцами: „Вы заметили?“ — „Что?“ — „Ну… не притворяйтесь… Вы сами понимаете, почему Гумилёву так аплодируют?“ — „Потому что стихи очень хороши. Напишите вы такие стихи, и вам будут аплодировать…“ — „Не притворяйтесь, К. И., аплодируют, потому что там говорится о птице…“ — „О какой птице?..“ — „О белой… Вот! Белая птица. Все и рады… здесь намек на Деникина“. — У меня закружилась голова от такой идиотской глупости, а поэт продолжал: „Там у Гумилёва говорится: ‘портрет моего Государя’“. — „Какого Государя? Что за Государь?..“» Яркий пример того, как уже в 1920 году создавалась атмосфера будущего террора и репрессий.