Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров

– Алла-а-а-а! Ал-ла-а-а-а! – кричали мавры, воодушевляемые самим Каюм-раисом, удачливым магрибским пиратом и флотоводцем.

Вражеский адмирал стоял на высокой, отделанной затейливой резь-бою и позолотой корме галеры, под зеленым балдахином, украшенным желтыми шелковыми кистями, толстогубое, лоснящееся от пота лицо его казалось спокойным и бесстрастным. Однако это спокойствие было лишь кажущимся: опытный моряк и воин, Каюм-раис прекрасно понимал, что воинское счастье – вещь переменчивая, хотя пока, благодаренье Аллаху, все складывалось неплохо. Хорошо бы и дальше так: одним мощным рывком осуществить задуманное – прорвать линию вражеской обороны, сковать флот неверных схваткой, и под это дело высадить десант в Барселону. Одновременно, с суши, ударят войска гранадского эмира Юсуфа ибн Юсуфа. Город обречен, это верно, тем более – и неверных нынче нет покровителя на небесах: Моренетта – Черная Святая Дева – похищена, осквернена и уничтожена! Об этом знали все – люди эмира постарались, распространили слухи, и от боевого духа неверных остался лишь дым.

Не уберегли святыню! И вот вам – Божья кара. Многие, очень многие, воспринимали нападение мусульман именно так.

– Ничего, – глядя на зеленые флаги, недобро ухмыльнулся Вожников. – Сейчас собьем с вас спесь.

Человек двадцать первого века, Егор очень уважительно относился к огнестрельному оружию, пока еще очень и очень несовершенному, этакому недоразвитому уродцу, таившему в себе еще не раскрытый огромный потенциал. Вот и здесь, на узкой корме фелюки, на железном, напоминающем уключину штыре по его приказу установили небольшую кулеврину – заряжавшуюся с казенной части пушку калибром двадцать миллиметров, с длинным стволом и толстой, заканчивающейся шарообразным навершьем, рукояткой. К этой конкретной кулеврине князь загодя приспособил еще и прицел, примерно как на карабине Симонова – целик и мушку, даже пристрелял, потренировался, когда было время. Нынче же картуз с порохом уже находился в стволе, осталось только произвести выстрел… Чем Егор и занялся, тщательно наводя орудие на цель – высокую, под зеленым балдахином, корму галеры Каюма-раиса.

Вот так… вот примерно так…

– Пригни-и-и-ись!

Запал! Выстрел!

Кулеврина дернулась, едва не сорванная выстрелом с места, выплеснула вместе с белыми клубами дыма ядро, свинцовую пулю, со свистом пронесшуюся над головами матросов и воинов.

На корме адмиральской галеры раздался треск, грузную фигура флотоводца швырнуло на резную балюстраду… и налетевший ветер унес в море зеленый балдахин с желтыми шелковыми кистями.

– Каюс-раис убит! – сразу же прошелестел слух. – Горе нам! Горе!

– Горе? О, нет! Мы должны отомстить! Лучники, катапульты, баллисты – залп!

Что-то тяжелое, просвистев в воздухе, ударило князя в грудь, сорвав с палубы, швырнуло в море…

Вымокшая одежда тянула на дно, зелень вокруг становилась все гуще, темнее, пока, наконец, не наступила полная тьма…

О, боже!!!

Господи… где я?

Егор очнулся на берегу, где-то в горах – и никакого моря нигде видно не было. Да и горы… Присмотревшись, князь узнал причудливые очертания скал – «Божий перст», «Лик Святой Девы», «Голова слона»… Да это же Монтсеррат, господи! Но… как он оказался здесь, так далеко от моря?

Молодой человек осмотрел себя – вроде бы никаких ран не чувствовалось, да одежда казалась в порядке – довольно чистая, сухая. Даже короткий меч – вот он, на поясе, в ножнах.

Однако… где же люди? Аманда, Лупано, Рыбина… Хоть кто-нибудь. Нет никого! Позвать? Покричать?

Подумав, Вожников так и сделал. На зов не отозвался никто, правда, прислушавшись, Егор уловил позади чьи-то шаги и резко обернулся.

– Бог в помощь! – приветствовал его незнакомый монах в накинутом на голову капюшоне. – Не скажете, к часовне Святого Искле я правильно иду? Вон по этой тропе, да?

Голос паломника оказался приятным и звучным, на тонких губах играла улыбка, на миг показавшаяся князю странной – словно бы не от мира сего.

– Да, думаю, что правильно… А вы тут не видели вокруг никого, святой брат?

– Нет, не видал, – монах уселся на плоский камень и, сняв с плеч мешок, вытащил оттуда плетеную флягу. – Пить хотите?

– Пить? А, пожалуй…

– Пейте.

– Спасибо… – поблагодарив, Егор приложился к горлышку…

С первых глотков в глазах вдруг потемнело, словно бы кто-то со всех сил огрел князя обухом по затылку… Вожников пошатнулся…

– Кто… вы?

– Тот, кого все ищут, – рассмеялся пилигрим. – Меня поймали, а я убежал. Теперь вот снова ловят, но уже не поймают, нет, ведь за меня – само Солнце! Ну как, вкусная водичка? А вот еще семечками вас угощу! Хотите? Хорошие семечки, тыквенные… Берите! Э, нет – так просто вы не умрете… погодите-ка…

Что-то сверкнуло, ударив Егора в горло. Забулькала, вытекая, кровь… Все потускнело, и день превратился в ночь… Лишь только в небе, весело улыбаясь, сияло солнце.

– Господи!!!

Проснувшись, Вожников схватился за горло и тотчас же затряс головой, отгоняя навязчивое видение… сон… вещий сон!

Как всегда, ему приснилась собственная смерть, только на этот раз Егор умирал два раза, один – от мавританского ядра, и второй – от некоего монаха, паломника…

«Меня поймали, а я убежал…» «Хотите семечек? Хорошие семечки, тыквенные…»

Боже! Так это он и есть! Тот, кого все ловят… Оборотень, нелюдь… Маньяк!

– Что с вами, сеньор? – вынырнул из кустов Энрике Рыбина. – Мне показалось, будто вы звали на помощь.

– Я? Да нет… не звал.

Князь быстро огляделся вокруг: уже начинало светать и на востоке, за горами, растекалась по синему небу алая, с золотисто-оранжевыми проблесками, заря.

– Будить всех? – поворошив прутиком давно погасшие угли, почтительно осведомился Энрике.

– Нет. Пусть поспят до восхода.

Поднявшись на ноги, Егор подошел к обрыву и всмотрелся вдаль, туда, где виднелись развалины старинной часовни.

– Значит, сбежал, – сплюнув, прошептал молодой человек. – Говоришь – не поймают? А вот это мы еще посмотрим… Посмотрим… Стоп!

Князь вдруг всплеснул руками, внезапно озаренный только что пришедшей в голову мыслью: ведь, если маньяк сбежал, то… То похищенную Монтсерратскую деву просто некому будет доставить в Гранаду! А это значит, что Моренетта пока остается где-то здесь, в горах! И будет оставаться до тех пор, пока мавры не придумают, как ее вывезти, сами-то не смогут, и никто не сможет. Кроме маньяка да Егора Вожникова, коммерсанта, лесного дельца, императора и великого князя.

– А они ведь будут его ловить, – про себя протянул князь. – А мы – их. Эх, знать бы еще, откуда сбежал наш нелюдь? Жаль, во сне об этом – никак не сказано.

На рассвете, когда все проснулись, Вожников собрал совет, втолковав своим юным соратникам, что им нужно