В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Робин не ответила, и он продолжил, не медля ни минуты:

— Я все это видел, доктор Баллантайн, и ни один человек не посмеет мне заявить, что с людьми, работающими на моих полях, обращаются как со скотом.

— Вы владеете хлопковой плантацией?

— Да, и после этого плавания приобрету сахарную плантацию на острове Куба. Половина моего груза пойдет в уплату за землю, а другая половина будет выращивать тростник.

— Вы хуже, чем я полагала, — прошептала Робин. — Я думала, вы всего лишь одно из воплощений дьявола. Теперь я вижу, что вы сам дьявол.

— Вы отправляетесь в глубь страны. — Теперь Сент-Джон смотрел на нее. — Когда вы туда доберетесь, если это вообще случится, вы увидите картину истинных человеческих бедствий. Увидите жестокость, какая не снилась ни одному американскому рабовладельцу. Увидите, как люди истребляют друг друга в войнах, гибнут от болезней, как их пожирают дикие звери, и ваша вера в небеса поколеблется. По сравнению с этими зверствами загоны и бараки для рабов покажутся раем земным.

— Вы смеете утверждать, что, отлавливая и заковывая в цепи эти бедные создания, вы оказываете им благодеяние? — вскричала Робин, пораженная ужасом при виде такого бесстыдства.

— Вы когда-нибудь бывали на плантациях Луизианы, доктор? — И он ответил на собственный вопрос: — Нет, разумеется, не бывали. Я вас туда приглашаю. Приезжайте ко мне в гости в Бэннерфилд и сравните, как живут мои рабы и как свирепо истребляют друг друга негры, которых вы встретите в Африке, сравните жизнь моих рабов с той, какую ведут несчастные в трущобах и работных домах вашего любимого зеленого острова.

Робин вспомнила разъедаемых болезнями, потерявших надежду людей, с которыми работала в миссионерском госпитале. Она онемела. Его усмешка снова стала дьявольской.

— Считайте, что это всего лишь насильственное обращение язычников. Я вывожу их из тьмы на пути Господа и цивилизации. То же самое призваны делать и вы, но мои методы более эффективны.

— Вы неисправимы, сэр.

— Да, мэм. Я морской капитан и плантатор. А к тому же я торговец рабами и их владелец и буду сражаться насмерть, чтобы защитить свои права на это.

— О каких правах вы говорите? — воскликнула она.

— О праве кошки на мышь, о праве сильного на превосходство над слабым, доктор Баллантайн. О естественном законе существования.

— В таком случае могу только повторить, капитан Сент-Джон, что при первой возможности я покину корабль.

— Очень сожалею, что ваше решение таково. — Свирепый огонь желтых глаз немного смягчился. — Хотелось бы, чтобы вы решили иначе.

— Я посвящу всю жизнь борьбе с вами и с такими, как вы.

— Какая красивая женщина при этом пропадет. — Он горестно покачал головой. — Но такое решение может дать нам повод встретиться вновь — надеюсь, это произойдет.

— И еще одно, напоследок, капитан Сент-Джон. Я никогда не прощу вам прошлую ночь.

— А я, доктор Баллантайн, никогда ее не забуду.

Зуга Баллантайн осадил лошадь у обочины дороги, как раз перед тем местом, где она переваливала через узкий перешеек между отрогами Столовой горы и Сигнального холма — одного из близлежащих предгорий.

Он соскочил с седла, чтобы дать коню отдохнуть — тот совершил тяжелый подъем из города по крутому склону, — и бросил поводья слуге-готтентоту, который ехал сзади на другой лошади. Зуга немного вспотел, после выпитого накануне вечером вина в висках пульсировала тупая боль. Он пил прославленное, с богатым букетом сладкое вино из Констанции — одного из самых знаменитых виноградников в мире, но голова от него гудит, как после обычного дешевого грога, который подают в портовых тавернах.

За пять дней, что прошли после высадки брата и сестры на берег, дружелюбие жителей Капской колонии поглотило их чуть ли не с головой. Они провели в таверне на Бюйтенграхт-стрит только ночь, а потом Зуга обратился к одному из самых видных торговцев Капской колонии, некоему мистеру Картрайту. Он вручил рекомендательные письма от Почтенной лондонской компании коммерческой торговли с Африкой, и Картрайт сразу предоставил в его распоряжение бунгало для гостей, расположенное в саду его большого изысканного имения на склоне горы, как раз над старинным парком Ост-Индской компании.

С тех пор вечера превратились для них в веселую круговерть ужинов и танцев. Если бы Робин и Зуга не настояли на своем, дни тоже были бы заполнены развлечениями — пикниками, парусными прогулками, рыбной ловлей, верховой ездой в лесу, долгими неспешными обедами на лужайке под раскидистыми дубами, живо напоминавшими Англию.

Зуга, однако, избегал досужего времяпрепровождения и ухитрился завершить все необходимые для экспедиции дела. Прежде всего потребовалось наблюдать за разгрузкой снаряжения с «Гурона», что само по себе представляло непростую задачу, потому что ящики нужно было поднять из трюма и спустить на лихтеры, поджидавшие у борта, а потом перебраться через опасную полосу прибоя и причалить к берегу у пляжа Роджер-Бей.

Затем предстояло устроить временный склад для груза. В этом снова помог мистер Картрайт. Однажды Зуга поймал себя на том, что яростно негодует на настойчивые просьбы сестры, из-за которых и приходилось совершать эту тяжелую работу.

— Черт возьми, сестренка, даже отец при необходимости путешествовал в компании арабских работорговцев. Если этот Сент-Джон действительно торгует рабами, мы должны постараться выведать у него все, что сможем, — его методы и источники. Никто не снабдит нас лучшей информацией для отчета Обществу.

Но его доводы не возымели действия, и, когда Робин пригрозила, что напишет в Лондон директорам Общества и вдобавок даст откровенное интервью редактору «Кейп таймс», Зуга, скрипя зубами, наконец смирился с ее требованиями.

Зуга догадывался, что Сент-Джон отправится в плавание через день-другой, а они останутся ждать следующего попутного корабля, который направится в сторону арабского и португальского побережий.

Он уже предоставил адмиралу капской эскадры Королевского военно-морского флота рекомендательные письма из Министерства иностранных дел, и ему было обещано содействие. Тем не менее он каждое утро проводил по многу часов, нанося визиты судовым агентам и судовладельцам в надежде поскорее найти попутчиков.

— Черт бы побрал эту дуреху, — бормотал Зуга, горько размышляя о сестре и ее причудах. — Она отнимает у нас недели, а то и месяцы.

Время важнее всего. Экспедиция должна была как можно быстрее добраться до Келимане и подняться по реке Замбези подальше от зараженного лихорадкой побережья, прежде чем начнется дождливый сезон и опасность подхватить малярию не сделает их затею самоубийственной.