Ответы молодым - Андрей Кураев

Так и в мире современных "эсхатоложников" и "иннэнистов". Они видят только зло – а потому и сами живут в страхе и сеять умеют только страхи и вражду. Скажите, вы много знаете храмов, где можно купить книгу о Христе? Про антихриста – запросто. По десять книг на каждом церковном лотке, а про Христа – ни одной. Это уже диагноз нашей болезни.

Кстати, важно помнить прошлые не только природные, но и церковные катастрофы. Есть один опасный стереотип в нашем церковном мышлении. Человек, когда входит в Церковь, знакомится с житиями святых, с семинарскими версиями истории Церкви. И возникает иллюзия, что вот раньше-то – что ни монах, то преподобный, что ни епископ, то святитель. А сегодня? Оскуде преподобный[64], конец света настал. Чтобы таких иллюзий было поменьше – стоит помнить не только о светлых страницах церковной истории. Например – как святитель Василий Великий в IV веке описывал современную ему церковную жизнь: "Ты спрашиваешь меня, как обстоят дела в Церкви. Я отвечаю: в Церкви все обстоит так же, как и с моим телом – все болит и никакой надежды"[65].

Есть известный принцип: чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. Хочешь остаться в Церкви? Умей любить ее и в непогоду.

– Но ведь вроде бы уже начали восстанавливать храм в Иерусалиме...

– Не надо верить слухам. Да, летом 2002 года была попытка заложить камень в фундамент третьего храма. И новость эта сразу пронеслась по православным Интернет-страничкам и газетам. Но это только половина правды. Полная правда такова. Камень был положен не на месте старого храма, а на объездной дороге вокруг стен старого Иерусалима. Акция эта была предпринята не государственной израильской структурой, а группой экстремистов. Государство Израиль им запретило проводить такое мероприятие. Поэтому уже через полчаса на место событий приехала полиция, задержала организаторов, а сам камень увезла на свалку. Опасная вещь – полуправда.

Да, вот последняя новость на тему о том, как государство Израиль стреножит своих иудеев: "На Храмовой горе арестованы два израильтянина-еврея, намеревавшиеся совершить молитву. Как уже сообщалось, совершение религиозных обрядов иудеями запрещено условиями доступа на Храмовую гору, оговоренными с руководством мусульманского совета ВАКФ"[66].

Еще один подобный пример. В листовках по поводу ИНН постоянно твердят про то, что в Брюсселе находится главный компьютер Европы и зовется он "Зверь". Действительно, в Брюсселе в 1973 году было открыто тринадцатиэтажное здание с компьютером внутри под названием "Зверь". Это факт. Но есть другой факт. Это здание было взорвано в 1991 году[67]. По той причине, что оно было построено в 60-х годах по технологии с высоким применением асбеста, что запрещено современным экологическим законодательством. И только в наших листовках оно до сих пор существует и управляет всей Европой.

А ведь сегодня надо быть очень осторожным и не давать ход недостоверным слухам – уж слишком много желающих подловить нас на неосторожном слове. "Многие православные христиане не любят мобильные телефоны и считают, что они от дьявола,– заявил Евгений Ициксон, генеральный директор аналитической фирмы "Сотовик".– С точки зрения нормального человека эту меру трудно понять"[68]. Вообще-то "с точки зрения нормального человека" трудно представить – как можно приписывать такую глупость народу той страны, где ты живешь… Но ведь не сам Ициксон придумал эту сплетню – где-то он ее все же услышал.

– Интернет и всеобщая глобализация – опасны ли они духовно с точки зрения Православия? Это от Бога или от...?

– От Гейтса. Не совсем правильно делать мир дуальным, делить его по радикальному черно-белому принципу... Есть то, что входит в наш мир от Бога; есть то, что провоцируется сатаной. А есть то, что творит сам человек – и в добром, и в плохом.

А если насчет опасности – опасен не один отдельно стоящий компьютер. Опасна повальная компьютеризация. Она создает новые возможности тотального контроля – я имею в виду электронные карты, ИНН и так далее. Но все же надо различать социальную опасность от опасности духовной. Я как христианин не обязан "уходить от слежки". Скорее наоборот: постоянные разговоры о ней и память о ней способны в конце концов растравить душу. В советские времена мы все были "под колпаком у Мюллера", но это не мешало нам верить, что на самом деле мы – под покровом Божией Матери. Не будь в нас этой нашей веры – и из-под "колпака" мы бы вышли не Церковью, а вывалились как стая испуганных и озлобленных крыс (ибо в подполье можно встретить только крыс).

– Сейчас очень распространен акафист Царю-мученику, и в связи с ним возникло много недоумений, ведь Святейший Патриарх не благословил этот акафист?

– Да, я не раз слышал об этом от Патриарха на епархиальных собраниях московского духовенства[69]. Есть акафист Царственным мученикам, изданный Патриархией, но есть и очень много самиздата.

Богословие для того и существует, чтобы анализировать благочестивые тезисы, потому что любая ересь начинается с благочестивого утверждения. Если бы оно было неблагочестивым, кощунственным с самого начала, оно бы никого не прельстило, его бы отторгли. Легко сказать, что "Христос – Бог, человеческая природа в Нем растворилась, она была преображена в Божестве, как океан поглощает капельку воды". Красиво, благочестиво. Но когда начинаешь это логически продумывать дальше, тут выясняется, что из этого красивого тезиса следуют выводы, потрясающие сами основы нашей веры. Поэтому и была отвергнута эта вроде бы благочестивая ересь монофизитов…

Точно так же, я думаю, и с отношением к подвигу Царской Семьи. То, что выражается в этих бесцензурных акафистах, ставит ряд вопросов о самой сути христианства. Скажем, если мы называем Царя "искупителем", пусть даже грехов русского народа, то это означает, что на Голгофе Господь принес Себя в жертву во искупление грехов всего мира, за исключением русского народа.

Семинаристам я обычно так поясняю, в чем излишность такого рода воззрений: из Европы идут сведения, что католики готовятся принять новый догмат, в этом догмате они собираются объявить Божию Матерь соспасительницей. Конечно, православные семинаристы взрываются: "Какие нехорошие католики, до чего они дошли, у нас же один Спаситель – Христос". И далее остается спросить: а как же тогда относиться к нашей доморощенной догме о "Царе-искупителе"?.. Приходится с грустью констатировать, что принцип "свои носки не пахнут" порой действует и в богословии.

– А в чем причины такого положения: желание выделиться?

– Думаю, что причина в нашей собственной болезни. Мы же неправославны. Греческое слово "ортодоксия" имеет два смысла: право-верие и право-прославление. Можно быть правоверным и неправославным. Быть православным – это значит стяжать умение правильно славить Господа, жить молитвой, радоваться молитве. А если я стою в храме и при этом посматриваю на часы, высчитываю, сколько осталось до конца всенощной, то это плохой духовный диагноз. Почему все время разбегаются "мои мысли – мои скакуны"? Я при случае их отлавливаю, возвращаю назад и при этом покаянно вздыхаю: "Прости, Господи, опять отвлекся, размечтался". Но со временем и это надоедает, и человек начинает искать оправдания для своей немолитвенности. И так – на всех уровнях. Стоит бабушка, сама себя назначившая старшей дежурной по третьему подсвечнику справа, и всю службу играет в бесконечный пасьянс со свечками. Понимаете, она нашла дело, которым она сублимирует свою немолитвенность. А в алтаре можно вести какую-нибудь бесконечную чистку кадила или неотложный разговор со старостой или с регентом хора. "Отмазки" можно любые найти, но все это будут попытки подменить дело тем, что святой Феофан Затворник называл "приделком". Дело одно, а приделков много.

И вот когда у человека молитва или исчезает, или еще не сформировалась, тогда он начинает придумывать для себя какие-то сублимирующие приделки, какие-то поводы для своего активизма. И это может быть все что угодно. Человек может, например, вдариться в административно-хозяйственную деятельность, стать церковным прорабом. Такой труд в Церкви нужен, но если он заменяет молитву, то это уже духовная болезнь. Человек может удариться в богословие, читать и даже писать книжки. И богословие может быть болезнью, когда речь о Боге заменяет речь к Богу. И, наконец, самое излюбленное сегодня искушение – спасать Православие. Вместо того, чтобы самому жить православно.

– Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше. Если показать ему эту красоту церковную, глубину…

– Я считаю, что церковная глубина и красота состоят, в частности, в том, что в Церкви есть пространство для разномыслия и дискуссий. Человеку со стороны кажется, что Церковь – это сплошная казарма. Либеральная пресса так и пишет: "Вместо коммунистов пришли попы". И, соответственно, люди боятся попасть во "вторую КПСС". Поэтому миссионерски важно показать, что пространство Церкви – это пространство мысли, пространство дискуссии, что мы признаем за человеком право на ошибку. Если человек ошибся, то за этим не последуют оргвыводы, запреты, анафема. Есть, конечно, вещи, в которых мы безусловно должны быть едины, а есть пространство разнообразия. Как-то я встретился с одним юношей-старообрядцем, который сам еще не до конца осознал свое "староверие", присматривался. И вот он решил малость на меня "наехать". Я же ему говорю: "Ты действительно хочешь, чтобы церковная жизнь строилась по заветам древних святых отцов?".– "Да, конечно, поэтому-то я – старовер".– "Но посмотри на вот эту заповедь одного из тех девяти святых отцов, которых Вселенские Соборы называют нормой Православия, а именно блаженного Августина: "В главном – единство, во второстепенном – разнообразие, и во всем – любовь". Теперь скажи мне, в чем староверы разрешают разнообразие?".