Школа обольщения - Джудит Крэнц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маркиз дю Тур ла Форе, восхищавшийся мужеством своей племянницы, не потерявшей чувства собственного достоинства в стесненных финансовых обстоятельствах, принес к обеду три бутылки шампанского и галантно настоял на том, чтобы Билли выпила по бокалу из каждой откупоренной бутылки, абсолютно не обратив внимания на ее энергичные протесты и заявления, будто она вовсе не привыкла пить вино. Стол раздвинули, чтобы четверо гостей могли рассесться свободнее, и, пока Даниэль и Соланж обносили присутствовавших яблочным пирогом, баронесса Малларме дю Новамбр попыталась вовлечь робкую юную пансионерку в беседу, начав с вопроса о том, верна ли старая молва о бостонцах: что Лоуэллы разговаривают только с Кэботами, а Кэботы, в свою очередь, беседуют только с богом?
А это как раз не тот вопрос, который можно запросто задать Уинтропам. И даже в шутку. Прежде чем Билли успела улыбнуться в ответ, соглашаясь или отрицая высказанное, как это бывало с ней прежде, когда она без слов, мимикой или улыбкой поддерживала беседу, на сей раз она неожиданно для себя обнаружила, что говорит, и говорит свободно и пространно, пустившись, в сложное и подробное объяснение родственных связей Гарднеров, Перкинсов, Солтонстоллов, Холлоуэллов, Ханненуэллов, Майнотов, Уэлдсов и Уинтропов с Лоуэллами и Кэботами. Она коснулась особенностей семейного древа Уолкоттов, затем Бердсов, Лайменов и Кодменов, но вдруг что-то заставило ее умолкнуть: ее страстные, подогретые шампанским пространные толкования генеалогических связей были встречены недоуменным выражением лица мадам, и Билли дрогнула. Она говорит слишком много? Слишком громко? Нет! Она говорит по-французски!
Барьер был сметен, и его не воздвигнуть вновь — однако такого прорыва в языке достаточно. Будто все потайные дверцы в мозгу у Билли распахнулись, все колебания стихли, и робость была побеждена.
Заговорив по-французски, Билли почувствовала себя другим человеком, не таким, как прежде: она словно никогда не была отверженной в школе, никогда не была бедной родственницей, никогда не считалась последней из кузин. Казалось, она даже и толстой не была. Не была одинокой, нелюбимой. Уроки, когда-то заученные наизусть и вскоре забытые, оживали в голове, наполненные таким ясным и логичным реальным содержанием, что Билли чуть не задохнулась от горя, вспомнив, как всего год назад зубрила их, не понимая смысла. Она говорила, говорила, говорила. С кондуктором в автобусе, с Луизой, с Даниэль и Соланж, с детьми в парке, с девушками в танцклассе, с кассирами в метро, а больше всего — с Лилиан.
Теперь она ежедневно упражнялась во французском, как некогда тренировала свое тело в танцклассе. Она жадно всматривалась в реалии французской жизни, пристально изучала условности, этикет. Например, к герцогине, после того как вы с ней познакомитесь, нужно обращаться «мадам», и в то же время консьержку непременно надо называть «мадам Бланш», когда бы вы с ней ни встретились. Во Франции нелегко прожить, не умея по правилам развести огонь, потому что по закону домовладельцам разрешается топить в домах только тогда, когда трубы могут замерзнуть. Незамужняя девушка никогда не должна допускать к руке, но, если уж ей поцеловали руку, она не смеет подать вида, что заметила подобное нарушение этикета. На званом обеде женщины — хозяйки дома раскладывают угощение сначала по тарелкам мужчин и только потом берут порцию себе — во всяком случае, так заведено у мадам. И, что самое удивительное, графиня может считать себя доброй католичкой, хотя ходит к мессе только на Пасху. Послать упакованные или аранжированные цветы считается оскорблением, ибо адресат может подумать, что вы намекаете на его неспособность составить букет из срезанных цветов, но даже эта оплошность не так страшна, как если вы напечатаете личное письмо на пишущей машинке.
С некоторых пор Билли покупала новую одежду с типично бостонской, как определила графиня, предусмотрительностью и тщательностью. Гардероб девушки составляли теперь несколько свитеров и юбок, шелковые блузки, сшитое на заказ шерстяное пальто и одно простое черное платье, к которому Билли надевала свой лучший жемчуг, подаренный тетей Корнелией в честь окончания «Эмери». Все покупки совершались в магазине на проспекте Виктора Гюго и только с одобрения Лилиан, которая раз и навсегда ввела Билли в узкий круг дам, имеющих представление о том, какая глубокая пропасть разделяет вещи, которые идут, и вещи, которые не идут. Она неуклонно постигала тайный смысл покроя и качества. Вместе с Лилиан они ходили на демонстрации коллекций Диора, и директриса Сюзанна Люлинг, долговязая особа с хриплым голосом, подруга Лилиан, бронировала для них великолепные места во втором ряду спустя всего пять недель после премьеры, когда серьезные покупатели уже сделали заказы, оставив возможность насладиться тем, кто хотел попасть в зал, чтобы просто посмотреть. Они ходили и на другие показы моделей — к Сен-Лорану и Лянвэну, к Нине Риччи и Бальмэну, к Живанши и Шанель, но, как правило, места там были похуже, иногда совсем скверные, ибо в знаменитых домах моделей не очень-то чтили обедневших графинь. Однако комментарии, которыми Лилиан шепотом сопровождала наряды, вводя Билли в курс дела, были такими выдержанными и точными, будто она осматривала каждую вещь придирчивым взглядом покупателя.
— Эта модель совсем тебе не подходит, слишком вычурна для женщин моложе тридцати; это платье чересчур стильно — оно выйдет из моды к следующей весне; а вот это будет в моде еще года три; этот костюм сшит из очень тяжелого твида — он будет висеть мешком; это пальто просто уродует фигуру; этот цвет тебя убьет — ты будешь в нем бледной; это платье смотрится прекрасно; если решишься купить какую-нибудь модель, бери эту…
Графиня спрашивала себя, почему Билли не позволяет себе приобрести хотя бы один костюм от Шанель. Даже руководствуясь принципом бостонцев жить на проценты с процентов со своих доходов, вошедшим в поговорку, вряд ли можно было сильно пострадать от такой маленькой вольности, если потратиться единственный раз за целый год жизни в Париже. Просто стыдно, что Билли не воспользовалась случаем. Однако Лилиан не считала себя вправе обсуждать денежные расходы со своими постоялицами, даже такими любимыми, как Билли.
Безмерно утонченная дама и девятнадцатилетняя девушка частенько прогуливались по Фобур-Сент-Оноре, обсуждая каждый выставленный в витринах предмет с таким видом, словно они — пристрастные коллекционеры и бродят по огромной картинной галерее. Билли постигала критерии качества, заведенные у Лилиан. С той поры как графиня лишилась средств, чтобы удовлетворять свои вкусы, она позволяла себе высокую оценку только в отношении самых лучших вещей и только после долгих всесторонних сопоставлений.