Король-Уголь - Эптон Синклер

— Я никогда и не надеялся дожить до этого, — говорил между тем все так же негромко Эдстром. — Правда, я надеялся, что мои сыновья увидят новую жизнь. Теперь я уже не надеюсь. Но у меня никогда не было сомнения, что те, кто трудится, дойдут до обетованной земли. Они перестанут быть рабами, и тунеядцы не смогут уже больше расточать плоды их труда. Поверьте мне, как человеку опытному: если рабочий или работница теряет эту веру, жизнь тогда лишается всякого смысла.

Хал решил, наконец, что с этим стариком можно поделиться планами относительно рабочего контролера.

— Мы только просим у вас совета, — сказал он в заключение, вспомнив слова Мэри. — Ведь у вас больная жена…

Ответ старика прозвучал печально:

— Она уже не жилец на этом свете, а скоро и моя очередь. — И Эдстром закончил: — Так пусть остатки сил, какие у меня еще есть, пойдут на общее дело.

5

Люди, чье благополучие целиком зависело от шахты, понимали всю практическую необходимость строгой конспирации; для Хала же и в самые ответственные минуты это было главным образом романтикой. Ему случалось читать книги о революционерах, преследуемых полицией. Что в России так бывает, он знал, но если бы кто-нибудь сказал ему, что это возможно на его родине, в свободной Америке, почти рядом с его домом и с университетским городком, где он учился, он ни в коем случае не поверил бы.

Назавтра после посещения Эдстрома Хала остановил на улице его начальник Стоун. От неожиданности Хал вздрогнул, как карманник, наскочивший на полицейского.

— Здорово, паренек, — сказал начальник.

— Здравствуйте, мистер Стоун, — ответил Хал.

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал Стоун.

— Пожалуйста, сэр. — И сразу же промелькнула мысль: «Ну, видно, попался!»

— Зайдем ко мне, — предложил Стоун, и Хал последовал за ним, явственно ощущая тяжесть воображаемых наручников.

— Послушай, — заговорил начальник, шагая по улице, — ты обещал рассказывать мне про то, что здесь слышишь, так ведь?

— Но я ничего не слыхал, сэр!

— Ну так вот, займись теперь этим делом! На каждой шахте есть свои смутьяны.

В глубине души Хал почувствовал облегчение: ложная тревога!

У себя дома мастер уселся на террасе и знаком предложил Халу взять стул и сесть рядом. Спускались сумерки. Стоун заговорил шепотом:

— Сейчас мне нужно поговорить с тобой о чем-то другом, о выборах.

— О каких выборах, сэр?

— А ты что, не знаешь? Член конгресса от нашего округа умер, и через три недели от этого вторника — дополнительные выборы.

— Понимаю, сэр. — Про себя Хал усмехнулся: сейчас, он услышит то, что ему уже рассказывал Ольсен.

— И ты про это ничего не слыхал?

— Решительно ничего, сэр. Я политикой не занимаюсь. Меня она не интересует.

— Правильно! Так и должен говорить шахтер, — благодушно сказал мастер. — Всем вам куда полезнее зарубить себе на носу, что политика — это дело политиканов. А ваше дело — только честно работать.

— Да, сэр, — покорно произнес Хал, — вот так, как я работал, когда был на конюшне. Оттого меня мулы и не лягали.

Начальник одобрительно улыбнулся:

— Ты башковитый, не чета другим. Если будешь мне предан, я тебе помогу сделаться человеком.

— Благодарю вас, мистер Стоун, — сказал Хал. — Вы мне только помогите!

— Ну вот, так, значит, будут выборы. Нам каждый год присылают деньги для избирательной кампании. Может и тебе кое-что перепасть.

Хал выразил на своем лице радость:

— Да, мне б они пригодились! Что я должен делать?

Наступила пауза. Стоун молча попыхивал трубкой. Потом заговорил, и тон у него был деловой:

— Мне нужно, чтобы кто-нибудь разведал настроения рабочих и подробно мне доложил. Я подумал, что лучше поручить это не тем людям, которые на меня обычно работают, а тому, кого никто не заподозрит. В Шеридане и в Педро ходят слухи, что демократы затевают целую историю, и это беспокоит Компанию. Ты ведь знаешь небось, что «Всеобщая Топливная компания» поддерживает республиканскую партию?

— Да, я слыхал про это, сэр.

— И ты, вероятно, думаешь, что член конгресса не имеет к нам отношения — сидит, мол, там в Вашингтоне, и все. Но нам невыгодно, чтобы демократ здесь агитировал людей, вбивал им в головы, что Компания их обижает. Так вот, я хочу, чтобы ты повертелся среди рабочих. Попробуй вызвать их на разговор о политике, узнай, ходил ли кто из них слушать этого Мак-Дугалла. Мак-Дугалл — это и есть тот самый демократ, ты, наверно, знаешь… И я хочу выяснить, присылают ли демократы сюда предвыборную литературу и есть ли у них здесь агенты. Они, понимаешь, кричат, что они имеют право сюда приезжать, говорить свои речи и всякое такое. Северная Долина считается городом, так что закон в некотором роде на их стороне. Если мы их не впустим, они поднимут вой о своих газетах, и это будет нам во вред. Значит, мы должны предупредить их действия. К счастью, у нас тут нет ни одного помещения для митинга, а уличные митинги тоже запрещены — мы издали на этот счет специальное распоряжение. Если же демократы попытаются присылать сюда свои листовки, надо так сделать, чтобы они не попали к рабочим. Ясно?

— Ясно, — сказал Хал и подумал о пропагандистской литературе Тома Олсена.

— Мы объявим, что Компания желает видеть в конгрессе республиканца. А ты не зевай, бери себе на заметку все, что говорят об этом люди.

— Ну что ж, это можно, — сказал Хал. — Но объясните мне, мистер Стоун, почему вас это тревожит? Разве этот иностранный сброд имеет право голоса.

— Беда как раз не в них. Этих мы специально делаем американскими гражданами — им поставь кружку пива, они и голосуют за наших кандидатов. Следить надо за американцами, и англичанами, и за теми иностранцами, которые так долго здесь живут, что умнее всех сделались. Начнут с политики, но это только начало; дальше станут слушать профсоюзных агитаторов, а потом захотят, чего доброго, шахтой управлять.

— Еще бы! Понимаю! — вставил Хал и испуганно подумал, достаточно ли правдоподобно прозвучало его восклицание.

Но начальнику было сейчас не до него.

— Я уже говорил давеча Сайлесу Адамсу, я ищу теперь таких рабочих, которые говорят на каком-нибудь совершение неизвестном языке, — чтоб их никто не понимал. Но это, конечно, невозможно: все равно научатся по-английски, как их убережешь?

Хал решил просветиться, пользуясь этим случаем.

— Мистер Стоун, — спросил он, — но вы ведь не подсчитываете бюллетени, если вам это нежелательно, правда?

— Видишь ли, — ответил Стоун, — надо делать так, как удобнее. Когда я был управляющим в Хэппи-Галч, мы не тратили времени на политику. Компания сочувствовала в то время демократам, и вот раз ночью после выборов мы сфабриковали четыреста бюллетеней за кандидатов демократической партии. Казалось, что все хорошо, но вдруг, как на грех, вызвали в город целую группу рабочих, и они там под присягой показали, что голосовали у нас в поселке за республиканцев. Газеты республиканцев подняли вой, и дурак судья постановил устроить вторичное голосование. Пришлось нам просидеть еще одну ночь за писанием бюллетеней. Столько было лишней возни!

Начальник засмеялся, и Хал вежливо вторил ему.

— Так вот, понимаешь, надо учиться управлять. Если у тебя на шахте люди голосовали не за того, за кого надо, начальство про это узнает обязательно, а если, с другой стороны, все бюллетени одинаковые, тоже будут тобой недовольны. Есть такие среди нас, которым наплевать, но я в тот раз получил урок, и у меня теперь такое правило: пресекать всякую оппозицию на корню. Ясно?

— Ясно.

— Может, старший мастер и не имеет права соваться в политику, но в одном он хозяин: подбирать рабочих по своему усмотрению. Ведь проще всего — вовремя выкорчевать, вот так!

Хал на всю жизнь запомнил, как Алек Стоун иллюстрировал эти слова своими мясистыми лапами. Дальше он уже говорил без прежнего благодушия:

— Кто не захочет голосовать по моей указке, может убираться подальше отсюда. Вот и вся моя политика!

Опять помолчали. Стоун курил трубку. Потом ему, вероятно, пришло в голову, что незачем пускаться в такие подробности, когда вербуешь политического агента. Поэтому, заканчивая аудиенцию, он сумел опять придать своему голосу добродушные нотки:

— Вот так, парень! Завтра скажешь, что вывихнул руку и несколько дней не будешь работать. Это даст тебе возможность потолкаться среди рабочих и послушать, что они говорят. Ну, а я распоряжусь, конечно, чтобы тебе заплатили за эти дни.

— Спасибо, сэр, — сказал Хал, пряча радость.

Мастер поднялся с места и выколотил пепел из трубки.

— Запомни — мне нужны факты. На меня работают и другие парни, и я всех проверяю. Может так получиться, что я поручу кому-нибудь последить и за тобой.