Призрак автора - Джон Харвуд

Из этого она заключила, что будет, как и надеялась, единственной гостьей, уселась поудобнее и расслабилась. Когда глаза ее привыкли к яркому свету, она поняла, что находится в комнате не одна: на столике возле окна стояла фотография — портрет молодой женщины, которой могла быть только Лидия. Она была и похожа, и не похожа на ту Лидию, которую рисовала в своем воображении Джулия: на первый взгляд, лицо было круглым и детским — уж очень трогательными казались нижняя губа и подбородок, но в то же время в нем угадывалась скрытая чувственность, которая становилась все заметнее, стоило лишь вглядеться в эти темные глаза, глаза женщины, в полной мере сознающей силу своего очарования. «Навеки ты, любовь!» — вдруг пронеслось в сознании Джулии, и она тут же пожалела, что вспомнились эти строки.

Она все рассматривала портрет Лидии, когда в комнату вернулся Фредерик с чайным подносом. Но он, казалось, и не заметил ее состояния, а пустился в рассуждения о том, как лихо ему удалось сегодня утром прочитать четыре новеллы и написать на них рецензии, не вычеркнув ни строчки, а потом успешно продать их на Флит-Стрит. Джулия почувствовала легкий укол досады при мысли о том, с какой легкостью критики оценивают месяцы, а то и годы писательского труда, но тут же строго одернула себя, вспомнив о том, что Фредерик вынужден зарабатывать на жизнь исключительно своим пером, будучи лишен роскоши солидного годового дохода Эрнеста Локхарта, и это отозвалось в ней болью уже другого сорта. Они сменили несколько тем, но ни одна не вылилась в оживленный разговор; возможно, все дело было в холодном прямом взгляде Лидии, от которого Джулия никак не могла отрешиться; как бы то ни было, напряженность между ними возрастала, и она уже пожалела, что пришла. Комната стала казаться слишком тесной; она чувствовала, что начинает задыхаться от собственных страданий, и ей пришлось попросить Фредерика открыть окно. Он тут же вскочил со своего кресла и распахнул окна, впуская благословенный воздух. Не в силах больше терпеть взгляд Лидии, Джулия поднялась и тоже подошла к окну.

Она еще никогда — во всяком случае, ей так казалось — не была так высоко над землей. Балкон показался ей крохотным, не больше подоконника. Пол его был сделан из прессованного металла, а ограждением служили лишь две поперечные перекладины. Верхняя находилась на уровне чуть выше ее талии. Даже стоя в оконном проеме, Джулия ощущала, что смотрит прямо в пропасть. В этот момент она не испытывала ничего, кроме страха, который все сильнее овладевал ею; головокружительная высота неудержимо манила вниз, еще мгновение — и она бы бросилась через перила прямо в пустоту. Это видение вспышкой пронеслись в ее сознании, и вот уже она видела перед собой Фредерика, который открыл рот, словно хотел что-то сказать, но его движения почему-то казались замедленными, и ей вдруг захотелось сравнить его с гигантской птицей, раскрывшей клюв. Так же неестественно медленно она потянулась к нему, словно в поисках опоры, разрываясь между ужасом и нелепым желанием расхохотаться, а между тем Фредерик уже заключил ее в свои объятия, и она наконец почувствовала прикосновение его губ. Головокружение не прошло; возможно, они действительно падали вниз, но это уже не имело значения, ведь она не ощущала своего тела, а значит, летала.

В тот вечер она бродила в одиночестве по берегу озера Серпантин в Гайд-Парке и думала, что мир прекрасен. Она понимала, хотя и смутно, что пропасть между ее нынешней ситуацией и той жизнью с Фредериком, которую она рисовала в мечтах, может оказаться непреодолимой, но она уже не могла его оставить; возможно, ее муж и смирится с неизбежностью; а пока она пребывала в полном блаженстве, наслаждаясь закатом и упиваясь сознанием того, что Фредерик ее любит и скажет об этом еще раз, но уже завтра, перед заходом солнца. Однако утренняя почта принесла ей лишь короткую записку: «Дорогая госпожа Локхарт, я очень сожалею, но вынужден отменить нашу встречу сегодня; дела совершенно неотложные тому причиной, и я молю лишь о том, чтобы вы соблаговолили принять мои самые искренние извинения. Верьте мне, преданный вам, Фредерик Лиддел».

Джулия всегда ценила его такт и благоразумие, но официальный тон и краткость записки, хуже того, отсутствие хотя бы намека на новую встречу, оскорбили ее до глубины души. Она тщетно пыталась убедить себя в том, что в конце концов Фредерику нужно зарабатывать себе на жизнь; но, с другой стороны, если раньше эти обстоятельства не препятствовали их встречам, то почему они должны стать преградой сейчас? Остаток дня она провела в глубоком отчаянии. После мучительной бессонной ночи Джулия решила, что больше не выдержит. Как только муж отправился в парламент, она послала Фредерику неподписанную записку, сообщив, что будет у него в три часа дня.

Он ждал ее у подъезда, когда она подъехала в своем кебе. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы подтвердить ее худшие опасения. В молчании они медленно преодолевали бесконечные марши лестниц, пока не оказались в его комнате, где еще витал дух недавней страсти. Поддавшись воспоминаниям, Джулия обернулась к Фредерику, словно умоляя разбудить ее, прервать ночной кошмар. К ее ужасу, он непроизвольно отшатнулся, прежде чем к нему вернулись заученные вежливые манеры, и это добавило ей унижений. Яркий солнечный свет, струившийся в комнату, словно подшучивал над ней; но окна были закрыты.

— Фредерик, скажи мне, что случилось?

От волнения она едва могла говорить.

— Боюсь, что я… я не свободен, — пробормотал он, — то есть я хочу сказать… мое сердце занято… я надеялся преодолеть это… но получается, что не могу… — Конец фразы так и не дался ему.

— Ты имеешь в виду, что у тебя есть кто-то еще?

— Да. — У него был взгляд мертвеца.

— Тогда почему ты мне раньше не сказал об этом?

— Я говорил. Но я надеялся…

Она не понимала до тех пор, пока он жестом не указал на портрет у окна. Джулия застыла под холодным неумолимым взглядом Лидии, отказываясь верить в то, что услышала.

— Но она мертва, Фредерик. А я… — но продолжить так и не смогла.

— Для всего мира — да, но только не для меня.

— И ты считаешь, что предал ее, — бесцветным голосом произнесла она.

— Да, — ответил Фредерик. — Я ужасно виноват…

Сдерживать слезы уже не было сил; не видя ничего перед собой, она вышла из комнаты, оставив его наедине с его терзаниями.

Шли месяцы, и Джулия чувствовала, что пропасть между ней и ее прошлой жизнью становится непреодолимой. Потребность говорить о своем горе оставалась столь же острой, но рядом не было никого, кому она могла бы доверить свою тайну, даже близкая подруга Мэриан не годилась на роль поверенной. Возможно, в ней говорила гордость; да и как, в самом деле, признаться в том, что ее отверг любовник и из-за этого жизнь пошла прахом. Многие женщины из числа ее знакомых отнеслись бы к подобной ситуации точно так же, как к очередному проигрышу в крокет. Джулия и сама не ожидала, что ее переживания выльются в такое отчаяние; временами у нее возникало ощущение, будто она бродит по руинам некогда процветавшего города. Между тем никто из ее окружения, казалось, не замечал в ней перемен. Она и сама, глядя на себя в зеркало, удивлялась тому, что видит перед собой все то же лицо, которое Фредерик когда-то называл красивым, правда, чуть бледнее и тоньше обычного.