Записки «черного полковника» - Сергей Трахимёнок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Возьми в баре бутылку вина и пойдем к тебе в номер, — сказал он.
— Что взять?
— Скажи в баре зор шарап[11], они знают.
Расим купил в баре две бутылки вина, поместил их в непроницаемый пакет, и они направились в номер.
— Я буду ночевать у тебя, — сказал Фарук, когда они расположились в номере. — Вдруг тебя захотят арестовать.
— А ты сможешь воспрепятствовать этому? — спросил Расим.
— Я смогу позвонить Эрдемиру, — сказал Фарук и показал на мобильный телефон.
Расим достал из шкафчика сласти, которые ему оставляли горничные в соответствие с традициями отеля, разлил в чайные чашки вино.
Фарук взял в руки чашку, произнес: «Будьмо», — и опрокинул содержимое в рот.
— Ты был в Украине? — спросил его Расим.
— Где я только не был, — сказал Фарук, — но на Украине не приходилось.
— Я чего же ты говоришь по-украински?
— Я учился с украинцами, — произнес Фарук, плеснул себе в чашку вина, выпил без тоста, а потом сказал так, как говорят в голливудских фильмах крутые ребята менее опытным: — Ну ты, парень, попал…
— Я без тебя этого не знаю? — ответил ему Расим. — Ты чего заводишь меня, нагнетаешь обстановку? Вы что с Эрдемиром играете в плохого и хорошего полицейского?
Фарук после этих слов внимательно посмотрел на Расима, а потом налил себе еще и сказал:
— А ты, парень, не дурак, но я тебе так скажу: я тут не при чем. Я просто хороший парень, который тебе помогает. А Эрдемир действительно плохой парень, но без него моя помощь была бы, как это у вас там говорят: пшик. Без него нам из этой ситуации не выбраться. Я, конечно, знаком с ним, но если бы не нужда, не стал с ним связываться. Ты видел, что у нас произошло в ресторане? Мы совершенно разные люди. Он каморканский ортодокс, или, как говорят в Америке, — ястреб. Я же нормальный человек, и многое во взглядах Эрдемира мне не нравится. Но только он может выручить тебя в этой ситуации, и я вынужден общаться с ним, да и тебе это придется делать, потому что другого выхода у нас с тобой нет. У него не то в друзьях, не то в коллегах генерал К. А это имя заставляет здесь вздрагивать многих.
— Ладно, — примирительно произнес Расим. — Вы мне помогаете, а я, выходит, кочевряжусь… Давай выпьем.
Они выпили еще, и языки их окончательно развязались.
— Ты мне поясни, — сказал Расим, — что тебя связывает с Эрдемиром?
— Ничего, но я предполагаю, что он за мной присматривает, как за политически неблагонадежным каморканином.
— Он полицейский или…
— Нет, он проходит по ведомству иностранных дел.
— Ясно, он дипломат. А что он делает здесь, в Турции?
— Я полагаю, что он здесь отдыхает, так же как это делаешь, например, ты.
— А в чем выражается его наблюдение за тобой?
— Эрдемир принадлежит к некоему клану каморканской элиты, своего рода аристократии…
— Отсюда его возможности?
— Да.
— Ты говоришь, что ты его друг. Для чего ты с ним дружишь?
— Мне лучше иметь Эрдемира в друзьях, чем в оппонентах.
— Почему?
— Потому что такие, как он, определяют погоду в Каморкане, а я житель Каморканы и, как всякий человек, хочу жить, и жить не в тюрьме.
— И только?
— Нет, не только. У него скверный характер. Ты мог в этом убедиться, но лучше все же держаться к нему поближе.
— Не пойму твоей логики… От людей, которые тебе неприятны, лучше держаться подальше.
— Это вы в своей России можете держаться подальше от тех, кто вершит вашими судьбами. Потому что в России большие расстояния позволяют это сделать. А в маленьких странах, таких как Каморкана, все наоборот.
— Я всегда обращал внимание, что жители маленьких стран пытаются как-то компенсировать их незначительные размеры…
— Не все жители, не все… — сказал Фарук и опять налил себе вина. — Это свойство некоторых элитных социальных слоев.
— Таких, к которым принадлежит Эрдемир?
— Отчасти.
— Теперь мне понятно, почему он говорит о Турции, как о стране, которая заблудилась и идет не тем путем.
— Он не только говорит. Помнишь, у вас в тридцатые годы был написан роман, который назывался «Золотой телец».
— Ты имеешь в виду «Золотого теленка»?
— Да. Так вот там говорилось: идеи наши, бензин ваш. Эрдемир полагает, что в Турции есть много людей, которые поддержат его взгляды. И каморканские аристократы с их идеями на турецком «бензине» въедут в земной рай.
— То есть устроят жизнь так, как этого хотят те, кому принадлежат идеи?
— Да.
— Поэтому Эрдемир больше живет в Турции, чем в Каморкане?
— Знаешь, я не вычислял, сколько он живет в Турции, а сколько в Каморкане. Но в Турции он бывает часто, у него здесь много друзей, которые, наверное, смотрят на жизнь так же, как он. И это хорошо.
— Почему хорошо?
— Это хорошо для тебя. Потому что без друзей Эрдемира тебе отсюда не выбраться.
— Ну да…. Сначала меня облыжно обвиняют в фальшивомонетничестве.
— Не понял, что такое — облыжно?
— Ложно.
— Расим, я не уверен, что это провокация. Уж очень все хорошо складывается…
— Ты полагаешь?
— Да, ведь все, что с тобой случилось, происходило на моих глазах.
— Вот-вот…
— А, ты думаешь, что я тоже участвую в этих игрушках?
— Не знаю, но я не хотел бы лишиться именно сейчас единственного друга.
— С этим нельзя не согласиться, — произнес Фарук и снова предложил выпить.
Они выпили одну бутылку, затем — вторую. Потом Фарук снял башмаки и завалился спать на угловой диван, сказав, заплетающимся языком:
— Дверь никому не открывай. Если будут стучать, разбуди меня. Мне надо будет связаться с Эрдемиром. Не открывай дверь, а то опять влетишь…
«Почему опять?» — подумал Расим и тоже стал укладываться спать.
Виктор Сергеевич
Виктор Сергеевич выругался и перевернулся на другой бок.
Что делать? Собраться и уехать, не продолжая контакта с «Джонатаном»? Или дать всему течь так, как все течет сейчас? Авось куда-нибудь и выплывет…
Он вспомнил, как однажды попал в проверочную ситуацию. Лет двадцать назад он пересекал границу США. Вдруг откуда-то со стороны появился какой-то таможенный начальник и демонстративно отбросил его чемодан в сторону. Шли пассажиры самолетов, давно прошла группа, в составе которой он был, началась проверка следующих групп. А он все стоял. Он просто стоял, не делал недоуменное лицо, не пытался выяснить или хотя бы понять действия таможенного чиновника. Он играл роль человека, которого таможня обслуживает. И если таможне захотелось отставить его чемодан в сторону, то она сама рано или поздно объяснит, для чего она это сделала. Он ждал, чем это все закончится. И таможенник, что-то пробурчав себе под нос, бросил его чемодан на ленту конвейера.
Двадцать лет назад никто ничего не писал в газетах и журналах о разведке и контрразведке. Теперь же появилась масса «исследователей», а точнее — промывателей мозгов — которые «анализируют» и безапелляционно комментируют деятельность разведки. Причем некоторые из них делают вид, что «они тоже оттуда». Но, мол, не могут это открыто признать, правила игры, дескать, такие.
Однако как разведчик Виктор Сергеевич имел на этот счет собственное мнение, которое объяснялось способностью узнавать «своего» или «чувством на своих». Встречаясь с незнакомыми людьми, он уже после нескольких фраз начинал чувствовать их принадлежность к клану разведчиков, во-первых, и своих разведчиков, во-вторых. И после нескольких первых предложений очередной публикации и даже по заголовку он также мог сказать: профессионал писал эту статью или очередной «исследователь».
В Вильнюсе Виктор Сергеевич встретился со своим старым другом Арвидасом. В советские времена тот был журналистом одной из центральных газет. В новые же времена, хотя в Литве и не было официального запрета на профессии, в газеты его не брали. И Арвидас зарабатывал на хлеб таксистом. Это не мешало ему время от времени посещать кафе в Доме писателей, где всегда готовили хороший кофе. В этом кафе Арвидас и познакомил его с Сигидасом, который должен был везти отдыхающих в Италию.
Однако до отъезда было еще три дня, и Виктор Сергеевич изучал город, чтобы деталями подтвердить легенду своего «возникновения» из Вильнюса: ходил по Старому городу, запоминал детали православных и католических храмов. В конце концов он поймал себя на мысли, что мог бы зарабатывать на кусок хлеба, водя экскурсии по улицам старого Вильнюса и рассказывая экскурсантам легенды о крещении прадеда Александра Пушкина Ганнибала в Пятницкой церкви или о том, что Наполеону Бонапарту весьма понравился храм Святой Анны и он сожалел, что не может забрать его с собой в Париж.
А еще Виктор Сергеевич в массовом количестве просматривал западноевропейские газеты. В одной из них он нашел статью о Богдане Сташинском. Сташинский был назван агентом Советов, который окончил некую школу КГБ, готовящую боевиков — исполнителей смертных приговоров.