Месть Акулы - Сергей Майоров

Она рассмеялась:

— Хочешь на меня посмотреть? Кто бы подумал, что ты любишь инцест! А такой с виду правильный.

— Не хочу.

— Значит, пусть будет по-твоему. Станцует Анжелка, независимо от итогов голосования. Все, отпусти!

Оставив Андрея, Вика торопливо скрылась за дверью позади сцены. Андрей, проводив её взглядом, вернулся к столу, где его ждали Фадеев и Волгин. Блондинки с ними не было.

— Бросил? — спросил он Сергея, усаживаясь.

— Договорились встретиться завтра.

— Поздравляю.

— Между прочим, девушка очень приличная. Работает в школе преподавателем ботаники.

— Хм… За шестьдесят баксов, по вечерам рыдая перед «стрелочкой» на колготках?

— Что?

— Не обращай внимания. Её подруга тоже учитель?

— Ага. Только по математике, в старших классах.

— Это было подстроено…

— Что?

Фадеев, который наблюдал за диалогом с видом несколько ревнивым и недоуменным, постучал ножом по тарелке:

— Мужики, хорош развлекаться! Пока вы там дамочек обнимали, я всю работу за вас провернул.

— Водку, что ли, нашу выжрал?

— Софронов вернулся. Сидит в кабинете Гордеича, можно пойти и забрать.

— Пошли!

— Вам-то хорошо, вы своё получили. А старый и заслуженный майор, как обычно, оказался выкинут на свалку.

— Ничего, Чапаев, тебя Инесса подберёт, отчистит и согреет.

— Если бы! Который год с этим делом «динамит».

Когда опера выходили из зала, «белый костюм» отплясывал твист, а кавказец, присоединив рыжеволосую к субтильным «фотомоделькам», рассказывал что-то залихватское, пыжился и жестикулировал, как пропеллер. «Математичка» смеялась, чувствуя себя победительницей, овладевшей вниманием достойного человека. Одинокая блондинка помахала Волгину рукой…

— Интересно, какую лапшу ты повесил ей на уши? — проворчал Фадеев, боковым зрением уловив прощальный жест девушки.

Глава пятая

Софронов сидел на стуле в кабинете директора, широко расставив ноги и скрестив на груди руки. Пальто и кепка лежали на коленях. Гордеич, расположившись за столом, щёлкал клавишами калькулятора — как показалось Волгину, он пытался замаскировать своё волнение, а не производил сложные вычисления.

— Дима? — спросил Акулов, останавливаясь перед Софроном.

Тот посмотрел на опера и промолчал.

— Вставай и поехали.

— Куда?

— Туда.

— Станислав Гордеевич! — Софронов повернулся к директору.

Тот, вздохнув, выключил калькулятор.

— Дима, у товарищей из органов к тебе есть несколько вопросов. Отправляйся с ними.

— А кто будет работать?

— Не беспокойся.

Софронов поджал губы. Посидел, глядя в пол. Потом резко поднялся, уронив кепку, и принялся надевать пальто. С двух раз попасть в рукав не получилось, и Акулов помог, подержал тяжёлый реглан, пока преступник, совладав с нервами, не напялил своё одеяние.

— Спасибо…

Когда проходили через вестибюль первого этажа, один из охранников, недоуменно нахмурившись, шагнул им навстречу, но прежде, чем Фадеев успел его отодвинуть, вмешался напарник. Он дёрнул коллегу за локоть и прошептал на ухо несколько слов, от которых лицо молодого секьюрити вытянулось и закаменело.

Как только менты и Софронов скрылись за дверью, он демонстративно сплюнул:

— Ненавижу! Ну чего им дома-то не сидится?! Сначала жрут на халяву, потом права начинают качать. Димон-то при чём, чего он им сделал? Разве что обматюгать мог, если они сильно зарвались.

Около машины Акулов обыскал Софрона. В боковом кармане пальто нашёлся ножик, не относящийся к холодному оружию, но достаточно большой для того, чтобы нанести им проникающее ранение.

— Разве это запрещено? — спросил Софрон, с неприязнью наблюдая за действиями оперативника.

— Тебе он больше не пригодится… — Акулов прикусил язык. Раньше времени предупреждать задержанного о том, что избитый им человек умер, было бы существенной тактической ошибкой.

Повезло, Софронов оценил слова поверхностно, приняв их за обычный милицейский прикол.

— Обойдёмся без наручников?

— Я никуда не убегу.

Сели в «Ниву». Фадеев — за руль, Акулов и Волгин — на задний диван, по бокам от задержанного.

— Может быть, наконец объясните, куда мы едем и какие у вас ко мне претензии?

Трём операм доводилось слышать подобные вопросы не одну сотню раз. Столь же традиционно ответил и Волгин:

— Едем в Северный район. А что касается претензий, то все свои грехи ты знаешь лучше нашего.

— Рассчитываете, что я сдуру в чём-то признаюсь?

— Время покажет. Главное, что от твоего признания — или молчания — нам ни тепло, ни холодно не станет. При таком количестве свидетелей и материальных улик признание обвиняемого нужно лишь для того, чтобы оценить его первоначальный умысел и отношение к содеянному. Никто ведь не знает, какая мысль на самом деле была в твоей дурной башке…

— Оскорбляете?

— Нет. Просто констатирую очевидное.

Софрон замолчал и минут десять грыз ногти, глядя в окно на пролетающие мимо светофоры, дома и мосты. Фадеев увеличил громкость магнитолы:

«…А в Тверском ГПУ молодой оперокшил дела с пролетарским размахом.На столе у него я прочёл некролог,и кольнуло в груди под рубахой.

Была зверски замучена бандой в Москвена задании Савина Мила.На ментов ведь работала, дым в голове,а вора не „спалила" — любила…»

Как только песня закончилась и ударило из динамиков шипение пустой магнитной плёнки, Софронов спросил дрогнувшим голосом:

— На меня пожаловался Никита?

— Нет. Он про тебя не сказал ни единого слова, — ответил Волгин чистую правду.

— Не верю!

— Тоже мне, Станиславский нашёлся! Придёт время, и убедишься. От слов Никиты сейчас ничего не зависит. Слишком сильно ты его отдубасил, и слишком многие это видели.

— Этот козёл давно нарывался.

— К девушке твоей приставал?

— Даже меня не боялся!

— Значит, причина драки именно в этом? В неуважении к твоей личности?

Софрон подумал и вздохнул:

— Сучка не захочет — кобель не вскочит. Давно надо было другую куклу найти. А я все чего-то тянул, надеялся, что снова будет как раньше…

— Раньше было хорошо?

— Не очень. Здорово я его отмудохал?

— Ты хвалишься, или тебя интересует результат поединка?

— Чем там хвалиться? Этой глисте любой сопляк мог запросто накостылять!

— Девушка — «кукла», соперник — «глиста». Чего же ты, такой сильный и умный, с ними связался? А что касается мордобоя — хватило бы и четверти дозы…

Разговор, начавшись в машине, был завершён в кабинете 13-го отделения. Ни охотничьего азарта, ни ненависти по отношению к душегубу опера не испытывали. Акулов пошёл искать следователя Риту Тростинкину, а Фадеев, вставив в диалог буквально несколько слов, в дальнейшем откровенно скучал. Листал порнографический журнал, завалявшийся в одном из столов, зевал, пробовал играть в «тетрис» на своём сотовом телефоне и даже вздремнул, преклонив голову на стопку книг разного жанра, от комментариев к УПК до женского романа «Стальная эрекция».

Софронов, услышав за спиной тихий храп, развернулся, прочитал название на корешке бестселлера и усмехнулся:

— Представляю, что ему снится.

Словно в подтверждение этого, Фадеев застонал, встрепенулся и, подняв голову, окинул кабинет мутным взглядом. Потом сфокусировался на часах, разобрал положение стрелок и, произведя в уме несложные вычисления, сварливым тоном задал вопрос:

— Вы ещё долго собираетесь ковыряться?

— Заканчиваем.

— Клиент кочевряжится? Давно пора по домам разбегаться… — Игорь Александрович потёр скулу, на которой алели пятна от контакта с жёсткой обложкой «Эрекции», потянулся, отчётливо хрустнув суставами, и отправится, по его собственному выражению, «нашакалить немножечко кофе».

Пока его не было, Волгин дописал показания Софрона. Пробежал глазами получившийся текст, остался доволен и отдал два покрытых плотными строчками листа Дмитрию:

— Читай. Если найдёшь ошибки — ничего не зачёркивай, скажи мне, допишем отдельно.

— Все правильно. Я видел, как вы писали.

— Читай, кому говорят… — Сергей растёр лицо, почувствовал взгляд Софрона и поднял на него покрасневшие глаза: — Что такое?

— Пока никого больше нет… Мы можем как-нибудь договориться? Я зарабатываю не очень много, но…

— Нет.

— Почему?

Сложно ответить на такой простой вопрос. Пускаться в объяснения, вспоминать про нравственность и мораль — значит, провоцировать взяткодателя на словоблудие. Он ведь вполне искренне верит, что все продаётся, и мент, отказываясь от предложенных денег, просто набивает цену. Гораздо проще зарядить в ухо. Законом это запрещено, но действует очень эффективно, отбивая у преступника желание к продолжению аукциона.