Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков

Пролежни. Желтые, зеленые, черные. Во все тело. Некроз мягких тканей, вот здесь, на спине и ягодицах. Нет, он не встает. Совсем не встает. Четыре года уже. А ему всего восемь.

Имплант у него в голове. Врачи запрещают его деактивировать. Они боятся, что тогда он выбросится в окно. Или сойдет с ума. Но мать говорит, пусть лучше идет в окно, чем гнить заживо у нее на глазах. Вонь в его комнате невыносимая. Идем дальше…

Ника. Барнаул. Там тоже есть наши пациенты… Нет, Тамара, вы не будете нашими пациентами, я очень надеюсь. У вашего Филипки пока все хорошо, прямых показаний к удалению импланта нет, но посмотрите на Нику… У нее тоже не было особых проблем. Просто она была одной из первых, и она родовая, как ваш Филиппчик… Не надо так говорить? Простите! Не буду! Хорошо-хорошо…

Так вот, Ника тоже не знала реальности с самого начала. Потом имплант сняли. У нее была тяжелая сложная реабилитация… И девочка сломалась. Облила себя горючей жидкостью, подожгла и выбросилась в окно. А ведь она совсем кроха… Психоз, да, потому что слишком долго, всю жизнь, она видела мир через имплант… Психика не выдержала.

Но Ника выжила. Она умничка, справилась. И врачи совершили чудо, сохранили часть нервной системы, остальное восстановили генетики. Эти ребята лепят своими руками настоящие чудеса. А вот еще случай.

Дома его по имени никогда не называли. Медбратья-надзиратели звали его не иначе как «мясной Кирюша». Почему? Я, наверное, зря сказала… Вы смотрите, смотрите, в принципе, он выглядит безобидно сейчас. Год прошел уже, даже больше. У него пошло по наихудшему сценарию, он натерпелся, наш мясной мальчик, имплант начал терять питание, и случилась нейрореакция… То, что рисовал имплант, начало неконтролируемо смешиваться с реальностью. Сбой, да. Это были тяжелейшие кошмары, которые здоровым людям даже представить трудно. Он увидел то, что было за гранью. Ни один взрослый бы не выдержал…

Вы правы, случай не самый, скажем так, типичный. Простите, но у меня нет задачи помочь вам в написании научной работы… Я просто демонстрирую вам примеры.

Кирюша был очень предан старшей сестре, которая частенько издевалась над ним. Он слушал ее во всем и спрашивал разрешения, даже когда шел в туалет. Нет, он нормальный. Просто вот такое побочное действие импланта, который не стали удалять, оставили. Нарушение контроля. Спрашивал, по-большому или маленькому сходить…

Ему всего десять лет, да. Ого, он идет, смотрит прямо на вас, вы можете потрогать его, даже поговорить с ним, не бойтесь, в этом режиме безопасно…

Что он сделал? Он проткнул спицами во сне сестру и родную мать. Точнее, это были иглы. Мама работала на генетической фабрике, где модифицируют животных, и у нее лежали специальные иглы. Они легко входят в тело, и сразу насквозь, да.

А «мясным» Кирюшу прозвали, потому что он после того, как их заколол… четыре дня… он… Что с вами? Тамара? Тамара!!! Стоп. Стоп. Выключайте! Воды! Зовите бригаду!!!

Сара смотрела через монитор, как в процедурной с Тамары Арнольдовны снимали датчики. Когда ее отстегнули от кресла и сняли шлем, Сара внимательно посмотрела на нее и поймала себя на мысли, что не узнает пациентку, ее лицо как будто расправилось, оно было бледное, но необычайно умиротворенное.

Сара вошла в кабинет, посмотрела на сосредоточенно нахмуренного Сомова, он вздрогнул, поднял голову и выдохнул.

– Ненавижу рассказывать истории болезней, – сказала Сара и положила на стол доктора гладкий черный брусок ключа доступа.

– Такая у нас работа, – сказал Сомов.

– Это же она подписала отказ от деимплантации? Давайте документ, думаю, она готова снять подпись… – сказала Сара, и по лицу Сомова скользнула улыбка. Он встал из-за стола, но Сара остановила его: – Доктор, вы провели все необходимые исследования? У мальчика точно нет патологий?

– Нет. Он хороший. Хоть и родовой, но хороший. Все будет нормально, – сказал Сомов твердо.

Родовым Филипп не был, доктора ошиблись. Во всяком случае, в памяти извлеченного импланта сохранились кое-какие следы со зрительных нервов. Возможно, во время имплантации младенцу уже было несколько дней.

Картинка не совсем четкая, туманная, так как зрительные органы не до конца сформированы, но различить можно: красный, налитый кровью закат в полнеба, неровный черный контур дымящихся руин – обычная картина войны, и на этом фоне – сливающийся с черным, но четко вырезанный на красном – застывший силуэт обгоревшего боевого робота. Высотой около семи метров, он стоял склонив голову, подняв вверх толстый обрубок руки, из которой торчали провода и силовые тросы и изредка вылетали искры. Печальная картина, которую Сара рассмотрела покадрово, на реальной скорости была мгновением, захваченным при подключении импланта.

Закат с мертвым роботом был спереди, сбоку догорало жилое здание с серыми, испещренными осколками стенами, еще чуть назад – головка ребенка качнулась – далеко в небе висела платформа IMT, с которой на город водопадом лился поток огня. Место, в котором полевой хирург нашел маму с сыном, было кошмарным – большая воронка от взрыва фугаса, с водой и грязью, с обугленными, замызганными нефтью склонами. Гарь, дым, огонь, резкая вонь горящего пластика, опасные химикаты. Как в таких условиях умудрились сделать требующую ювелирного мастерства операцию – одному богу известно.

Когда ребенку закрыли глаза ладонью, это был, видимо, захват хирурга, простейшая фиксация, чтобы через нос внедрить капсулу с имплантом, где она раскроется, жидкость вытечет и примет нужную форму, после чего искусственные молекулы начнут взаимодействовать с нервными клетками и под управлением врача будет запущена симуляция. На все это требовалось семь секунд. А дальше на записи видно, как стенки черной, склизкой, с торчащими кусками арматуры воронки вдруг плавно, но быстро превращаются в поверхность чего-то мягкого, воздушного, похожего на белоснежное одеяло…

Далее, судя по движению, хирург отпустил головку, и Филипп начал осматриваться. И тут начались поразительные метаморфозы. Стены догорающего здания разгладились, пробоины от снарядов быстро, как на ускоренной перемотке, начали затягиваться – и дом заиграл нежными желто-розовыми оттенками; огонь на крыше обернулся голубым воздушным фонтанчиком, головка Филиппа повернулась – и черного остова робота уже не было, а багровый закат превратился в ярко-синее небо с плотным бирюзовым оттенком под самым куполом; вместо черного контура городских развалин Сара увидела густой реликтовый лес…

Вдруг голова ребенка откинулась, и перед его глазами на мгновение – Сара много раз перематывала, рассматривала – возникло жуткое черное лицо в ссадинах, крови и копоти, с широко