Сердце Солнечного воина - Сью Линн Тань

– Я слышала, – перебила Шусяо, наморщив лоб. – Где ты была? Тебе же нельзя уходить.

Я взглянула на генерала Цзяньюня. Он по-прежнему оставался одним из советников императора, к тому же ему лучше не знать. Хотя его неожиданное присутствие вызвало у меня тревогу.

– Есть новости о Ливее? – спросила я, уклоняясь от вопроса Шусяо.

– Никому не разрешено посещать Его Высочество. Император приказал, чтобы принц оставался один в своих покоях, – мрачно сказал генерал.

Я закусила щеку.

– Он сумел поговорить с отцом?

Генерал Цзяньюнь покачал головой.

– Его Небесное Величество отказывается предоставить принцу аудиенцию до тех пор, пока Его Высочество не извинится, чего тот пока не сделал. Император также не слушает тех советников, кто выразил свою озабоченность по поводу обращения с принцем.

– Но мы здесь не поэтому. – Выражение лица Шусяо было мрачным. – Солдаты собираются. Они идут сюда во главе с генералом У.

По позвоночнику пополз страх.

– Зачем?

– Император вынес приговор твоей матери, всем вам. – Она судорожно вздохнула. – Заключение в башне.

Башня была Небесной тюрьмой на окраине царства, где содержались такие злобные монстры, как Костяной Демон. Место полного запустения, окутанное тьмой, ни окон, ни дверей, ни малейшего проблеска света.

– Надолго?

Ответил генерал Цзяньюнь:

– Срок не установлен.

– То есть, возможно, навсегда.

Внутренности скрутило от отчаяния. Император уже делал так с моей матерью и с драконами, их наказание затянулось на неопределенный срок без шанса на помилование. Наши имена забудут, а история станет не более чем очередным поучительным рассказом о неповиновении Небесному императору.

– Одни пытались вступиться за твою мать. Чанъэ никогда раньше не уклонялась от долга; видимо, случилось что-то неожиданное. – Лицо генерала Цзяньюня потемнело. – Но другие исказили наши слова, утверждая, что ее беспрецедентный проступок в тот день, в праздник Его Небесного Величества, наверняка подстроен. Некоторые пошли еще дальше, утверждая, что оскорбление Его Небесного Величества – измена, попытка ослабить его положение, подбодрить инакомыслящих и омрачить правление императора.

– Они излишне высокого мнения о нас. То была просто безобидная ошибка.

– В Нефритовом дворце ни одна ошибка не считается безобидной, особенно та, которая вызывает гнев императора, – возразила Шусяо.

– Что вы будете делать? – спросил генерал Цзяньюнь.

– Сколько солдат? Когда они придут?

Лицо Шусяо помрачнело.

– Более ста. Они нагрянут сегодня или, самое позднее, – завтра.

– Сотня? – тупо переспросила я.

Они ожидали, что мы станем сражаться? Это не приглашение сдаться, а настоящее выдвижение войска, чтобы покорить врага и захватить то, что не сдадут. Год назад Небесные солдаты стояли рядом со мной, а теперь… маршировали к моему дому. Мой самый глубокий страх, мой самый страшный кошмар ожил.

– Не могу позволить им забрать нас, – выпалила я.

Повисло короткое молчание, затем генерал Цзяньюнь откашлялся:

– Что с лавром?

– Да пусть забирают, только бы оставили нас в покое. – Необдуманные слова, бесполезная сделка, чтобы отсрочить неотвратимое наказание.

– В чужих руках, кто знает, для чего можно использовать лавр, – возразил генерал Цзяньюнь. – Пусть мы не понимаем его силы, но с ней нужно считаться.

– Как нам бороться с ними? Нас не просто меньше, хотя солдаты однажды помогли мне. – Ужасно не хотелось нападать на тех, с кем прежде сражалась бок о бок.

– Небесная армия уже не та, что была раньше, – мрачно ответил генерал. – Солдат, вставших на твою защиту в тот день, задвинули на второй план, их верность под вопросом. Многие уехали, а тех, кто остался, сослали на дальние рубежи.

Их поддержка дорого им обошлась. Простой порыв, основанный на благодарности, невольно нанес удар по гордости Небесного императора. Один из величайших моментов в моей жизни теперь запятнан чувством вины. Драгоценные секунды ускользали, солдаты императора приближались. Я вглядывалась в лицо генерала Цзяньюня, надеясь на совет, но он молчал. Иногда ответов не было, и нам приходилось действовать по обстоятельствам.

Сложив руки, я низко поклонилась.

– Спасибо за предупреждение. Прошу прощения за невежливость, но вам двоим лучше уйти до появления солдат.

Морщины на лбу генерала Цзяньюня углубились, словно следы от пальцев на песке.

– А как поступите вы?

Я не ответила, сражаясь с нервами. Больше всего мне всегда хотелось, чтобы меня и мою семью оставили в покое, и все же каждый мой шаг подвергал нас еще большей опасности. «Нет, – прошептал мой разум, – ты хотела большего: помочь драконам. Бросила вызов императору, стараясь навязать ему долг, украсть эликсир. Даже сейчас пытаешься придумать способ остановить атаку. Тебе никогда не хватало оставить все как есть… Ты всегда хотела большего. Мирная жизнь не про тебя».

Мои зубы впились в губу. Раньше я молчала, стараясь избегать гнева императора, глупо надеясь, что прошлые обиды забудутся лет через десять. Какое мне дело до политики, до этих смен власти? Такие вещи были вне моего ничтожного влияния. Однако семена предательства посеяны, и пришло время пожинать их урожай. Император мне не доверял, а я – ему. Стоило представить, как правитель доберется до лавра, и становилось нехорошо, тем более что я не знала последствий.

Если бы только у нас были союзники, у которых мы могли бы попросить убежища. Принц Яньси не посмел бы укрыть нас; они не рискнули бы своим союзом с Небесной империей. У меня все еще оставалась чешуя, подаренная мне Длинным Драконом. Могу ли я просить зверей о помощи: не нападать на солдат, а просто прогнать? Драконов все равно заметят, а они не желают нового столкновения с Небесным императором. Я бы не стала подвергать их опасности, пока не исчерпала бы все остальные варианты. Сомнение омрачало мою решимость, та колебалась, как пламя, подхваченное ветром. Каждый путь полон опасностей. Если мы сбежим, император не простит, станет преследовать нас по всему царству. Мы также не могли сражаться в меньшинстве. Единственной альтернативой оставалось принять наказание, но осмелюсь ли я полагаться на благосклонность императора, что он в конце концов смягчится и освободит нас?

В голове всплыли слова Небесного императора, его предупреждение в тот день, когда я завоевала свободу для матери: как богиня Луны она по-прежнему должна следить за тем, чтобы светило восходило каждую ночь, – никаких исключений.

Теперь же мама невольно оскорбила Небесного императора, и оскорбление было личным. Пощады ждать не стоит: он никогда не был склонен к милосердию. Их Небесные Величества не любили мою семью, и им выпала идеальная возможность избавиться от нас. Отчасти я радовалась, что Ливея здесь нет. Он поддержал бы нас, выступив против отца, и тот счел бы это непростительным предательством. А так Ливей мог бы заявить, что ничего не знал о моих планах, ведь на самом деле я только что их придумала.

– Мы убежим.

Мое сердце терзалось сожалениями и стыдом. Но я слабо верила в справедливость Небесной империи. Разочарование отразилось на лице генерала Цзяньюня. Возможно, он надеялся, что я встану на защиту лавра, или вообразил, что в моей душе горит искра самоотверженности моего отца. Нет, я не унаследовала ни благородства, ни храбрости. Назовите меня эгоисткой, но я выбрала бы себя. И без того верой и правдой служила империи, но получала в ответ лишь подозрения.

– Я понимаю. Будь осторожна, – сказал наконец Цзяньюнь.

– Нам надо подготовиться, – вставила Шусяо.

– Нам? – переспросила я.

Она с вызовом скрестила руки.

– Я не уйду, пока ты не окажешься в безопасности.

– Как я могу тащить тебя с собой?

– Это не твой выбор, – отрезала она.

Я колебалась, и радуясь, что подруга со мной, и боясь подвергнуть ее опасности.

– Спасибо, – выдавила я. Сама сделала бы для нее не меньше.

– Генерал Цзяньюнь, – обратилась к нему Шусяо, – не могли бы вы послать весточку моей семье? Скажите им, чтобы скрывались, пока снова не получат от меня новостей.

Меня обожгла горечь, что ей придется расстаться с родными и мы вынуждены бежать. Но в бегстве не было стыда; я так уже поступала и не стала бы идти на жертвы из-за пустяка. Самым важным оставались наша свобода и наша жизнь. На них держалась надежда.

Я коротко и резко постучала в дверь матери. Та вышла из своей