Черный август - Тимоти Уилльямз

– Слишком вы большой профессионал, Тротти, чтобы осточертеть.

– Рад это слышать.

– А вот моя работа, боюсь, больше меня не захватит. Мы, к сожалению, не в Милане, Риме или Неаполе. Топчусь на месте, Тротти. Я топчусь на месте.

– Мне бы ваши годы.

– Вы это серьезно, Тротти? Ваш почтенный возраст дает вам в квестуре кучу всяких преимуществ. – Габбиани перевел на Тротти взгляд своих серых глаз.

– Может, поэтому-то начальник квестуры и хочет от меня избавиться.

– А с чего вы вдруг начали вмешиваться в мои дела, Тротти? Сегодня ночью вы вторглись на мою территорию. Может, скажете зачем?

– Вы для этого поджидали меня у квестуры?

– Нам нужно поговорить, – кивнул Габбиани.

– Спасибо, что предложили меня подвезти.

– Как вам кажется, чем именно вы занимались сегодня ночью, Пьеро Тротти?

– Я думал, что вы уехали в отпуск, Габбиани.

Габбиани поднял брови:

– И поэтому вы решили расправиться с моими осведомителями?

– Мне любой ценой нужна информация.

– Почему?

– Делом Беллони занимается Меренда. Меня начальник квестуры хочет спровадить в отпуск.

– Вот и отправляйтесь в отпуск, Тротти. – Сухая усмешка. – У вас мешки под глазами, вы не высыпаетесь, у вас рубашка мятая.

Тротти опустил противосолнечный щиток и посмотрел на свое отражение в маленьком водительском зеркале. На него глянуло его собственное лицо – худое, тонконосое, с близко сидящими глазами. Волосы потускнели и поредели. Седина на висках, глубокие складки вдоль щек.

– И что вы так обо всем печетесь, Тротти?

– Пекусь?

– Обо всем. Словно вы взвалили этот город себе на плечи.

– Что еще я взвалил себе на плечи? – усмехнулся Тротти.

– Что вы так печетесь об убийстве Беллони?

– Розанна Беллони была моим другом.

– Вы еще верите в дружбу? – Габбиани натянуто улыбнулся. – И поэтому вы решили помочиться в моем садике? И нападаете на моих осведомителей? – Зажегся зеленый свет, и автомобиль, взвизгнув шинами, на недозволенной скорости рванулся вперед. Тротти почувствовал резкую боль в шее. Как ни старался Габбиани сохранить непринужденный вид, суставы его пальцев на рулевом колесе побелели.

– Я слыхал, что вы работали в Швейцарии?

(Габбиани разъезжал по городу в своем маленьком «инноченти». Молва же утверждала, что где-то в горах у него спрятан огромный немецкий автомобиль, а в Пьетрагавине есть роскошная вилла. По тем же слухам, вне квестуры Габбиани жил гораздо лучше, чем мог бы прожить на одну только зарплату полицейского).

– Вы могли бы посоветоваться с ди Боно или с Фаттори.

– Мне очень жаль, Габбиани.

– Да вам не жаль, Тротти. Вам никогда ничего не жаль.

– Почему вы так говорите?

– Потому что вы – не импульсивный человек. Прежде чем что-нибудь сделать, вы тщательно взвешиваете все «за» и «против».

– Я не знал, что вы в городе, Габбиани. – Пауза. – Мне нужна помощь.

– Вам нужен отдых. – Быстрый насмешливый взгляд на Тротти, в котором проскользнула искренняя симпатия. – Вы одержимый, Тротти. И часто бываете одержимы каким-нибудь бредом. Беллони мертва – вам ее не воскресить. О дружбе тут можно было бы и забыть, подумайте лучше о себе. Пусть разбирается Меренда – пусть он попотеет на феррагосто. Подумайте о собственной жизни – наслаждайтесь жизнью, пока здоровье позволяет. Забудьте Розанну Беллони.

– Легонько поприжав торговца наркотиками…

– Carpe diem – живи сегодняшним днем.

– Это тот африканец?

– Живи сегодняшним днем – наслаждайся жизнью. Все мы скоро состаримся.

– Торговец наркотиками, Бельтони…

Габбиани в сердцах хлопнул ладонью по рулю:

– Ради Бога, Тротти, оставьте этого несчастного подонка в покое. Вы знаете, что такое Бельтони? Вы поднимаете суматоху, визжат проститутки. Бельтони – дерьмо: вечный студент, который на большее не способен. И у которого кишка тонка всадить себе последнюю сверхдозу.

– Но у него ведь есть знакомые в городе?

– У Бельтони? – Габбиани вдруг успокоился и тихо произнес: – Бельтони – дерьмо собачье, Тротти. Но вы можете навлечь на него беду. Оставьте его в покое.

– Не исключено, что Розанну Беллони убила ее сестра. Марию-Кристину я пока не нашел. Она, возможно, шизофреничка. В санатории ее нет уже три недели.

– В каком санатории?

– В Гарласко. В «Каза Патрициа».

У Габбиани полезли вверх брови.

– Возможно, что Мария-Кристина сидела без гроша, а ей срочно понадобились деньги.

Автомобиль катил по проспекту Независимости вдоль старой запасной железнодорожной ветки, которая сразу же за замком Сфорцеско уходила под землю. Левая рука Габбиани покоилась на рулевом колесе, а правой он плавно переключил скорость.

– Что вы сказали начальнику квестуры, Габбиани? – спросил Тротти.

– Начальнику квестуры?

– Ведь не каждый день мы видим вас возле квестуры.

– Я искал вас, Тротти.

– Что вы сказали начальнику квестуры?

– Неужели вы думаете, что я стал бы рассказывать этому надутому ублюдку из Фриули с партбилетом социалиста в кармане, как вы смешивали с дерьмом моих осведомителей?

– Откуда же ему еще узнать?

– Он узнал, что вы не поладили с Бельтони?

Тротти кивнул, и Габбиани рассмеялся.

– Кто-то ему должен был рассказать. И наверняка не проститутки.

Улыбка сошла с лица Габбиани.

– На кой черт вам Бельтони-то сдался?

– Кому-нибудь могли срочно понадобиться деньги – наличные деньги. Не исключено, что Беллони и была убита из-за денег и…

– И вы в это верите?

– Тот, кому срочно нужны деньги, готов дорого за них заплатить.

На стоянке у больницы Габбиани затормозил. «Приехали». Он отклонился назад и протянул руку к заднему сиденью.

– Захватите с собой пачку «Нацьонали», Тротти. Презент от полиции нравов.

Тротти помотал головой:

– За последние двенадцать лет я выкурил всего три сигареты.

– Думаю, что и трахались не намного чаще.

Тротти возился с дверной ручкой. Потом поднялся с низенького сиденья.

– Думайте что хотите.

– Оставьте Бельтони в покое. Если нужна будет информация, приходите ко мне. – Габбиани снял руку с руля и поднял вверх палец. – Я, может быть, знаю как раз то, что вам нужно.

– Вы это серьезно?

Габбиани засмеялся, и его «инноченти» влился в поток транспорта.

– От этого Боттоне у меня мурашки по коже бегут.

Ощущение тяжести в животе усилилось. Тротти чувствовал себя раздраженным и несчастным. Габбиани и начальник квестуры правы: ему нужно отдохнуть. А сейчас ему нужен был кофе.

– Долго ждете?

Боатти поставил свой автомобиль за больницей – на небольшой площадке между психиатрическим корпусом и моргом. Безумие и смерть.

Бледное лицо журналиста осунулось. Он стоял в тени платана с портативным диктофоном в руке.

С деревьев уже начали опадать бурые листья. Тротти провел рукой по лбу, и ему захотелось осенней прохлады и дождя над По.

– С четверть часа.

– А где Пизанелли?

Боатти пожал плечами. Белая расстегнутая рубашка открывала волосы на его бледной жирной груди, вдоль брючин отутюженных джинсов бежали стрелки. Легкие добротные мокасины на ногах.

Тротти раздраженно щелкнул языком.

– Мое первое вскрытие, – осклабился Боатти.

– Надеюсь, вы получите удовольствие.

– А вы, Тротти, вроде особого воодушевления не испытываете.

– Доктор Боттоне – зомби.

– Он слывет хорошим специалистом.

– Поэтому он и превратился в зомби.

Боатти подбодрил себя деланным смехом.

Они прошли в распахнутые перед ними двери главного входа и сразу же почувствовали холодный антисептический запах больницы. Тротти бросил взгляд на Боатти и пожалел, что рядом нет Пизанелли.

– Статью в «Провинчу» вы написали, Боатти?

– Какую статью?

– О Беатриче, об исчезнувшей женщине. И о следствии, которое ведут Майокки и Тротти?

Боатти завертел головой.

– Я никогда не разговаривал с комиссаром Майокки. Ведь мы с вами сидели за ленчем. – Он застегнул рубашку. – Помните? Slow food?

Мужчины прошли три лестничных пролета и спустились в подвальное помещение. Резиновое покрытие пола скрадывало звук их шагов. Боатти шустро бежал чуть впереди Тротти, словно стараясь убедить себя, что присутствие на вскрытии всегонавсего одна из обязанностей журналиста.

– До Розанны мне никогда не приходилось видеть убитых, – сказал он с деланным спокойствием в голосе.

– Я их перевидал слишком много.

– Это ведь быстро, комиссар? – натянуто улыбнулся Боатти. – Сколько времени идет вскрытие?

Тротти устремился вперед и обогнал Боатти.

– Смотря как остро наточены скальпели.