Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах - Ольга Бухина

Когда мы говорим об усыновлении и даже о патронате, чаще всего нам представляется совсем маленький ребенок, обретший семью. Однако немало детей попадают к приемным родителям уже довольно большими. Об этом в последние годы было написано несколько художественных книг. Усыновление (чаще, впрочем, удочерение) интересует писателей и само по себе, и как возможность показать путь становления личности ребенка в новых и непростых условиях.

Главный герой книги Светланы и Николая Пономаревых «Боишься ли ты темноты?» (2010) – мальчик, чудом уцелевший в автокатастрофе, но потерявший в ней родителей. Ярослав попадает в детский дом совсем уже немаленьким, и его шансы на усыновление равны нулю. Воспитателю детского дома Сергею не легче. Позади Чечня, развод, пьянство. Но жизнь сталкивает Ярослава и Сергея, и оказывается, что два одиночества вместе могут составить одну семью. Если очень постараться.

Совсем краешком затрагивает тему усыновленного ребенка и попытки «вписать» его в социум книга Марины Аромштам «Когда отдыхают ангелы» (2011). Талантливая учительница Марсем, чьи педагогические идеи питаются книгами великого польского педагога и гуманиста Януша Корчака, сталкивается с ситуацией, с которой нелегко справиться. В благополучный, в общем, класс попадает Леша Кравчик, который оказывается усыновленным и довольно – таки трудным (и для родителей, и для учительницы) ребенком. Только учительнице родители доверяют тайну усыновления, они верят, что она сумеет справиться. И не зря верят.

Тамара Михеева в повести «Легкие горы» (2012) описывает относительно легкий процесс удочерения. Но все равно с первой строчки становится ясно, что процесс вхождения в новую семью не легче восхождения на высокую гору. Интересная особенность этой повести заключается в том, что Дине привыкать приходится не только к новой маме (новый папа исчезает довольно быстро, хотя в самом конце проблескивает надежда, что он вернется обратно), но и к бабушке, дядям, тетям, двоюродным братьям и сестрам и даже племяннику, который гораздо старше ее. Не говоря уже о горах, корабельных соснах, соловьях, землянике. И к комарам тоже надо привыкать. Здесь главная задача – перестать чувствовать себя сиротой, понять не умом, а сердцем, что твоя принадлежность к семье никем не оспаривается, что ты стала своей гораздо раньше, чем ты сама это поняла.

В куда более суровой ситуации оказывается героиня книги Дины Сабитовой «Три твоих имени» (2012). Используя элементы магического реализма, Сабитова предлагает три разных варианта развития одного и того же сюжета: Ритка/Марго/Гошка проживает три жизни, одна страшнее другой, пока наконец не обретает новую семью, где она больше не чувствует себя чужой и одинокой. Первая ее жизнь – с папой и мамой, только радости от таких родителей мало, все больше слезы и синяки. Ритка привыкла к такой жизни и не хочет никакой другой. Но, оказывается, может быть еще хуже – вроде взяли в семью, а потом обратно в детдом отправили за ненадобностью. Как трудно теперь девочке поверить, что существуют какие – то иные отношения, особенно если ей уже четырнадцать и позади у нее пожар, смерть родителей и отказ от удочерения. Шансов у нее немного. «Но в жизни, мол, всегда есть чудо. Вдруг оно случится с Маргаритой Новак?»[240] Случается.

«Магические элементы в этой истории в большой степени заменены технологическими. Гошка участвует в телевизионном шоу о сиротах, получает в подарок мобильник. Телевизионное шоу, возможность звонка в любую минуту становятся для Гошки волшебными орудиями, магическим образом связывающими ее с остальным миром и позволяющими обрести семью»[241]. Риткой/Марго/Гошкой движет страстное желание найти не только и не столько родителей, сколько дом, пристанище, место, которое она может назвать своим. Для Татьяны Фроловой, подробно разбирающей тему уюта в этой и других книгах Дины Сабитовой, стремление девочки к чистоте и уюту (ибо именно так она маркирует «свою» территорию) кажется немного смешным. Не важно, кто твои родители. «Главное – общий дом и помощь по дому. В чьем доме живешь – те и мама с папой»[242]. Однако абажур и шторы общего дома символизируют и для автора, и для героев принадлежность к единому целому, право считать этот дом своим. Сабитова знает об усыновлении не понаслышке, среди ее детей – удочеренная в четырнадцать лет девочка.

Тяга к поэтизированному восприятию коллективизированного детства, столь любимого советской литературой, стремительно исчезает – если не из современной жизни, то из современной литературы. Даже самые удачные примеры прошлого, такие как Школа имени Достоевского, описанная в «Республике Шкид», или «Дом сирот» Януша Корчака (об этом немного позже), уже не отвечают нынешним представлениям о жизни. Мы всё лучше понимаем, насколько важен для ребенка дом – его собственный. Никакой, даже самый лучший, интернат его не заменит; ребенку нужен дом, мама и хорошо бы еще папа, бабушки, дедушки, братья, сестры.

Раздел III

Жанры, темы и проблемы

Глава 19

Литературная сказка

В Швамбрании, в стране наполовину сказочной, все дела красил и венчал благополучный финал. И мы пришли к выводу, что люди бы жили гораздо веселее и счастливее, если бы, живя подобно нам, играли в сказку. Но оказалось, что сказки хорошо кончаются только в книжках.

Детская литература использует множество жанров, присущих литературе в целом. Это и роман для детей в разных его проявлениях: реалистический роман, исторический, приключенческий (или всевозможные их гибриды). Пишут для детей и школьные повести, и истории, случившиеся во время каникул. Особенно популярны такие жанры, как литературная сказка, фантастика и фэнтези. В последнее время появился и новый жанр литературы для детей – антиутопия, долгое время бывшая уделом только взрослой литературы. Некоторые произведения, рассказывающие о детских годах героя, трудно отличить от романа – воспоминания о детстве. Обо всех этих жанрах нам придется поговорить, поскольку ни один из них не обходится без героев – сирот.

Мы уже упоминали немало литературных сказок, но остановимся на них поподробнее. Они феномен относительно новый, по крайней мере по сравнению со сказками народными, и в достаточной мере от них отличаются. Тем не менее мы увидим множество параллелей и в сюжетах, и в способах обращения с реальностью. Литературная сказка сохранила немало архаических черт, свойственных сказке волшебной, в ней действуют те же персонажи: герой, помощник, даритель, антагонист, так подробно описанные Владимиром Проппом.

Остановимся на роли волшебных помощников в литературной сказке, где действуют сироты[243]. Чем она ближе к сказке волшебной, тем больше у сироты чудесных в прямом смысле этого слова помощников, сходных с помощниками, характерными для народных сказок, – Серым Волком и Сивкой – Буркой русских сказок, Орлом и Койотом сказаний американских индейцев. Принц Каспиан в одноименной сказке Клайва Льюиса (1951) получает целый сонм помощников – четырех древних нарнийских королей и всех уцелевших со старых времен говорящих зверей – нарнийцев, не говоря уже о Великом Льве Аслане.

Тут остается непременное условие, знакомое нам по реалистической английской литературе конца девятнадцатого и начала двадцатого века: герой сам должен обладать соответствующими моральными качествами, в первую очередь сохранять верность выбранному пути, не входить в сделку с могущественными злыми силами, обещающими поддержку. Маугли Киплинга, персонаж «Книги джунглей» (1894–1895)[244], украденный у родителей и усыновленный волчьей стаей, тоже окружен множеством зверей – помощников; пантера Багира, медведь Балу и горный удав Каа вместе с ним сражаются с заклятым врагом, тигром Шерханом. В «Маугли», в «Принце Каспиане» и, как мы уже видели раньше, в «Тайне Лунной Долины» и в «Стране Оз» животные и мифологические создания олицетворяют лучшие (а иногда и худшие) моральные качества героя.

По словам Мелетинского и его соавторов, «для классической волшебной сказки чрезвычайно характерно предварительное испытание героя, завершающееся получением помощника или чудесного средства, благодаря которым он с успехом выходит впоследствии из основного испытания… Предварительное испытание имеет характер не сурового ритуального искуса, а проверки некоторых качеств героя или знания им довольно элементарных норм поведения. Герой должен проявить доброту, скромность, сообразительность, вежливость, а чаще всего – знание своеобразных правил игры»[245].

Сходные правила соблюдаются и в литературной сказке. Посмотрим несколько вариантов – французский, польский и русский. Особенно четко положение Мелетинского прослеживается на примере «Пчелки» (1883) Анатоля Франса. Это трогательная и забавная история, полная, как и все произведения Франса, иронии, недаром в самом ее начале он обращается к читателю с просьбой: «Я умоляю всех серьезных людей не читать меня ни в каком случае»[246]. Взяв за структурную основу «Белоснежку», Франс вводит в свою сказку сразу двух сирот: круглого сироту графа Жоржа и его названую сестру полусироту Пчелку. В отличие от классической сказки, у Франса гномы одновременно и похитители, и спасители. Тем не менее и тут все подчиняется законам жанра. Пчелка – воплощение всех добродетелей, способная отказаться от своего блага ради любви. Ее не соблазняют земные сокровища и корона королевы гномов. Жорж – сказочный принц – должен пройти через серию серьезных испытаний, чтобы доказать, что он достоин Пчелки. Только при этом условии гномы становятся помощниками, а не противниками.