Абсолютный слух. Счастливчик Майки (СИ) - Федотов Александр Викторович

— Понятно — сказала Маша.

Как ни странно, у Маши сразу все получилось, она продержалась около минуты, потом оторвалась от меня и задышала.

— Хватит? — Едва успел спросить я, как мне тут же заткнули рот.

Мы занимались этим минут десять, наконец Маша оторвалась от меня.

— Это почти секс! — громко сказала она, на нас стали оглядываться, понизив голос Маша добавила — Теперь я понимаю, почему нельзя так целоваться на улице и, склонившись к моему уху, прошептала — у меня трусики промокли.

— Значит надо идти домой — сказал я.

— Ну да, — сказала Маша — мы же хотели изучить твой дом.

Потом мы попили сок из одного стакана, вышли из кафе и пошли на остановку автобуса.

— Майки… Я поняла одну простую вещь — сказала Маша — французский поцелуй не нужен, если нет человека, которому ты можешь довериться.

Дом Гордонов, теперь и мой дом, был одноэтажным, но казался огромным, по российским меркам, конечно. Сложенный из красного кирпича, он имел крышу крытую коричневой черепицей. Когда — то он, наверное, выглядел нарядным, но цвета потускнели от времени, и теперь он смотрелся мрачновато. Дом не потерял своей прочности, я понял это, когда, после третьего ключа, мне удалось открыть дверь и стало доступна взгляду толщина стены. «Четыре кирпича, не меньше» — прикинул я. Мы с Машей попали в большую прихожую, потом, миновав большой арочный проем, оказались в еще большем холле. Солнце ярко освещало холл через два огромных окна, выходящих на дорогу. В холле имелось еще два больших арочных прохода, один из них вел на кухню, которая своими размерами превышала мою комнату в российской квартире, где я доживал свою предыдущую жизнь. Другой проход выходил в Г — образный коридор, вдоль которого располагались жилые комнаты. Заглядывая во все двери по очереди, мы обнаружили спальню родителей, огромный зал с внушительным ящиком телевизора — гостевую комнату, как ее назвала Маша, спальню, имевшую нежилой вид, совмещенный санузел и, наконец, комнату моего предшественника. Я застыл на пороге, разглядывая грудастых теток на постерах. «Ну и вкусы у него были, — удивился я — он что, специально выбирал теток, у которых сиська в ведро не лезет?» Маша хотела протиснуться мимо меня, но я растопырил локти.

— Тебе сюда нельзя, тебе же еще шестнадцати нет!

Маша просочилась понизу и замерла разглядывая модельный ряд.

— Ну и вкусы у тебя — сказала Маша бросив на меня лукавый взгляд.

— Были, — поправил я ее — теперь мне нравятся высокие стройные блондинки с зелеными глазами.

— Не дай бог, если к тебе вернется память — Маша передернула плечами.

— Не вернется, ты же знаешь.

— Давай я их сниму и сожгу — в глазах Маши загорелись инквизиторские огоньки.

— Сам справлюсь, а тебе разве не надо в ванную?

— Ах, да, — встрепенулась Маша — я быстро!

Я прошелся вдоль стены, содрал эту выставку силиконовых изделий, вышел из дома и утрамбовал весь этот мясокомбинат в мусорный контейнер. Потом вернулся в дом, закрыл дверь и хотел вернуться в свою комнату, но заметил еще одну дверь в прихожей, как раз напротив входной двери. Открыв ее, увидел небольшую площадку и дверь слева. Дверь оказалась закрыта, а площадка заканчивалась лестницей ведущей вниз. Вытащив связку ключей, я сразу подобрал ключ к двери — это оказался гараж, огромный, четыре машины встали бы здесь запросто. Но сейчас здесь стоял только видавший виды фордовский фургончик, зеленый с белой полосой. Я обошел его вокруг, сохранился он неплохо, кузов имел еще заводскую окраску, изрядно поблекшую, но зато он не имел вмятин и глубоких царапин. Открыв дверь, я сел на водительское сиденье и заглянул в бардачок, ключи были здесь. С первой попытки мотор не завелся, я выждал и снова повернул ключ, на этот раз он завелся и заработал на удивление тихо и ровно. «Впрочем, чему удивляться если мой отец профессиональный водитель?» Выключив движок, я покинул машину. «Надо поискать права, не верю, что сын профессионального водителя, не жаждал первой же возможности, чтобы получить права». Я еще раз задержался у лестницы ведущей вниз, «подвал, наверное, в другой раз проверю». Вернувшись в свою комнату, начал потрошить письменный стол предшественника и наткнулся на права во втором выдвижном ящике. Довольно поглядев на свою цветную фотографию, я сунул этот ламинированный кусочек плотной бумаги в нагрудный карман куртки. Теперь у меня было средство передвижения и право им управлять. Когда нибудь меня вызовут на пересдачу — врач обязательно настучит полиции о потере памяти, но к тому времени, я уже здесь освоюсь, не думаю, что американские правила так уж сильно отличаются от российских, разве что дорожные знаки просмотреть. В комнату вошла Маша, ее голова была обмотана полотенцем.

— Тебе надо тоже принять душ, — сказала она — ты в последний раз принимал душ на корабле.

— Намекаешь, что от меня уже попахивает козлом?

— Нет! Нет! От твоего тела пахнет очень приятно, такой запах… Родной… Просто сейчас лето, у тебя волосы уже грязные, а у тебя очень красивые волосы, за ними нужен уход.

— Я хотел постричь волосы коротко, спортом заняться решил.

— Майки, не вздумай! Иначе я тоже постригусь!

— Ты серьезно?!

— Очень серьезно!

— Но почему?

— Я очень люблю твои волосы причесывать, ты тоже любишь перебирать мои волосы пальцами, я это уже заметила. Пообещай мне, что не будешь стричься!

— Но если их совсем не стричь, они же вырастут до самой…

— Я сама все буду делать, если я со своими волосами справляюсь, то с твоими справлюсь и подавно! Пообещай мне!!!

— Хорошо, Маша, обещаю, что не буду без тебя стричься.

— Ну вот и договорились, — Маша мне радостно улыбнулась — теперь, поцелуй меня!

«Вот, не было печали — размышлял я под душем — и ведь постриглась бы обязательно, не пожалела бы свою красоту, я эту егозу уже знаю, от своего бы не отступилась». На трубе горячей воды сушились постиранные трусики Маши, хлопчатобумажные светло — голубые, действительно, ничего особенного. Закончив мыться, я тщательно осушил волосы полотенцем, замотал его вокруг бедер и пошел в свою комнату искать свежее белье. Я вошел в комнату и увидел Машу сидящую на постели, уже без полотенца на голове.

— Я уже все нашла для тебя — сказала она и указала на сверток на столе.

Подойдя к столу, я развернул свернутое белье и попросил Машу:

— Отвернись пожалуйста.

Маша отвернулась и я, скинув полотенце, торопливо одел белье на себя. Маша повернулась ко мне и окинула мою фигуру довольным взглядом, увидев, что я собираюсь одеть джинсы, она сказала:

— Подожди, не одевайся… Поласкай меня руками.

— Но ты в одежде, получится совсем…

— Я разденусь, ты сделаешь это?

— Сделаю конечно, мне и самому это очень приятно.

— Просто ляг под одеяло и закрой глаза… и майку сними!

Я сделал все, что она просила и закрыл глаза. Потом я услышал шуршание одежды и стало тихо. Наконец, я услышал ее голос:

— Можешь открыть глаза — сказала Маша откуда — то издали.

Я открыл глаза и увидел совершенно обнаженную Машу, она стояла посреди комнаты и смотрела мне в глаза. Я старался не смотреть туда где сходились ее ровненькие ножки, пытался смотреть ей в глаза, но взгляд мой скатывался вниз самопроизвольно, естественно, я все увидел, крошечный треугольный просвет между ее ног, лобок покрытый золотистыми кудряшками волос и ее серьезные глаза— когда мне удавалось, на короткое время, преодолеть соблазн. Она, не торопясь, подошла к кровати и улыбнулась мне.

— Со мной что — то случилось, — сказала Маша забираясь под одело — я совсем тебя не стесняюсь. Когда я вижу, как ты смотришь на мое тело, с таким восхищением, я чувствую… у меня возникает… я просто в восторг прихожу! Я чувствую себя такой желанной, такое нужной тебе, и это чудесно! А ты до сих пор меня стесняешься!

— Так будет всегда — сказал я.

— Но почему?!

— Между нами есть разница: красивая обнаженная девушка, даже если она наполнена желанием близости, это высокая эротика, повод для Мастера написать картину, которая прославит его в веках! А голый парень, извини, с большим возбужденным членом, это порнография и ничего больше.