О любви (сборник) - Наталья Нестерова

— Дти, — пролепетала она заплетающимся языком, — мне надо их накрмить и улжить. Ой, батюшки, что это со мной?

— Сегодня глинтвейн удался, — сказал довольный Потапов. — Главное в нашем деле — испытание на чистых людях, светлых натурах. На Петрове экспериментировать бессмысленно. Зиночка, приезжайте к нам почаще. Каков эффект! Может, еще рюмашку?

Зина отрицательно затрясла головой. Комната запрыгала перед глазами. Зина с трудом сфокусировала испуганный взгляд на Петрове.

— Ничего не случится с твоими детьми, — сказал он. — Пойдем-ка я тебя уложу.

Он подал Зине руку, и она схватилась за нее как утопающий за канат. Зина хотела извиниться перед Потаповыми, открыла рот, но вместо слов вырвался громкий «ик».

В комнате, которую отвели Зине с детьми, Петров посадил ее на тахту, присел на корточки, стал расшнуровывать ей кроссовки.

— Палик, знаешь, что я думаю? — хихикнула Зина — Нет, я не буду говорить, потому что я пьяная. Ой, как смешно! А здорово мы сегодня покатались?

— Здорово. Давай я сниму с тебя свитер.

— Еще чего! Я сама, — возмутилась Зина.

Она перекрестила руки, взялась за край свитера на талии и потянула вверх. В следующую секунду стала валиться на бок. Петров придержал ее и помог стянуть свитер. Одновременно слезла и футболка.

— Не смотри, — велела Зина, пытаясь вывернуть и надеть футболку.

— Не смотрю, — согласился Петров, наблюдая за ее попытками просунуть голову в рукав.

Он отобрал у нее футболку, разобрался, где зад-перед.

— Я сама! — твердила Зина и мешала ему.

— Конечно, сама, — вторил Петров, натягивая футболку ей на голову. — Ты уже большая девочка. Не маши рукой, давай ее сюда, толкай. Где другая рука? Не ерзай! Большая девочка, а напилась как сапожник.

— Вдрызг! — согласилась Зина, — Но первый раз в жизни. Что дальше? — Глаза у нее закрывались.

— Дальше снимаем с тебя штаны.

— Зачем?

— Я бы тебе ответил, голубушка…

— Зови меня просто — дорогая… А штаны снимать не бум.

— Почему?

— Потому что под ними ни… ни… ничего нет. Все суши… суши… суши — это блюдо японской кухни. Вопрос из кроссворда, хи-хи. Все шушится.

Зина повалилась на подушку.

— Тогда конечно, — буркнул Петров.

Он положил ее ноги на кровать, укрыл пледом.

Зина заснула мгновенно. Петров стоял рядом и смотрел на нее. Вспомнил, как однажды оказался с ней в одной постели, как она прижалась к нему забинтованной грудью. Лучше бы она ее не разбинтовывала, а единственными чувствами Петрова по отношению к этой женщине остались жалость и сострадание. Теперь ему самому впору жаловаться и напрашиваться на сострадание.

Он стал на колени и положил голову на Зинину подушку. Он привык к тому, что, приближаясь к лицу женщины, он вдыхает сладкий и томный аромат духов. От Зины духами не пахло. Винный дух глинтвейна смешивался с лесным — немножко хвои и запах чистого снега.

— Палик… — пробормотала Зина.

— Что, милая? — Он прикоснулся губами к ее щеке.

— Я тебя не люблю, — четко сказала Зина и отвернулась к стене.

Петров на секунду замер, потом медленно встал.

— Знаю, — пробормотал он. — Я круглый дурак и старый осел.

В пьяном сне все было просто, ясно и совсем не так, как в жизни. Зина любила Петрова, но пришел Игорь, стал предъявлять права Зине было почему-то не жалко мужа и совсем не совестно. Она с легкостью заявила Игорю: «Я тебя не люблю». Игорь растворился, а они с Петровым закружились в зимнем лесу. Никто не говорил ей, что она поступает бесчестно по отношению к мужу, мужа этого вообще не существовало. Никто не напоминал, что Павел друг ей, а не любовник, что у него батальон девиц, не чета ей, Зине. Петров любил только ее.

Петров вышел из комнаты и попросил у Потапыча глинтвейна. Тот попытался сострить: нервишки шалят у нашего донжуана, но, увидев злое выражение лица Петрова, заткнулся и молча протянул стакан.

Людмила усадила детей за маленький столик и кормила всех по очереди. Ее внучка, подражая малышам, тоже отказывалась есть кашу самостоятельно.

— Ванечка, Санечка, а теперь Анечка, — приговаривала Людмила.

— Наоборот, — хмуро поправил ее Петров, — Санечка, а потом Ванечка.

Ему хотелось напиться вдребезги, но он не мог себе этого позволить: надо уложить детей.

На следующий день, Восьмого марта, приехали дочь Потаповых Маша и ее муж Сергей. Зина на удивление быстро с ними сошлась. За завтраком, во время уборки в доме и подготовки к пикнику на улице Зина непринужденно болтала с ребятами. Петрова в свои беседы они не приглашали, оттерли к старшему поколению.

Потапыч улучил минутку и отвел Петрова в сторону:

— Хватит злиться, не порть женщинам праздник.

— Кто злится? И с чего бы мне злиться?

— Не знаю с чего. Но ты выглядишь так, словно в карманах у тебя заряженные пистолеты. Сними палец с курка Лучше всего — отправляйся колоть дрова для мангала Говорят, помогает. Помнишь фильм «Укрощение строптивого»? Там Челентано по ночам дрова колол. Пока не женился, — хохотнул Потапыч.

Петров послал Потапыча не далеко, но энергично. И пошел колоть дрова.

Он уже нарубил столько дров, что их хватило бы Потаповым до осени, когда пришла Зина. Она стала укладывать поленницу.

— Павел, не обижайся, — попросила она.

— Глупости! — буркнул Павел и так ударил по полену, что топор ушел на пол-лезвия в колоду.

— Я же вижу. Конечно, — вздохнула Зина, — я заслуживаю осуждения. Привез меня к друзьям, я бросила на них детей, потом безобразно напилась. Мне очень стыдно.

Отлетевшая из-под топора щепка врезалась Зине в лицо. Она испуганно ойкнула и закрыла рукой щеку. Меньше всего Петрову хотелось сейчас прикасаться к Зине и рассматривать ее раны.

— Покажи, — велел он, подходя.

— Все в порядке. Видишь, ты меня уже наказал. Хорошо, что не потребовал глаз отдать.

Ссадина была небольшая и почти не кровоточила.

— Ступай в дом, пусть Людмила обработает рану.

— Хорошим детям всегда целуют, где больно. — Зина подставила щеку.

— Обойдешься, алкоголичка. — Петров отвернул ее от себя и шлепнул рукой ниже спины.

— Простил? — оглянулась Зина.

У нее было такое виноватое выражение лица, что Петров невольно рассмеялся.

Мужчины жарили шашлыки, накрывали на стол Дамы отпускали ироничные замечания по поводу их суетливости. Потапов и Сережа ходили в дом то за солью, то за перцем, то за вином, которое все медленно потягивали, — и никак не могли принести всё разом. Дети с сосредоточенным упорством забирались на небольшую ледяную горку, которую Потапыч сделал во дворе для внучки, и с радостным визгом с нее съезжали.

Скамейки вокруг стола на открытой веранде застелили пледами, чтобы не холодно было сидеть. Зина держала на коленях Ваню, а Саня примостился у Петрова. Анечка, во всем подражая близнецам, впала в младенчество — требовала, чтобы папа взял ее на руки, отказывалась говорить слова, которые знала, и, как близнецы, выкрикивала слоги. Потапыч заявил, что не ожидал от внучки позорной зависимости от мужиков. Надо их почаще собирать, чтобы Анечка научилась ставить пацанов на место.

Шашлык удался, тосты за здоровье женщин звучали один витиеватее другого. Перешли к вручению подарков. Самый большой набор оказался у Потапова. Он подарил жене золотые сережки с изумрудами, дочери микрокомпьютер, внучке ботиночки, в подошвы которых были встроены маленькие лампочки и пищалки. Для Зины у него тоже был подарок — косынка из натурального шелка. Сережа вручил жене и теще по флакону духов.

Петров накануне, в пятницу, заезжал до работы в ЦУМ, где в ювелирном отделе купил часики для Зины и брошь в виде лягушки для Леночки. Секретарша Петрова коллекционировала лягушат — игрушки, картинки и прочее. Брошь он вручил Леночке вечером, поцеловать в щечку его не допустили. Зина свои часы потеряла, и в доме из действующих остались только старинные напольные с боем. Больше ему подарки делать было некому. Таисия уже несколько месяцев не звонила.

Зине часы очень понравились — маленький корпус и тонкая ажурная цепочка смотрелись на руке по-девичьи изящно.

— Какая прелесть! — воскликнула она, рассматривая свою руку. — И совсем как золотые.

Маша крякнула и открыла рот. Петров тут же сунул ей в рот петрушку. Она прекрасно знала, из чего сделаны эти часики…

— Ты мало зелени ешь, Маруся. И мама твоя, — он строго посмотрел на Людмилу, — как бы малокровие не заработала. Впрочем, с таким мужем и до инвалидности недалеко.

Болтовней Петров скрывал свое смущение. Он покупал подарки из золота не потому, что хотел произвести впечатление на соседку и секретаршу, а потому, что это был беспроигрышный вариант, не требующий хождений по магазинам. Ему только сейчас пришло в голову, что от золотых часов Зина может отказаться. Приличная женщина от постороннего мужчины дорогих презентов не принимает. Кроме того, в отличие от Потапова, ему и в голову не пришло купить какие-то сувениры остальным дамам.