Любовь и прочие обстоятельства - Эйлет Уолдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К черту, — говорю я и беру трубку после третьего звонка. — Алло.
Привычная пауза.
— Я бы хотела поговорить с Джеком.
Голос у Каролины ледяной и неприятный. Все пациентки твердят, какая она дружелюбная, добрая, как мягко и ободряюще обходится с ними в родильной палате. Я не в первый раз задумываюсь: нет ли в Нью-Йорке еще одной акушерки по имени Каролина Соул?
— Как дела, Каролина? — спрашиваю я.
— Как дела? А как ты думаешь? Я тут борюсь с последствиями твоего преступного поведения. Поэтому трудно сказать, что у меня все хорошо.
Этот дьяволенок меня выдал.
— Трудно назвать это преступным поведением.
— Да? Тебе кажется, что простудить ребенка — это не преступное поведение?
— Я позову Джека.
— Подожди, я еще не закончила. Я понятия не имею, что за игру ты затеяла, но, надеюсь, однажды у тебя самой будет ребенок, которому придется ходить по улицам с посторонним человеком под проливным дождем. Тогда, возможно, ты поймешь, что я сейчас чувствую. Может быть, поймешь, что это такое — видеть страдания ребенка.
Мне с трудом удается устоять против соблазна. Я запросто могу это сделать. Могу сказать, что она права, я действительно не понимаю, каково это — видеть страдания ребенка, потому что Изабель умерла во сне. Я запросто могу сказать этой ужасной женщине, что отдала бы все на свете, лишь бы мой ребенок смог пройти под проливным дождем в зеленом плаще и резиновых сапогах. Было бы очень приятно внушить Каролине чувство вины и неловкости, причинить ей то, что она в течение двух лет причиняет мне каждый раз, когда нам доводится общаться. Но я чертовски рада, что Каролина сердится всего лишь из-за дождя, что понятия не имеет о детской подушке, поэтому просто говорю «извини» и несу телефон в ванную. Джек уже закончил мыться и теперь стоит на коврике и вытирается. Я протягиваю ему трубку:
— Это Каролина.
Одной рукой он держит телефон, а другой полотенце. Я стою в ванной и рисую пальцем на запотевшем зеркале, одновременно прислушиваясь к его репликам.
— Привет, — говорит Джек.
Я слышу голос Каролины, пронзительный и злой, но не могу разобрать слов. Я рисую лицо, два глаза, нос и сердитую морщинку. Потом изображаю на макушке стоящие торчком волосы. Пытаюсь нарисовать стетоскоп, но ничего не получается.
Я смотрю на Джека и шепчу:
— Я забыла зонтик.
Он вздыхает.
Я снова возвращаюсь к своему рисунку и критически оглядываю его. Мои ограниченные художественные способности вряд ли позволят сделать что-либо еще, поэтому я беру у Джека полотенце, складываю вдвое и вешаю на крючок.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — говорит Джек в трубку.
Я встаю позади него и смотрю в зеркало через плечо мужа. Его тело отражается в тех местах, где я прочертила линии, рисуя сердитое лицо Каролины.
— Мы оба знаем, что в детском саду есть больные дети, Каролина. Ты же врач. Ты понимаешь, что он мог заболеть от другого ребенка, а не от прогулки под дождем.
Я тянусь через плечо Джека и рисую на зеркале черточку. Один-ноль в пользу моего мужа.
— Да, я поговорю с ней. Но не сомневаюсь, такого больше не повторится.
Я стираю черточку ладонью.
Джек ненадолго замолкает. Потом морщится:
— По-моему, ты неправильно поняла.
— Что? — шепотом спрашиваю я.
Джек качает головой.
— Ну, значит, он неправильно понял. Какая разница? Это уже случилось. Помнится, в свое время ты сама с этим согласилась. И психолог тоже. Ты позвонила ему, и он сказал, что это будет полезно для Уильяма. Что это будет частью процесса.
— Что? — повторяю я.
Джек жестом просит меня замолчать. Я рассматриваю его тело. Пенис дряблый и вялый после душа. Я беру его в руку и легонько стискиваю. Джек перехватывает меня за запястье и качает головой.
Я оставляю мужа в ванной, иду в спальню и ложусь на кровать. Джек идет следом и садится рядом со мной, продолжая разговаривать с Каролиной. Они беседуют почти двадцать минут, и к концу разговора я уже понимаю, что случилось. Уильям вернулся домой простуженным и в промежутке между сморканиями передал матери суть нашего разговора о новорожденных детях и похоронах. Он был расстроен — или, точнее, Каролина решила, что он расстроен, и позвонила психологу. Доктор Эллертон согласился, что присутствие на похоронах травмировало Уильяма, нарушило хрупкое равновесие, которое и так уже поколеблено разводом родителей. Каролина злится на нас с Джеком из-за того, что мы вынудили Уильяма наблюдать за погребением Изабель — на кладбище Линден-Хилл, между могилками Флоры Марли Московиц (17.08.1984 — 01.10.1984) и Себастьяна Джекоба Хиллмэна Баума («покинул нас в день своего рождения, 6 элала 5759 года»).
В день смерти Изабель Каролина была особенно прекрасна. Она излучала сочувствие и заботу. Она была повсюду, где только можно. Когда Джек позвонил ей и сообщил о смерти Изабель, она расплакалась. Сказала, что ей очень жаль. Она сказала, что представляет, как мы себя чувствуем; даже попросила передать мне соболезнования. Именно Каролина сообщила новость Уильяму и, так или иначе, сделала это правильно — просто и серьезно, предоставив ему свободно выражать свои чувства.
Телефонные звонки начались в тот же вечер. Каролина хотела знать, как именно я испытываю горе. Психолог Уильяма сказал, что мальчику не следует видеть выражение чувств, «неприемлемых» по степени интенсивности. Я не знала об этом звонке, потому что лежала на постели, между Саймоном и Минди, уткнувшись в подушку и пытаясь подавить крик. Но мой отец был на кухне, он случайно услышал все, что Джек, слишком измученный и отчаявшийся, не смог скрыть. Потом, за стаканом виски, Джек пересказал реплики противной стороны отцу, тот, ненадолго заключив перемирие, шепотом поделился с мамой, а мама, собирая с пола возле моей постели использованные носовые платки, рассказала мне и в ярости прокляла чудовищный эгоизм Каролины.
Не знаю, сколько раз Каролина звонила в течение следующих нескольких дней, но когда я, спотыкаясь, шла потом искать Джека, то находила его на кухне или в кабинете — он, сгорбившись, сидел на стуле, рассеянно тер глаза и прислушивался к визгливому голосу Каролины на другом конце провода. Были затянувшиеся дебаты по поводу того, что воспитатели должны сказать другим детям в саду, стоит ли Уильяму идти на урок музыки в пятницу или на вечеринку в честь дня рождения, нужно ли ему вообще присутствовать на похоронах и участвовать в Шиве[6], не проведет ли Джек с ним выходные вне очереди, потому что в конце концов мы выбились из графика… Честно говоря, мне было все равно, пойдет ли Уильям на похороны и будет ли участвовать в Шиве, и однажды я даже чуть не сказала об этом мужу.