Четыре друга на фоне столетия - Вера Прохорова

Тогда он не играл из-за депрессии. Переживал свою полную оторванность от родной земли, от друзей. Говорят, он же был во Франции, на море, которое любил. Да, любил. Но три месяца сидеть и только смотреть на море…

А спорить с Ниной Дорлиак он не мог…

Союз с Ниной Львовной не стал для него выходом из постигшего его несчастья. Даже по словам ее подруг, она была человеком глубоко подозрительным, болезненно относящимся к жизни.

Она была значительно старше Рихтера. Они с Рихтером до конца дней говорили друг с другом на «вы».

Нина обожала, причем болезненно, только своего брата и племянника Митюлю. Этот Митюля был ее главной болью. Она переживала, что тот неудачный актер. «Слава, вам повезло, — говорила она Рихтеру. — А вот мальчик бедный, ему не повезло».

Светик рассказывал мне, как после удачного концерта, который он дал, к нему явился этот самый Митюля и заявил: «Вы — бездарность! Думаете, это очень сложно? — и забарабанил пальцами по столу. — А я, — продолжал он, — последний Дорлиак!»

Я спросила, не был ли тот пьян (эта пагубная страсть сгубила отца Мити и передалась по наследству и ему). «То-то и оно, что в этот раз он был абсолютно трезв, — ответил Рихтер. — На что я ему медленно ответил: „Волга впадает в Каспийское море. Вы — последний Дорлиак, а я — полная бездарность. Все правильно, Волга впадает в Каспийское море“».

Рядом сидела Нина и умоляла племянника замолчать, но он все не мог остановиться со своими обвинениями и претензиями.

Чего она только не делала для этого Мити, пользуясь именем Святослава! Все подчинено было Митюле!

Сейчас он — наследник Рихтера. Нина все сделала для этого. Митюля был жертвой страстной и безумной любви Нины Львовны. Она очень любила своего брата, актера театра им. Вахтангова. Тот был красивым человеком, но особым талантом не выделялся. На гастролях заболел брюшным тифом. И когда начал выздоравливать, попросил принести ему водку с селедкой. Что и сделал его товарищ, который лично мне об этом рассказал.

Выпив, Дорлиак умер. Митюле тогда было года три. После смерти брата Нина целиком взяла племянника на себя.

У Митюли было чувство абсолютной вседозволенности, лет с 15 он уже выпивал. При этом у него было чувство юмора, способности к языкам. Я же с ним занималась английским. И он показал себя очень способным. Когда я сказала об этом Светику, он ответил: «Вот увидишь, долго он не продержится». И точно, после двух занятий молодой человек ко мне больше не пришел.

Митюля верил, что он — непонятый талант. Хотя идиотом не был, у него была какая-то живость ума. Когда после одного из домашних концертов кто-то из поклонников Светика бросился перед ним на колени, чего он терпеть не мог, Митюля произнес: «Сюда бы сейчас брандсбойт».

Все в доме делалось только ради него.

В один из дней Нина Львовна уговорила Светика пригласить композитора Дмитрия Шостаковича. Поводом стал домашний спектакль, который устраивала Нина Львовна. Ее обожаемый Митюля должен был играть одну из ролей в пьесе английского драматурга. Причем все другие занятые актеры выучили свои роли, а Мите, видно, было лень, и он читал свою роль по бумажке.

Шостаковича пригласили для того, чтобы он, как влиятельный человек, смог замолвить при случае о Митюле словечко. Нина надеялась, что Дмитрий Дмитриевич скажет, какой Митюля гениальный актер.

Шостакович пришел со своей молодой женой. Всего гостей было человек двадцать. Мы посмотрели спектакль, выпили чай и разошлись. Никаких ожидаемых последствий для карьеры Митюли тот спектакль не имел.

От Шостаковича у меня осталось непростое впечатление. У него были какие-то белые, как мне показалось, глаза. И еще он очень суетился. Да, у меня от него осталось какое-то не светлое ощущение, как будто он все время чего-то боялся.

Подруга Нины Львовны говорила мне, что Дорлиак была глубоко несчастна. Но она ведь и Рихтера не сделала счастливым. Все время мерялась с ним талантом.

Раздражалась, что Слава мог радоваться жизни, людям, молодежи.

Возмущалась, как Рихтер мог отвечать на все письма, которые получал.

— Как вы можете писать всем этим ничтожным людям! — говорила она.

— Почему «ничтожным»? — удивлялся Светик. — Для меня все люди одинаковы.

Как они познакомились с Ниной Львовной? Это была заслуга матери Дорлиак. Та преподавала в консерватории и однажды подошла к Славе с просьбой сделать «ансамбль с Ниной».

На тот момент Рихтер уже начал выступать, Нина тоже пела со сцены какие-то шлягеры. Но голоса особого у нее никогда не было. Нина сама мне говорила: «Мама сделала чудеса с моим голосом, она вытащила из меня все, что можно». При этом, конечно, нельзя у нее отнять того, что она была художественно образована. И в итоге Рихтеру стало интересно с ней играть. Помню, они поехали в Тбилиси и имели там успех.

И потом Дорлиак решила, что со Святославом стоит иметь дело.

Все деньги были в ее руках. Она говорила, что Слава ничего в финансах не понимает. И если он потом хотел кому-то помочь, например Елене Сергеевне Булгаковой, у которой было тяжелое положение, то был вынужден занимать…

Я на Нину смотрела снизу вверх, она же была намного старше Славы. Она казалась нам сказочной принцессой, не от мира сего, нежная, хрупкая, косы вокруг головы.

А меня часто принимали за сестру Славы, я ходила за него в филармонию карточки получать. И мне там стали говорить: «Вы плохо за братом смотрите, на него Дорлиак нацелилась». Я отвечала: «Бог с вами, она из другого мира». Абсолютно не верила. И мои подруги тоже не верили. Когда вам 20 лет, а женщине 30, она для вас человек из другого мира.

Со мной она была мила. А потом…

Как-то я поговорила с Мариной Тимофеевной, которая руководила концертным отделом. Спросила у нее, что за разговоры ходят о Нине и Славе, ведь она же старше. «Вера, вы очень ошибаетесь. Дорлиак — железный человек, и если она нацелилась, так и будет», — сказала мне эта мудрая женщина.

Я Славу никогда не расспрашивала о начале его отношений с Ниной… Наверное, вначале был какой-то романтический момент в их выступлениях. Но потом разница во взглядах на жизнь стала критической. И только ее слезы и уверения в том, что она умрет, если Слава уйдет, держали его возле нее. При этом она на него всегда смотрела сверху вниз.

Так что неудивительно, что у него случались периоды депрессий. Но он был настолько одаренной натурой, что использовал всякий повод для радости…

Уйти от Дорлиак он не мог.

Почему он ее терпел?

А почему он хорошо играл на рояле? Потому что это был Рихтер.