Хочу быть твоей - Кейт Хьюит

когда через три дня они с Софией стояли на берегу, наблюдая за тем, как Ангелос готовит лодку. Это был очень маленький парусник, на котором могли уместиться не более трех человек. Талия стала нервничать. Крепко сжав пальцы, она сказала себе, что сможет это преодолеть. Ведь она не сидела взаперти в четырех стенах, нависших над ней. И у нее не было никакой причины чувствовать себя в ловушке.

Но ведь когда она окажется на воде, она будет поймана в ловушку. Ангелос сказал ей, что до Наксоса час ходу, а час ей показался невероятно долгим временем.

– Ты готов, папа?! – крикнула София.

Она прыгала на месте от нетерпения и радости, и при виде счастливой девочки сердце Талии на миг освободилось от страхов. Они начали этот день с праздничного завтрака, на котором преподнесли Софии подарки.

Талия не знала, что подарить Софии на день рождения; на Каллос она приехала две недели назад и с собой не взяла ничего, что годилось бы для подарка. В конце концов она нарисовала Софии картину с виллой и пляжем, напоминавшую те наброски, которые София делала в Афинах. Девочке очень понравилась картина, и Талия пообещала ей подарить еще раму, когда они приедут на Наксос.

– Да, мы почти уже там! – отозвался Ангелос.

Он выглядел потрясающе в своих широких легких шортах и футболке, которую ветер прижимал к его мускулистой груди. В последнее время он много времени проводил с Софией и Талией – приходил к ним, когда у дочери заканчивались уроки. Поначалу он просто с улыбкой наблюдал за тем, как Талия с Софией играли в какие‑нибудь игры или рисовали эскизы, но позавчера и вчера он присоединился к ним, по мягкому настоянию Талии. Сердце ее сжималось при виде того, как неумело, но все же искренне Ангелос пытался найти контакт со своей дочерью, и как это было нелегко для него. Но все же он пытался. А ведь он сам говорил ей о том, что это очень важно.

Ангелос протянул руку Софии и помог подняться на борт. Когда она уселась на сиденье, он повернулся к Талии, стоявшей будто вкопанная на берегу и нервно смотревшей на шлюпку.

Сдвинув брови, он протянул ей руку.

– С тобой все в порядке?

– Да… – Голос ее дрогнул, и она попыталась улыбнуться. – Только это… это очень маленькая лодка. Я думала, у тебя есть яхта или что‑то вроде этого.

– У меня есть яхта, – ответил Ангелос. – Она стоит в Пирее. Но София любит кататься на парусной шлюпке.

– А. Хорошо.

Разумеется, у него есть яхта. У него было трудное детство, но сейчас он миллионер. И он излучал силу каждой клеточкой своего тела. В последнее время Талия старалась скрывать свое влечение к Ангелосу, но иногда ее переполняло желание, ей хотелось прикоснуться к нему. Почувствовать биение его сердце под своей щекой, ощутить его губы…

Ночью она лежала в кровати без сна, терзаясь желанием и удивляясь тому, как много новых чувств пробудил в ней этот мужчина. Она никогда и ни к кому не испытывала ничего подобного и даже не думала, что существуют такие сильные чувства.

Но Ангелос, насколько она могла судить, был совершенно холоден к ней.

– Талия? – поторопил он ее, и она, глубоко вздохнув, протянула ему руку.

Когда его пальцы сжали ее, сердце ее быстро забилось, но она попыталась это скрыть. Однако щеки ее зарделись, и этого она не могла от него утаить. Может быть, Ангелос решил, что они покраснели на солнце, или он понял, что она восхищается им, но из вежливости не показывал виду.

Он посадил Талию возле румпеля, приобняв ее за плечи. От этого ей стало только хуже. Но в то же время его прикосновения были такими томительно волнующими, что ей хотелось, чтобы он прикасался к ней еще и еще.

– Все готовы? – спросил Ангелос, когда Талия застегнула ремень спасательного жилета.

Выдавив из себя улыбку, она кивнула:

– Да.

Ангелос завел мотор, и, когда парусник вышел на глубокую воду, ветер наполнил паруса.

Это было подобно полету. Талия каталась на парусной шлюпке, когда была маленькой, но после похищения, конечно, не выходила в море. Теперь же, прижавшись к румпелю и подставив лицо ветру и солнцу, она наслаждалась скольжением по сверкающей воде. Это было невероятно, но она действительно наслаждалась этим, и это напомнило ей о том, как она любила путешествовать. Семь лет назад она потеряла значительную часть себя, и надо было приехать в Грецию, чтобы попытаться найти эту часть. И надо было, чтобы дед мягко выставил ее за дверь. Если бы не Джованни, она никогда бы не покинула свое безопасное убежище.

Вспомнив о Джованни, Талия вздрогнула от укола чувства вины. Она отправила деду несколько писем, уверяя его, что ищет книгу… но это была ложь. Кроме как в библиотеке на вилле, она эту книгу нигде не искала. Ей не хотелось рисковать тем хрупким счастьем, которое она нашла здесь, вместе с Ангелосом.

Кого ты обманываешь? У тебя с ним ничего нет!

Ангелос был могущественным, богатым и красивым мужчиной. Сколько у него было женщин в Афинах, да и по всему миру? Никто не знал. И он никогда не заинтересуется такой, как она, которая боится своей собственной тени, у которой нет никакого опыта ни в чем.

В любом случае через месяц она расстанется с ним и никогда больше его не увидит. И поэтому она может смело спрашивать его о книге своего деда.

Ангелос сел рядом с ней, положив одну руку на руль, а другой загородив глаза от солнца. София сидела по другую сторону крошечной рубки, любуясь на волны и пену, похожую на взбитый крем.

– Ты любишь поэзию? – выпалила Талия, внутренне вздрогнув от абсурдности своего вопроса.

Ангелос секунду смотрел на нее, в глазах его мелькнуло удивление.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Просто из любопытства. – Талия прикусила губу, почувствовав себя несчастной. Она не знала, как признаться Ангелосу в том, зачем она на самом деле приехала сюда. Но, может быть, он не рассердится. Может быть, он ее поймет. Ей надо просто найти способ упомянуть об этой книге.

– Не могу сказать, что я хорошо подкован в литературе, – ответил Ангелос.

– Я спросила потому, что мой дед однажды упомянул одного средиземноморского поэта, который ему очень нравится, – сказала Талия, и Ангелос наморщил лоб.

Он явно не понимал, с какой стати она заговорила об этом.

– Расскажи мне о своем деде. Ты часто говоришь о нем.

– Правда?