Солнечное племя - Александр Казанцев

Больше я ничего не помню.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОЛГ РАЗУМА

Любовь, гений, труд — все это вспышки сил, вышедших из единого пламени:

Глава первая. ПРОБУЖДЕНИЕ

Я поклялся вернуться к своим запискам лишь в день пробуждения Эры. И вот я дождался его:

Трудно передать, что переживаю я сейчас, умудренный несколькими жизнями, которые прожил на непохожих планетах в разные тысячелетия.

Я снова чувствую себя робким, как в непостижимо далекой юности. Мне страшно предстать перед Эрой. Какие чувства вызову я в ней: радость или горе? Имею ли я право что-либо напоминать ей, вступающей в новую жизнь? Люди слишком часто разрушают свои семейные пары, расходятся. Можем ли мы с Эрой быть исключением?

Вместе с двумя земными учеными вхожу я в космический корабль ближних рейсов, который постоянно курсирует между земными научными центрами и "Хранилищем Жизни", доставленным на околоземную орбиту.

Сколько раз я уже подлетал к этому космическому центру, выросшему вокруг прозрачной камеры, где продолжала спать моя Эра!

В стороны от прозрачного куба протянулись толстые спицы огромного колеса, напоминающего Фобо. По существу, это и было орбитальной научной станцией, на оси которой, сохраняя невесомость парящего в воздухе саркофага Эры, находилось "Хранилище Жизни". В ободе же колеса, где ощущалась нормальная земная тяжесть, работали, сменяя друг друга, ученые. Сменяя: в поколениях.

Сколько раз посещал я их лаборатории, знакомясь с ходом столь трудных, требующих непостижимой выдержки и терпения планомерных и неотступных работ. И всякий раз я просил провести меня к прозрачной камере с висящим саркофагом, вход куда до поры до времени был строжайше запрещен. Через прозрачные стенки и крышку гроба, биованны, я с болью любовался чертами дорогого мне лица.

Оно, как на миллионах изображений, знакомых каждому живущему на Земле, оставалось прежним, готовым улыбнуться, ожить, радуясь свету и добру:

Я занимал кресло напротив профессора Петрова. Но это не он, не вождь первого отряда людей, разбудивших меня. По фантазии родителей имя его звучит как игра слов. Неон Дальевич Петров, — сын моего первого друга среди новых людей.

Виднейший биолог (Жизневед по-мариански) объединенного мира Земли, посвятивший свою жизнь проблеме анабиоза высших организмов. В свое время Даль сказал, что если не он, то его сын Неон сделает так, что я увижу свою Эру живой и по-прежнему прекрасной.

Сам он занимался совсем иными проблемами, но слово свое сдержал. Напротив меня сидели его сын и его внук, заслуженный профессор и молодой ученый. Десятки тысяч животных были погружены ими в холодный сон и благополучно вернулись к жизни.

Более тысячи человек проделали на себе опаснейший эксперимент, и пробуждены. И последним из них был сам Неон Петров. Потому он кажется таким молодым, хотя недавно отметил свой пятидесятилетний юбилей, а также появление внучки, которую назвали Эрой, — в честь моей подруги, ждавшей своего пробуждения, и в честь новой эры (таково совпадение звуков марианской и земной речи!), наступившей со дня начатого полвека назад космического "переливания крови".

Сын Неона Иван сам разбудил отца после его семилетнего сна в анабиозе. Это была первая видная научная работа молодого ученого.

Но что значит семь лет по сравнению с тринадцатью тысячами лет сна моей Эры! Но ведь я-то живу, как и все остальные на Земле, спавшие только по ночам! Так я успокаиваю сам себя.

Неон уверен в успехе пробуждения, к которому так долго никто не решался приступить. Но я знаю: более критически настроенный и не по летам осторожный Иван волнуется.

Из тысячи человек, погружавшихся в анабиоз, только двое не проснулись. И трое скончались вскоре после пробуждения.

— Только пять человек на тысячу, — говорил отец.

— Целых пять человек на тысячу! — говорил сын.

Все зависит, как на это смотреть:

Но почему мне волноваться? Поколения ученых в течение полувека во всех тонкостях изучали аппаратуру древних мариан. Разобрав на детали саркофаг-биованну, в которой я спал, они построили второе "Хранилище Жизни" и для пробы усыпляли и пробуждали в нем животных и людей, самоотверженно шедших на риск.

Чем отплатить мне им? Впрочем, они рассматривают свои усилия как выполнение долга перед марсианами, в свое время предотвратившими столкновение Земли с Луной.

Пилоты привычно подвели космический корабль к месту стыковки. Сердце колотилось во мне, готовое выскочить. Я не думал, что оно может так вести себя у стариков.

Бритое, энергичное, оттененное седыми висками, пожалуй, даже чуть суровое лицо Неона Петрова спокойно, а Иван щурится, проводит рукой по белокурым длинным волосам и нервно теребит курчавую, плохо растущую бородку.

По внутреннему переходу в месте стыка корабля мы перебираемся на орбитальную станцию. Научные сотрудники исследовательского центра почтительно встречают своего руководителя и радуются Ивану, общему любимцу.

Неон действует быстро и решительно. Слишком много времени уже было затрачено на подготовку. Он предлагает немедля приступить к пробуждению Эры.

К своему изумлению и радости, я узнаю среди присутствующих, прилетевших раньше нас, своих старых друзей: прежде всего Эльгу Сергеевну, ныне члена-корреспондента Академии наук, все еще бодрящуюся, но досадно пополневшую женщину с белоснежными волосами, заложенными тяжелым узлом на затылке. Десять лет назад я присутствовал на ее серебряной свадьбе с академиком Леонидом Песцовым. Галактион Петров, тоже уже давно академик, не мог ей простить разрыва с ним, и, хотя прошло много лет, все же не явился на их серебряную свадьбу. Но сюда он прилетел. Очень постаревший, сутулый, обрюзгший, с ненужной в условиях невесомости, но привычной палочкой в руках, он стоял в стороне, удерживаемый магнитными подошвами. Он присутствовал здесь как самый почетный гость, как руководитель первого отряда ученых, нашедших в космосе "Хранилище Жизни".

А вот Даля и его жены Татьяны Сергеевны, близких моих друзей, не было. Оба они долго жили в Антарктиде. Он освобождал ото льда материк, а она искала там стоянки доисторического человека, и не только искала, но и нашла! Успела найти до своей кончины: Я обещал прилететь туда к Далю, и, возможно, с Эрой, после ее пробуждения:

После пробуждения!

Как предстану я перед нею, седобородый глубокий старик, заканчивающий свою жизнь на Земле, куда мы с Эрой так стремились. Ей еще предстоит увидеть дальнейшую жизнь людей, которые распространяют сейчас на весь земной шар те принципы, которые мы с нею вместе закладывали когда-то в основу общины инков: трудятся все, бесплатный хлеб всем: