Последний министр - Валерий Гуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы присядьте Сан Саныч, видать переволновались после выступления.
– Так я поприветствовать вас хотел! Как мы всегда целовались поцеловаться, – изумленно произнёс старик, хлопая глазами.
– Раньше целовались, а теперь я только с женщинами целуюсь, – Протопопов дабы успокоить Александра Александровича похлопал старика по плечу и всучил тому чашку с чаем. – Угощайтесь. И вы, кажется, что-то мне сказать хотели?
В голове Протопопова всплыло, что прежний Александр Дмитриевич помимо обнимашек и целовавшек, сопровождал их таким странными словечками, как «мой милый». И министр аж поежился, захотелось даже вымыться хорошенько.
Римский-Корсаков очухался после такого «тёплого» приема. Чашку с чаем отставил на стол, не став пить – видимо уже пробовал раньше и тоже пришел к выводу, что чай у Маркова так себе.
Поднялся.
Не хотел разговаривать из позиции снизу вверх стало быть и желал использовать своё преимущество в росте. И прежде чем начать прокашлялся в кулак ровно так, как перед своим выступлением.
– Ну-с, начну с того, что мне неожиданно приятно обнаружить вас на нашей встрече людей, заинтересованных и болеющих за судьбу своего отечества, – начал он.
Теперь, когда они стояли, Римский Корсаков, мужчина высокий и, несмотря на возраст подтянутый, смотрел на щуплого Протопопова сверху вниз.
– Как вы находите мое выступление?
Протопопов напротив, желая нивелировать преимущество старого боевика в росте, опустился в кресло и перекинул нога на ногу.
– По какому вопросу вы были так настроены встречи искать? – спросил Протопопов. – Надо полагать, что вы звали меня не ради приятностей и любезностей? Говорите прямо и не портите впечатление о себе.
Их взгляды столкнулись. Оба смотрели так, что собеседник невольно отводил глаза. Один боевик этого времени, у него руки по локоть в крови политических оппонентов. Другой боевик времени, которое наступит сто лет спустя. И никто не хочет уступать в этой битве взглядов. Протопопов чувствовал, как Римский-Корсаков своим взглядом буквально выворачивает его наружу, но взгляд не отводил. И Александр Александрович тоже, вцепился, как питбуль натурально.
Неизвестно сколько бы длилась вот такая дуэль, если не подошедший Марков.
Видя, что оппоненты сверлят и уничтожают друг друга глазами, Марков запнулся на полуслове, понимая, что крайне не вовремя подошёл:
– Алекса… – Николай Евгеньевич, как человек прозорливый, быстро нашёл выход и указал на чашки чая, стоявшие на столе. – Может вам господа чайку освежить? Кипяточек подлить?
– Не стоит.
И Римский-Корсаков, и Протопопов обернулись на Маркова единовременно.
Тот пожал плечами коротко и удалился, так и не сказав для чего приходил.
– Я скажу прямо, Александр Дмитриевич, – Римский-Корсаков вернул на Протопопова взгляд, но теперь в нем не было прежней железной хватки.
Пощупали друг дружку.
Нагляделись.
И хватит.
– Нам надо держаться вместе, как мы и обусловливались, – заявил Александр Александрович. – Времена нехорошие настали, как вам известно и без меня. Заразу хотят в головы людей подселить, размножить и убедить в том, что Россия и все русское – непотребно и должно быть уничтожено на корню. И вместо того чтобы разворошить гнездо гадюк, находятся люди, именуемые себя истинными патриотами, кто этих гадюк подкармливает и гладит по головке.
– А вы сам то? – спросил Протопопов мягко, но при этом так, что от вопроса по коже натурально мурашки прошли.
– Мы, господин министр, спим и видим, как непотребства из России матушки вымести, да вот только патриотом в наше время становится быть опасно, к моему глубокому сожалению.
– Понимаю, продолжайте, – Протопопов кивнул, давая понять, что до сих пор не услышал конкретики из уст Римского-Корсакова и не прочь услышать теперь.
Александр Александрович подобрался, огляделся, прежде чем продолжить, будто бы опасался, что на собрании СРН найдутся те самые гадюки, о которых было сказано выше.
– На самом верху требуется капитальный ремонт, – сообщил он стальным голосом. – Государственная Дума должна быть распущена немедленным манифестом.
– Я верно понимаю, что об этом шла речь на недавней встрече господина Маклакова и Государя?
– Маклаков предложил Государю проект манифеста, – процедил Александр Александрович.
Помолчали.
Протопопов переваривал сказанное. На лбу Римского-Корсакова блестел холодный пот.
– Идёт грызня за власть, тогда как нужно всем соединиться в кулак, – наконец, продолжил Александр Александрович. – В жуткую военную годину все как ослепли. Думу следует распустить, и не созывать далее ни в коем случае, до тех пор, пока не подойдёт для этого законное основание.
– Я слышал, что правые колеблются между перерывом и роспуском? – уточнил Протопопов.
– Роспуск и только! – Римский-Корсаков ударил кулаком о ладонь.
– Понятно, Александр Александрович.
– Государь сказал, что на сим разговор с господином Маклаковым не окончен… – вкрадчиво сообщил старый боевик. – Так что…
– Мы обуславливались, что будем говорить прямо, – напомнил Протопопов. – Что вам нужно?
– Деньги!
– Допустим, а чего же, Александр Александрович, господин Маклаков не попросил нужную сумму у Государя, раз тот проникся вопросом? Замечу, что Барк ничего не говорил мне по этому поводу. А бюджет, знаете ли, не только вам урезают, но и прочим. Денег мне натурально неоткуда взять.
Старый боевик замялся, но надо ему отдать должное – ненадолго.
– Ну, так может стоит напомнить о нас господину Барку? Вы то его почти каждый день видите, Александр Дмитриевич. Вы просили говорить прямо, вот я и говорю прямее некуда.
Протопопов задумался. Деньги – это хорошо, они решает большинство проблем. Однако патриотизм это такая штука, которая либо есть, либо нет. И с наличием денег это не связано. И судя по тому, что Александр Дмитриевич наблюдал на сегодняшнем собрании, настоящих патриотов, способных отстаивать свою Родину, здесь можно было пересчитать по пальцам руки.
Одной.
В квартире Маркова собрались по большей части мерзавцы-выгодники, которым по факту не было дела до чаяний России и до исконно русских интересов. Каждый второй здесь вступал в ряды СРН и делал посильные взносы лишь для того, чтобы получить свою выгоду.
Деньги.
Власть.
Признание.
Они почешут языками на столичном собрании, примут какие-то решения, а потом разъедутся по своим губерниям.