Подарок ко дню рождения - Барбара Вайн

Я был совершенно уверен, что Айвор об этом знает. Он прочитывал по крайней мере две газеты в день, от первой до последней страницы. Но в тот момент я был уверен в том, что должен поддержать своего шурина. Поэтому я набрал номер Айвора и предложил встретиться в шесть вечера и где-нибудь выпить.

Он спросил:

– Значит, ты это видел?

Когда мы встретились, Айвор рассказал мне, что прочел газету у себя в кабинете. Разумеется, все периодические издания доставляли ему прямо в кабинет, и среди стопки свежих газет, конечно, была и «Стандард». Чаще всего Айвор не мог выделить время для ланча. Те дни, когда он мог где-нибудь не спеша поесть, миновали. Ему приносили два сэндвича и бутылку газировки прямо в кабинет, и он сделал ошибку, предложив один из бутербродов своему секретарю.

– О, нет, спасибо, министр, – ответила она, явно шокированная таким предложением.

Принесли «Стандард». Айвор надкусил первый сэндвич и приступил к центральной статье – что-то о премьер-министре и Джеффри Хоу, – потом перешел к репортажу о суде над насильником. Под ним, в нижней части первой страницы, находилась заметка, озаглавленная «Жителя Лондона допросили по делу об убийстве Кэкстона». Айвор рассказал, что как только понял, о ком идет речь, вцепился в край стола, боясь упасть. Впервые в жизни он почувствовал, что комната начала вращаться, и в тот момент только чудо помогло ему удержаться от пронзительного крика. Несомненно, это не было «чудом» – свою роль сыграл страх, что на такой подозрительный шум в его кабинет сбегутся все сотрудники его кабинета во главе с Эммой.

– Я приказал себе еще раз прочесть статью, – рассказывал он. – Я знал, что должен это сделать, как бы мне ни хотелось выбросить газету в мусорную корзину. Я прочел, но больше ничего не узнал. Человек по имени Шон Брендан Линч находился в полицейском участке и отвечал на вопросы. Очевидно, его подозревали в том, что он состоит в ИРА, весьма возможно, он действительно был членом этой организации и, должно быть, он что-то сделал или был замешан в чем-то, что позволило полиции арестовать его в связи с расследованием убийства Сэнди.

– Это брат Дермота Линча?

– Он самый. Что мне делать?! И так было бы хуже некуда, если бы выяснилось, что я нанял Дермота и Ллойда Фримана для похищения Фиби, но это такая ерунда по сравнению с тем, что я был связан с братом члена ИРА и убийцей Сэнди…

Айвор напомнил мне, что партия консерваторов ненавидит ИРА, ненавидит со времени ужасов «брайтонской бомбы»[5]. Невозможно даже подумать о том, с чем бы он столкнулся, если бы кто-то связал его имя с Шоном Линчем.

– Или с членом семьи Линчей, – прибавил я.

– Я знаю.

– Я понимаю, что ты знаешь, Айвор. На прошлой неделе ты нам рассказывал, как ходил в дом, где живут Линчи, и о своих снах.

Он сделал большой глоток «Мерло», что, вероятно, не положено делать министрам, когда они собираются выступать в парламенте.

– То были сны. Больше ничего. Клянусь, даже близко не подойду к их дому. Мне осталось лишь кусать локти.

После этих слов он громко расхохотался. Сидящие вокруг оглянулись, и какая-то женщина, улыбнувшись, приподняла бровь.

Вскоре после этого раздался звонок на голосование. Айвор допил свой бокал и сказал на прощание:

– Забавно, но это я навсегда запомнил: тот же звонок был тогда, когда я впервые встретил Хиби; тогда я все повторял про себя номер ее телефона и записал его только после того, как вышел из зала. – Айвор вздохнул; это был вздох отчаяния, смешанного с раздражением. – Я не сделаю никакой глупости, Роб.

После этих слов он ушел, хотя многого не рассказал мне в тот вечер. На самом деле он уже побывал на Уильям-Кросс-Корт и еще глубже увяз в том, что назвал «печальной неразберихой». Но я узнал об этом только через несколько недель.

Айвор обещал больше не приближаться к Линчам. Вероятно, он подразумевал, что не станет разговаривать с Шоном, но едва ли он мог это сделать, пока тот сидел под арестом. Однако, так или иначе, он не сдержал своего обещания.

Вы должны понять, как ему было невероятно трудно пойти туда, во время заседаний Палаты общин. Министр, даже младший министр, должен посещать все заседания, болтать с избранным кругом своих сторонников, собирая сплетни, или, во второй половине дня, находиться в зале для голосования. Его работа не похожа на работу некоторых профессионалов, которые могут без труда выкроить пару часов, когда уже добились определенного статуса. Но в ту осень в Брайтоне была организована конференция, в которой Айвор участвовал, – это было не собрание партии консерваторов, оно состоялось месяцем раньше в Борнмуте. Здесь же обсуждались вопросы, связанные с производством самолетов и какой-то военной техники. Он принимал в ней активное участие, а на второй день созыва выступал с докладом об очередной новейшей бомбе, применяемой военно-воздушными силами (или еще кем-то). Покончив с этим, Айвор ненадолго вернулся в Лондон. Его отвезли в Брайтон на правительственной машине, но он не мог воспользоваться ею для тайного визита. Поезд привез его на вокзал «Виктория», а оттуда он доехал на метро до «Уорвик-авеню».

Трудно сказать, зачем Айвор поехал, чего надеялся добиться. Когда пришло время обо всем рассказать, он лишь пожал плечами. Я думаю, психолог объяснил это тем, что одержимый человек не может выпустить из виду предмет своих страданий. Ему необходимо не просто думать об этом, но и следить за ним. В случае с Айвором предметом его одержимости стал Уильям-Кросс-Корт.

Айвор много размышлял об этом. Я мог бы сказать, что это единственное, что занимало все его мысли. Одни и те же страхи, надежды и сумасшедшие планы снова и снова прокручивались в его голове – до его выступления на конференции, и когда он закончил речь, и когда выпивал в баре отеля, и когда пошел ужинать; и я даже боюсь подумать, что он испытывал, когда остался ночью один в своей спальне. Он понимал, что должен остановиться. Если он не хочет довести себя до нервного срыва, то должен положить этому конец. Несмотря на все возражения и все предостережения, несмотря на то, что сына Филомены Линч, Шона, все еще допрашивали в полицейском участке в Паддингтон-Грин, единственным выходом было поговорить с ней.

Айвор решил представиться и объяснить этой женщине, что Дермот обслуживал его машину и он все больше беспокоится о нем. Он бы сказал, что понимает, что должен был прийти раньше, но его сдерживало нежелание вмешиваться в семейную трагедию. Но сегодня он случайно оказался в этом районе и, вспомнив адрес, пришел, повинуясь душевному порыву, чтобы спросить о здоровье Дермота.

Это звучит так откровенно фальшиво – ведь можно было воспользоваться телефоном? – что остается гадать, как такому умному человеку мог прийти в голову такой план. И это после того, как он обещал мне не лезть в это дело! Все это похоже на авантюру, которая может привести к краху карьеры, и когда Айвор рассказал мне о своей поездке, я никак не мог в это поверить. Но он приложил так много усилий, чтобы объяснить мне мотивы своего поведения, что мне ничего не оставалось, как сделать вид, что я понял его. Айвор тогда заявил, что это похоже на игру в кости, когда твое будущее зависит от того, выпадет ли шестерка. В действительности в его случае шансы были гораздо ниже. Если выпадет шесть очков, Филомена Линч поговорит с ним и скажет, что ее сын никогда не придет в себя и что она уже думает о том, чтобы выключить аппарат искусственного жизнеобеспечения. Айвор почувствует себя свободным, страдания последних месяцев закончатся и все будет хорошо. Ну, а если все пойдет не так, в таком случае вполне вероятно, что Филомена либо откажется разговаривать с ним, либо сообщит о том, что ее сыну намного лучше. И Айвор не мог не учитывать самый плохой вариант – Дермот вышел из комы и вот-вот поговорит с полицией.

Стоило рискнуть одной из трех этих возможностей ради вероятности выбросить шестерку. Полагаю, так думают все азартные люди. Шесть – это такой блестящий результат, разом решающий все проблемы. Размышляя подобным образом, поднимаясь по лестнице в Уильям-Кросс-Корт, мимо покрытых граффити стен, мой шурин не забывал постоянно корить себя за свои ужасные желания, за то, что он не только надеется на смерть другого человека, но и страстно желает ее.

В тот раз Айвор так и не вошел в квартиру. Он не спросил Филомену Линч о состоянии ее сына. А все потому, что, когда он дошел до второго этажа, хлопнула входная дверь и послышались шаги. За ним шла женщина на высоких каблуках. Вряд ли это могла быть миссис Линч, но он не хотел рисковать, так как все еще не знал точно, после всех этих часов и дней раздумий, как начать с нею разговор. Поэтому он пошел выше, на четвертый этаж, как уже делал раньше, и снова, как и в тот первый раз, остановился на площадке и посмотрел вниз. Женщина поднялась на третий этаж и позвонила в дверь квартиры Линча; это была бывшая подружка Ллойда Фримана.