Стихотворения о любви - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1993
Магнетизм
О, как же мы странно с тобой прощаемся:Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».Но только все время в руке рука,И мы их так слабо разнять пытаемся.Ужасное время — пора разлуки…Но, кажется, силы у нас нашлись.Однако, едва лишь разжались руки,Как губы вдруг взяли да и слились.А губы слились — значит, смолкли речи.Но чуть только мы их смогли обуздать,Как тут устремились друг к другу плечиИ руки уже обнялись опять.О, Господи! Что же творит любовь?!Все планы практически рассыпаются:То руки мгновенно опять смыкаются,То губы встречаются вновь и вновь…А чуть распрощаемся до конца,Как все будто снова летит по кругу:То ноги несут нас опять друг к другу,То тянутся руки, то вновь сердца.О, люди! Запомните мой совет:Коль вдруг вот такое у вас случится,Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.Другого решения просто нет!
1994
На осеннем пороге
В саду деревья стынут на рассвете,А ветер, по-напористому злой,Столбом взвивает листьев разноцветьеИ сыплет сверху белою крупой.А ты сейчас печалишься о днях,Что улетели птицами на юг.Глядишь в окно, и у тебя в глазахНе то морозец, а не то испуг.Но я прошу: не надо, улыбнись!Неужто ждать нам лета и весны?!Ведь климат в сердце, и настрой, и жизньВо многом все же нам подчинены.И, Господи! Ведь это ж в нашей властиШагать сквозь все на свете холодаИ твердо знать о том, что наше счастье,Какие б вдруг ни грянули напасти,Уже остыть не сможет никогда!Давай же вместе вместо вьюг и зимМы вечный май любовью создадим!
1994
Права и слова
Сижу за решеткой в темнице сырой…
А. С. ПушкинНет, в тюрьме я, конечно, вовек не сидел,Полагая, пожалуй, не без резона,Что сидеть за решеткой — всегда уделЛибо тех, кто за истину потерпел,Либо тех, кто, напротив, попрал законы.Только жизнь — это жизнь. И святой наивРазлетается, словно туман под ветром:Я — в солдатской шинели. Я весь — порыв!Я шагаю сквозь дымные километры.Цель прекрасна! Но доля порой горька,Ибо в армии вечно свои порядкиИ права у солдата не выше пятки,А точней, командирского каблука.Ведь солдат — что комар в кулаке командира!Его можно легко в порошок стереть,Наказать, преспокойно послать на смертьИ надолго отрезать порой от мира.Но отслужит солдат и придет домой.И бесправью конец! Ни обид, ни начальства!Если сам он себе не отыщет рабства,А пойдет независимой в жизнь стезей!Вот и я, возвратившись с войны когда-то,Твердо выбрал прямой и свободный путь,Никакой меня бурею не согнуть!Я — упрям. И в права свои верю свято!Но когда я в любовь распахнул окно,Мне пришлось, как на мине, на ней взорваться:Ибо так мне уж, видимо, сужденоВерить там, где мне надо бы сомневаться.Есть закон: чем подлее на свете зло,Тем пестрей оно любит всегда рядиться,Тихим ангелом утро в мой дом вошло,Чтоб затем (ну за что мне вот так везло!)В превосходного дьявола превратиться!Да, жену мне тогда подарил Господь,Только вот за какие грехи, не знаю,Где бесчувственно сердце, распутна плотьИ душа лицемерная и пустая.И гуляла она, и болталась онаГде угодно и, боже мой, с кем угодно!Возвращалась прокурена и хмельна,Но зато независима и свободна.И, чем больше швыряла она враньяИ встречалась со всякою шелухою,Тем отчаянней билась за то, чтоб яБыл отрезан от мира глухой стеною.А зачем? А чтоб жил в беспросветной лжи,Чтобы рвал и здоровье, и душу в клочья,И работал как лошадь и днем, и ночьюНа курорты, наряды и кутежи!Я молчал. Может, где-то был убежден,Что воздается судьбой мне за тяжесть груза,Иль затем, может статься, что был влюбленВ светлый образ, украсивший небосклонИ носивший прекрасное имя: Муза!Но отдушина все же порой была:В Доме творчества, там, где я в песню рвался,Там, где Муза с улыбкой меня ждала,Где я жил и писал вдалеке от злаИ где так интересно с людьми встречался!Но едва возвращался я вновь домой,Как кидались навстречу скандалы дома,И опять от знакомых и незнакомыхБыл отрезан я, словно глухой стеной…Но друзья (нет, не сгинула красота!)Не смирялись, стучась в эти злые стены,А всех громче всегда возмущалась та,Что стихи мои людям несла со сцены.— Нет! — она восклицала, — ну как же так?!Я — артистка. Бываю буквально всюду,И везде тебя любят. Я лгать не буду!Ты же заперт от мира, как злейший враг! —И, смутясь, добавляла: — Когда б, любя,Нас связала судьба, то, хитрить не буду,Я бы шла, все преграды твои рубя,Чтобы жизнь клокотала вокруг тебяИ чтоб люди общались с тобой повсюду! —И Судьбу, видно, тронула эта речь,И, чтоб кончились беды и все разлуки,Повелела она мое зло отсечьИ затем, вместо наших нелегких встреч,Навсегда нам сплела и сердца, и руки.Я не знаю, на радость или бедуЯ кидал в восхищенье за словом слово:— Люди! Здравствуйте! Славьте мою звезду!Я покончил с бесправьем, я к вам иду!Ибо ныне я стал человеком снова!Да, две жизни, два образа — день и ночь:Там — сплошные распутства, здесь —вроде нежность,Там — обманы, здесь — правда и откровенность.Значит, прочь все сомненья и беды прочь!Вот уж мчит по сердцам высочайший ток!Но попробуй понять даже лучших женщин!Есть забот океан и любви поток,Только вот про общенье с людьми — молчок…Да и слов о свободе все меньше… меньше…Даже мизер: былая тропа мояВ подмосковный Дом творчества, труд, общенье,Получили суровое запрещенье:— Для чего тебе мир, если рядом я?!Да, конечно, великая вещь — семья!Но припомни Людовика, дорогая,Что сказал: — Государство-де — это я!— Он король, а в России свои края.И довольно. Я диспут наш прекращаю! —Вот и все. Но вопрос вырастает вновь:Ты за счастье, и я всей душой за счастье,Только будет ли истинною любовь,Если кто-то стремится к верховной власти?Если кто-то, все споры разя мечом,Верит только в свое «золотое слово»?И, уверен в себе и уме своем,Пусть любя, но священным горя огнем,Просто жаждет держать под замком другого?!Но ведь вроде есть главное: жить бы и жить бы!Кто же пишет за нас этот злой устав?Неужели ж хорошее слово — женитьбаРавнозначно понятью «лишенье прав»?Люди, люди! Родные мои, хорошие!Мы же веруем в счастье, а не в тоску!Почему же тогда вот такою ношеюМы любимых сгибаем порой в дугу?!Совместима ль, скажите, любовь с неверьем?!Нету веры? Не надо тогда и лгать!Ну, а если действительно есть доверие,То зачем же нам душу друг другу рвать?!Надо вырваться нам, наконец, из круга,Где томится то радость, то снова зло,Ну неужто нельзя нам понять друг другаБез конфликтов: доверчиво и светло?!
1994
Она уснула на плече моем
Она уснула на плече моемИ, чуть вздыхая, как ребенок дышит,И, вешним заколдованная сном,Ни чувств, ни слов моих уже не слышит…И среди этой лунной тишины,Где свет и мрак друг в друге растворяются,Какие снятся ей сегодня сны,Чему она так славно улыбается?А кто сейчас приходит к ней во сне?Я знаю. Ибо я умен и зорок!Улыбки эти безусловно — мне,Ведь я любим и непременно дорог!Сквозь молодость и зрелость столько летИдем мы рядом, устали не зная,Встречая бури радостей и бедИ в трудный час друг друга выручая.Но мудрая и добрая лунаВдруг рассмеялась: «Чур, не обижаться!Ты прав, конечно, но она — жена,Пусть милая, а все-таки жена,А им мужья, как правило, не снятся!На свете часто все наоборот:Ты — муж прекрасный! Глупо сомневаться!Но вот скажи мне: ты запретный плод?Нет, я серьезно: ты запретный плод?Ах, нет? Тогда не стоит волноваться!Муж существует в доме для того,Чтобы нести обязанность любую.Он нужен для того и для сего,Короче, абсолютно для всего,Но только не для ласк и поцелуя…А если сам захочешь навещатьВдруг чьи-то сны под звездным небосводом,То должен тоже непременно стать,Хоть в прошлом, хоть теперь, но только статьВот этим самым «запрещенным плодом».Она уснула на плече моем,Неслышно ночь под потолком сгущается…Любимая моя, согрета сном,Совсем по-детски тихо улыбается…Лезть к ближним в мысли люди не должны,И споры ничего не достигают.Ну что ж, пускай средь вешней тишиныЕй сладко снятся лишь такие сны,Что дорогое что-то воскрешают…И если мне никак не сужденоБыть тем, кто снится в дымке восхищенийИль в тайне острых головокружений,Я снов чужих не трону все равно!И я ревнивых игл не устрашусь,Ведь может статься, озарен судьбою,Я все равно когда-нибудь явлюсь,Вот именно, возьму да и приснюсьДуше, готовой восхищаться мною…Пусть сны любимой остро-хороши,Однако может все-таки случиться,Что ведь и я не олух из глушиИ в песне чьей-то трепетной душиМогу и я торжественно явиться!
1995