Город тысячи богов (СИ) - Кожин Олег Игоревич

С трудом удерживая равновесие костлявыми руками, кадавр добрался до центра, и замер, покачивая болезненно раздутым лысым черепом. Из-за его спины, дурашливо кривляясь, вышагнул размалеванный клоун с дробовиком в руках. Кадавр задрал безносую морду под купол цирка, и завыл протяжно, умоляюще. Зал схватился за уши, повскакивал с мест, столько горечи было в голосе уродца. Нас с Егором от манежа отделал полуметровый бортик, и я изрядно удивился, видя, что мальчишка не дернул ни единым мускулом. Лишь когда вой сделался невыносимым, Егор сжал губы в бледную нечитаемую полоску, но уже в следующую секунду клоун вскинул дробовик, и снес кадавру голову.

Череп взорвался, как начиненный петардами арбуз. А следом взорвался зал. Аплодисменты, крики и свист, топот и восхищенная ругань. Рядом выше взвинченный мужской голос тараторил скороговоркой – охренеть! охренеть! вы видели?! охренеть! Оглушительно щелкнув, включились дополнительные прожекторы, утопив манеж в мягком пушистом свете. Змеей выстелился кудлатый дым, скрытые динамики зарычали электрогитарами на одной протяжной ноте, и профессионально поставленный голос возвестил:

- Дамы и господа! Кроули-цирк приветствует вас!

Овации переросли в истерику. Зрители бесновались, глядя, как сексуальные девушки в костюмах медсестер, под бодрый хард-рок выкатывают на арену тележки с посиневшими телами. Виляя бедрами медсестры пошли по рядам. Маня пальцем, вытягивая за галстук, галантно подхватывая под руку, они увлекали зрителей на манеж. Я вжался в кресло, стиснув зубы. Все силы уходили на выращивание клеток для новых легких. Крошечный резерв оставался на болевую блокаду, самую слабую, чтобы только не орать от боли.

Призывно улыбаясь и стреляя густо подведенными глазками, медсестры раздали зрителям топоры, тесаки и ножи, собственным примером демонстрируя, как проверить, что тела на каталках действительно мертвее мертвого. Кто-то отпрянул в ужасе, что-то замотал головой, возвращая оружие, но большинство, возбужденно блестя глазами, принялось с энтузиазмом кромсать покойников. Краем глаза я заметил, как Егор рефлекторно положил ладонь на шею, словно пытаясь удержать подступившую к горлу рвоту. Вот так-то, мальчик, вот и все твое хваленое равнодушие! Радуйся, что музыка перекрывает чавкающие звуки лезвий, входящих в мертвую плоть.

Под взрывы фейерверков на арену ворвался мужчина на ходулях. Черные фалды его фрака волочились по земле перебитыми вороньими крыльями. Черный конус цилиндра целился в купол цирка, отчего мужчина казался еще выше. Упрятанные в черные перчатки пальцы изгибались, как щупальца. Из-под цилиндра на зал смотрел кусок жирной земли, пронзенный бледными могильными червями. Комья ее падали на белоснежную манишку, оставляя черные пятна, кольчатые хвосты отчаянно шевелились. Дьявольский хохот колонок носился под сводами, пока медсестры оттаскивали опьяненных насилием зрителей обратно на места.

Мужчина принялся в танце кружить над растерзанными покойниками. На ходулях это получалось у него на удивление красиво и отточено. Над каждым телом он зависал ненадолго, делая эффектные пассы руками, после чего перешагивал через тележку и двигался к следующему. Он плевал в застывшие лица, воздевал руки к невидимому небу, и тут же бросал вниз, точно вонзая в землю. Зрительный зал колыхался волнами, а мне от этой клоунады становилось все противнее. В Цирке Некромантов не было уважения к смерти. Лишь дешевый кич, да забористый трэш на потеху толпе. Сегодня я меньше всего хотел быть ее частью.

- Не обманывайся, Егор - сквозь боль глухо выдавил я. – Это танцор, артист. Настоящий некромант не здесь. Где-то за сценой работает. Поднять два десятка мертвяков, это не в рожу плюнуть…

В унисон моим словам, зашевелились мертвецы на каталках. Женские голоса на трибунах за моей спиной слились в единый протяжный визг. Стайкой перепуганных птичек выпорхнули с манежа медсестры. Некромант на ходулях торопился следом, роняя с лица комья червивой грязи. Бессмысленно таращась по сторонам, мертвецы принялись расползаться по сцене.

Резко, точно обрубили ножом, исчезла музыка. В тишине громко заерзали передние ряды. Самые пугливые спешно покидали места, перебегая в проход. Егор тревожно переводил взгляд с меня на покойника с торчащим из груди ножом, что шатаясь, плелся в нашу сторону. Лишь мое спокойствие удерживало его на месте.

В Кроули-цирке все было на грани, я давно раскусил их главную фишку. Едва дойдя до борта манежа, мертвецы наткнулись на незримый барьер. Стоя в полутора метрах от заветной цели они тянули синие пальцы, царапали воздух обломанными ногтями, щелкали челюстями. Иллюзорный барьер не внушал доверия, и далеко не все зрители решились вернуться на свои места, так и продолжали стоять в проходах. Туристы, конечно. Местные сидели, как ни в чем не бывало.

Снова загрохотала музыка, и на манеж черно-белыми горошинками выкатились акробаты в костюмах арлекинов. Ловко уворачиваясь от медлительных мертвецов, они прыгали и плясали, крутили пируэты и сальто. Натруженные биты в их руках крошили мертвецам суставы, ржавые тесаки отсекали конечности. Покойников увечили, терзали, но старались не убивать. По-своему это было даже красиво, чувствовалась серьезная работа хореографа, но легкие мои почти восстановились и, кажется, я нащупал ментальный канал Мими.

Запускать собственные органы удовольствие не из приятных. Тело сходит с ума, обнаружив отключенный орган, и реагирует на это дикой болью. В какой-то момент я захрипел так, что испуганно отпрянули соседи. Затылок воткнулся в спинку кресла, я выгнулся дугой, заскреб подлокотники ногтями. Так натянулся на мгновение, что показалось вот-вот сломается позвоночник или выпадут из орбит выпученные глаза. Наконец, обновленные легкие с шумом погнали воздух. Едва отдышавшись, я схватил Гора за рукав и потянул за собой.

- Пошли, - сипло скомандовал я. Голос все еще слушался плохо.

По широкому полукругу я пробирался к закулисью, поближе к входу. Егор послушно плелся следом, поминутно извиняясь за отдавленные ноги, но зрители в ответ лишь раздраженно шипели, нетерпеливо вытягивали шеи, стараясь вернуть обзор. Посмотреть было на что - на сцену, молчаливо и слаженно, как группа спецназа, выбегали доберманы в шипастых ошейниках.

Когда до полосатого полога оставалось шагов пятнадцать, я выставил Кольцо Гига и неуклюже перепрыгнул через ограждение. Егор, колебался недолго, - чертыхаясь, перескочил барьер и бросился следом. Взбивая ботинками свежие опилки, он пристроился за моим плечом. Глаза его обшаривали зрительный зал, ожидая, что вот-вот шоу остановится, и нас скрутят огроподобные охранники. Но динамики продолжали извергать плотные гитарные рифы, зрительный зал восторженно ревел, а мы шаг за шагом подходили к кулисам.

- Они что, не видят нас? – перекрикивая музыку, спросил Егор. – Ты что-то сделал?

- Живые не видят, - прокаркал я. – Осторожно, могут налететь сдуру.

Как раз вовремя, Гор едва увернулся от добермана, с безумными глазами удирающего с манежа. Я отпихнул в сторону назойливого мертвяка, и мы нырнули за кулису. Тяжелое тканевое лезвие качнулось, отсекая шум представления. За кулисами тоже было громко, но иначе. Ревели в клетках хищные звери, хлопали двери гримерок, переговаривались снующие туда-сюда артисты, громко матерились рабочие, весело поскрипывали колеса тележек с трупами. Под потолком гудела вентиляция, но даже ее мощи не хватало, чтобы втянуть из спертого воздуха вонь разложения. Чертовы фильтры не спасали.

Я уверенно пер вперед, хотя уверенности как раз не чувствовал. Кольцо Гига распалось, и на нас косились люди. К счастью, поглощенные подготовкой к представлению, не окликали и не пытались остановить. Изредка оборачиваясь через плечо, я проверял, на месте ли Егор. Он следовал в фарватере, как маленький катер за ледоколом, и, глядя на меня, недоверчиво хмурил брови. Я вдруг понял, что мыслю вслух.

- я уже пришел… да, прямо здесь, ищу тебя… нет, не уйду, дело серьезное… я ведь найду тебя, все равно, я не отстану… лучше тебе…