Оппозиция: выбор есть - Сергей Кара-Мурза

Конечно, чего иногда не скажет политик. Но ведь все это издается и переиздается, должно, видимо, стать ядром новой идеологии КПРФ. Как должны к этому относиться советские люди, 85% которых обладают сильным державным мышлением («имперским сознанием»)?

Люди, которые пишут в газету и ставят эти вопросы, не злопыхатели КПРФ. В массе своей это активисты, которые и тянут воз партийной работы, которые ведут всю выборную кампанию и вынуждены на эти вопросы отвечать ежедневно – всем тем, к кому они обращаются за поддержкой компартии. Если на эти вопросы снова не будет никакого ответа, на следующих выборах еще больше голосов соберет очередной генерал с птичьей фамилией, да уже не с такой приятной, как у Лебедя, а какой-нибудь генерал Коршун.

И самое для меня грустное в том, что ответить не только нужно, но и можно. Ибо я убедился, что те подозрения, о который я сообщил выше, глубоко несостоятельны. Не ради куска пирога и не для повторения махинаций Горбачева хлопочут люди, воссоздающие компартию. А попадают они в ловушки слов и идей, потому что за суетой оставляют осмысление слов и идей на потом. Я считаю, что это – принципиальная ошибка. Она уже обходится очень дорого, а может стать фатальной.

1996

Дело не в вождях

Со смутной душой идет множество людей к выборам. По привычке бормочут про себя обрывки политической мишуры: фракции, списки, платформа… А закроешь глаза – горящий Дом Советов и позвонки, брызнувшие из спины женщины, принявшей крупнокалиберную очередь. Откроешь глаза – Бабурин в чистом пиджаке обещает, что в Думе он будет оппозицией тому господину, тоже уже в галстуке, который нажимал гашетку. Что он будет эффективно защищать наши интересы. Наши интересы? Какие интересы? Чтобы Россию не убивали – или чтобы ее убивали не так больно? И что демонстрирует сегодня Бабурин – верх самопожертвования, способность ради дела переступить свои человеческие чувства, или успех режима, уже породившего тип «профессионального оппозиционера»?

Я думаю, что первое. Что оппозиция – не многоголовая подсадная утка, предусмотренная (и частично сконструированная) архитекторами перестройки-реформы. Есть, конечно, и провокаторы, как же без них. Но это – вовсе не самое страшное. Ведь провокатор, чтобы ему верили, должен очень хорошо работать для партии и часто выполняет важнейшую организующую роль. Без него, может быть, вообще ничего бы не организовалось. А потом, это ведь тоже наши люди, патриоты. Наверное, не раз в истории они становились искренними борцами. В общем, поскольку это явление неизбежно, надо принимать его как стихийный фактор (конечно, поменьше хлопая ушами).

А потом, диалектика провокации глубже. Вряд ли кто-нибудь сомневается, что разработчики операции 3-4 октября хорошо спровоцировали Руцкого на, казалось бы, абсурдный погром мэрии и поход в Останкино. Для этого и заманили огромную толпу демонстрантов прорывать один за другим заслоны ОМОНа на пути от Октябрьской пл. до Дома Советов. А на деле, если вспомнить весь последний год, именно эта толпа – активная часть «советского общества» – заманивала режим «совершить провокацию» и затем полностью раскрыть свое лицо. Неопределенность была уже невыносима, а русская этика не позволяет даже в мыслях назвать кого-то врагом, пока он тебя не ударил почти смертельно. И «совки» поступили как Гамлет, которому нужны были абсолютно надежные доказательства. Гамлет купил их ценой жизни, и именно за это отдали свои жизни люди, оставшиеся в Доме Советов.

А то, что обыватель не хочет этих доказательств видеть, то это естественно. Увидеть их и продолжать жить нормальной жизнью невозможно. А обыватель должен именно жить и продолжать жизнь страны – ему свыше «приказано выжить». И он защищает свою душу «душевной слепотой». И слава Богу, что он инертен, иначе у нас давно была бы Грузия – ведь оснований для этого побольше, чем в самой Грузии. Но то, что позволено обывателю, противопоказано тому, кто решил «раскрыть глаза» и уже этим участвует в политике. Не говоря уж о тех, кто взял в руки оружие – автомат, должность, газетную строку. И груз особой ответственности – на лидерах оппозиции, которые взялись выполнить миссию, сегодня решающую вопрос жизни и смерти страны. Для них нет нейтрального исхода. Если они окажутся несостоятельны, их вина будет больше, чем режима – тот честно заявил свой проект и подкрепляет слова делами, вплоть до танковых залпов.

Думаю, большинство «совков», как и я, смущены делами и словами оппозиции. Правда, дел-то и нет, а вот в словах концы с концами не вяжутся. Надо бы это объяснить. Я в их тайны не посвящен – в тех мимолетных беседах, которые мне довелось иметь кое с кем из лидеров, они были закрыты непроницаемой броней. Может, я бывал слишком бестактен в вопросах. Но подозреваю, что никаких особых тайн и нет. Выскажу мои соображения, исходя из общедоступной информации.

Во-первых, мы не учитываем той аномальной ситуации, в которой действует оппозиция. Она как бы легальна, а на деле в стране диктатура. Мы ждем, чтобы лидер оппозиции четко изложил видение ситуации и свою программу – а он-то знает, что может говорить лишь то, что не представляет реальной угрозы для режима. Ругать его он может как угодно, брань на вороту не виснет. И так люди знают, что заводы не работают, а батон хлеба стоит 230 руб. Ну, потрать ты данное тебе экранное время на перечисление этих фактов – какой Гайдару вред? Но зайти за некоторый условленный предел в объяснении сути событий или, упаси Боже, в организации сопротивления – нельзя. А ругань, хотя бы такая художественная, как у Невзорова, организующей силой не обладает, лишь душу людям греет.

Когда я говорю диктатура, это вовсе не пугало, не надо хвататься за сердце. Многие у нас ее хотят, а либеральная интеллигенция – почти поголовно. Другой социальной группы со столь тоталитарным сознанием, пожалуй, и не сыскать. А сегодня все фиговые листки с наших интеллигентов-правозащитников слетели. Это – философская проблема, оставим ее. Важно, что сегодня в приложении к нашему политическому порядку диктатура – не метафора. В чем же главный признак этого порядка? Вовсе не в отсутствии многопартийных выборов и какого-никакого парламента. Все эти атрибуты имелись и у наиболее жестоких диктатур, Батисты и Сомосы. Они могли бы даже у себя газету «Советская Россия» открыть, а суть бы их не изменилась.

Главный признак – неформальные вооруженные силы, поддерживающие режим. Есть такие силы («эскадроны смерти», «белая рука», «август-91») – в стране диктатура. Ибо возможны репрессии, за которые режим формально не отвечает. И достаточно показать лишь кончик этих сил, как все, участвующие в политике, намек прекрасно понимают. А 4 октября в Москве эти силы совершенно открыто ехали на боевых машинах пехоты. Зачем же открыто? Зачем телевидение показало неформалов-«афганцев», которые были в БМП? Ведь это скандал, даже, по мировым меркам, преступление. На это пошли именно чтобы заявить совершенно четко о новых правилах игры. Постоянное присутствие «за сценой» этих эскадронов дополняется достаточно тотальным контролем за прессой и ТВ. Я даже думаю, что этот контроль превышает разумный, необходимый для режима уровень. Наверное, его со временем понизят.

И никакой легальной оппозиции, реально опасной режиму, в этих условиях быть не может. Ведь когда Зюганов и Бабурин выступают, к их виску приставлен невидимый нам пистолет. Ну что можно от них требовать? Поставьте-ка себя на их место.

Что же в этих условиях могут противопоставить те, кто считает курс режима гибельным? Самоорганизацию и подполье. Пока что есть время обойтись без второго средства, связанного с огромными издержками и болезнями будущего общества. Можно даже предположить, что радикальные силы режима сознательно ускоряют возникновение «незрелого», разрушительного подполья, которое будет ранить общество и облегчать подавление сопротивления (как это уже было с эсерами, когда провокатор охранки был организатором терактов). А вот для того, чтобы предотвратить самоорганизацию оппозиции, режим не имеет сил – нет широкой социальной базы и массовой партии, которая бы проникла в поры общества и не позволила возникнуть рыхлым, неуловимым структурам. И если этот процесс не идет или идет медленно, то это от нашей привычки ждать «указаний сверху». А кроме того, от надежды на то, что придут Минин с Пожарским или маршал Жуков, скажут нам волшебное слово – и мы пойдем за ними в огонь и воду. Они придут, но только тогда, когда у нас в голове прояснится. А до этого мы их все равно не узнаем.

Собираться кучками и прояснять друг другу голову никакие эскадроны смерти помешать не могут, тем более вне Москвы. Трудность тут в том, что в советского человека была предусмотрительно внедрена ненависть к общественным наукам и к логическому анализу – к «теоретической борьбе». Советская система, защищая нас от соблазнов лукавых буржуазных идеологов, сделала человека беспомощным. Преодолеть эту слабость – дело каждого. Конечно, организованная оппозиция как раз в этом могла бы очень сильно помочь. Но ее лидеры – еще более советские люди, чем «низы» (и само собой, сильно проигрывают «демократам», которые тридцать лет вели дебаты на кухнях). Уже три года предложение кадрам оппозиции «сесть за парту» и пройти минимальный курс по упорядочению мыслей отвергается полностью и единодушно. Какая-то мистическая боязнь логического анализа, как будто трезвое рассуждение повяжет по рукам и ногам.