Голые мозги, кафельный прилавок - Андрей Викторович Левкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще бывают куски времени, в которых все устроено уже совсем не так. Они открываются, будто стенку в их сторону вдруг чем-то проломило. Как если бы сдуру дверь в комнату всем весом с разбега открыла кошка Ч., которой среди ночи что-то понадобилось на балконе. Ух, она пробежала – и тут теперь кусок непонятного времени или пространства. Не разберешь даже, чего именно, – совсем непривычно. В одном случае он окажется таким, в другом – будет иначе; и неясно, связаны случаи или нет, одной они природы или такого много.
Куски, в которых все устроено как-то не так, полезны, когда нашел ключ. Там можно превратиться во что угодно, слепить себе новую оболочку, преобразуясь когда захочешь. Для, скажем, любой страны или другого человека. Только это ж почти обмен какой-то: узнал, как попадать в такие штуки, а тебе за это бонус.
Или появится в таком, например, виде:
на глазах превращаясь во что-то здешнее. Эта красота окажется всего лишь частью картинки карты части Мясницкого проезда возле Красных ворот.
А что до того, как теперь ничего уже не будет прежним, то печаль разве что в том, что вчерашнее было сырым, но начинает высыхать. Мозг и его человек привыкли к сырости, им теперь нехорошо. Но они привыкнут. Еще и хлопок «пффф» в момент, когда мир опять не будет прежним. Но тут же постоянно ничего уже не станет прежним, так что получается длинный хлопок, бегущий по гирлянде хлопушек рай освобождений. Но не ты его излучаешь и это не делает ангел, над головой прикрепленный к тебе, как лампочка. Это как если перед тобой едет поезд, сильно пристукивая на ближайшем стыке: пффф, освобождение – пффф снова оно, в тебе опять екает оттого, что закончилось и это. Ну и что? Рушится и рушится, никогда не закончится, а фраза, что ничему уже не быть прежним, и является тем, что остается прежним всегда. Стоишь на насыпи, смотришь на бесконечно сгорающие мимо вагоны, на другую сторону не перейти. Лучше бы что-нибудь такое, что само собой ниоткуда, ни из чего не следуя и чтобы совершенно не к чему пристроить.
Именно потому главное – ночное вбегание кошки Ч. Темнота, внезапный грохот, сдвиг пространства: нечто пронеслось мимо, у него есть цель, неизвестная – это его дела, а еще и что-то, что не следует за ним, но открывает то, чего еще нет в затылке, 12 сентября 2014-го. То есть 12 сентября наступило бы и так, а упомянуто затем, чтобы уточнить: все это происходило тут, а не где-нибудь.
Птица для R. D. Laing’а
R. однажды научила, как быстро проснуться: делать непривычные-нетипичные, даже невообразимые движения, ну как-то так и сяк. Дернуть себя за волосы, съехать с кровати на пол, ткнуться головой в оконное стекло. Банально, а спросонья должно получаться и вовсе нечто невообразимое. Лишь бы не, как обычно, пойти на балкон курить. Чтобы субъектность осозналась из еще отсутствия ее. Впрочем, годится и балкон с курением – если держать в голове, что именно надо там сделать: проснуться.
Оттуда видна улица, дальше другая – поперек, за ее домами встает солнце. Март, почти тепло. Солнце пока низко, и тени от собак очень длинные. Или, допустим, буква крупного граффити на ближней стене от каких-то оптических колебаний природы анимируется. Или это глаза привыкают заново глядеть на эти виды?
Вот, здесь, наяву, есть еще фича, за которую если зацепишься, даже случайно, то все начнет двигаться и вокруг возникнут отдельные штуки счастья, по которым можно перепрыгивать: то ли как по кочкам на болоте, то ли перескакивать с одного воздушного потока на другой, куда-то (ну на следующий, предположим), перемещаясь. Если включиться, то от одной простой невообразимой штуки на иную – и тебе все время хорошо, что вовсе не мечта, а часто получается.
По пунктам это не расписать, отдельного, стоячего смысла явление не имеет, там всегда разные пустяки, но ты четко перекидываешься всякий раз дальше, все подъезжает для следующего шага само собой: получается какой-то поток, линия – словно в воздухе шелк, невидимый, приблизительно серо-голубой. Вокруг полно штук, чтобы было хорошо, все получается само собой, если в это вскочить. Вот кайф какое дерево – что тут пояснишь, оно само по себе существенно или потому что во что-то включилось, а во что? Дерево – хорошо же.
Как это устроено, легче понять ранней весной. Прохладно, солнце, ветер, старая трава и какой-то дым из садов, где жгут что-то предыдущее, – понятно: некая субстанция, какая-то летучая, туда-сюда возить и должна, так что дым понятен – он схоже крутится и раскладывается в воздухе. Что-то прозрачное он окрашивает, делая видимым, – как все эти слова, с одного на другое перескакивая, с последней буквы на первую букву.
Накануне в книжном Jānis Roze на Kr. Barona было вот что: 14,000 things to be happy about, by Barbara Ann Kipfer, published in 1990 by Workman Publishing, нынешняя – уже переиздание от февраля 2014-го. Логично, такие штуки должны меняться. Количество единиц может возрастать или нет, иногда их приходится вычеркивать, заменять. В общем, много точек, горошин, которые обеспечивают попадание в ощущение счастья. Конечно, это не линия, а леденцы россыпью. Не более того, но все же. Среди штук (неважно, все или не все там будут понятны, они есть – и ладно):
walking on ice
night music
planning a hike
the light of Tuscany
a bush’s shadow on a tree trunk
moving hurdles
golf rule books
saying «Nice doggy»
cooking your first turkey
city squares
old catalogs
making something new
warm wool socks
a cat running 30 mph
bread factories
the polonaises of Chopin
floor to ceiling screens
a third opinion
a smile you wear all over
pick-me-ups
ordering French fries
keeping each thing to its season
colored snow
warm water on a cold face
reveling in a lack of structure
making something from magazine instructions
T.T.F.W. – too tacky for words
balloon shades
the LOVE stamp
farewell kisses
learning things together
Это, похоже, подражание (или просто совпало) Сэй-Сенагон. Впрочем, у Сенагон даже не «стать счастливым по поводу», аккуратнее – «что приятно»:
прохладный ветерок;
полураскрывшиеся лепестки пиона;
зелень травы;
пение соловья;
