Сокровище африканских гор - Александр Грин

— Шейх Суд бен-Саид повел отряд, — говорил он, куря и расхаживая перед окном, залитым лунным сиянием. — В отряде пятьдесят негров ваниамензе и двадцать арабских юношей.

Гент тоже был озабочен этим. Дурные предчувствия овладели им, несмотря на первый успех. Его беспокоило также, что многие из каравана, несмотря на запрещение, пошли с арабами к Вилианкуру.

Под утро путешественники немного вздремнули, но ненадолго. Их разбудил крик Селима: «Музунгу, вставайте, все бегут, арабы бегут!»

Вслед за этим ввалились покрытые кровью и грязью измученные пагасисы. Рассказ их был краток, но ужасен. Вместе с арабами они довольно легко взяли Вилианкуру. Мирамбо предоставил им спокойно заняться грабежом, а сам с сильным отрядом засел по дороге между Зимбизо и Вилианкуру. Когда победители возвращались с добычей из слоновых клыков, тюков материй и невольников, отряд Мирамбо бросился на них с двух сторон. Произошла беспощадная бойня. Все арабы были убиты. Рассказчик и его товарищи бежали лесом, сделав большой крюк.

Стэнли был потрясен. Получив известие, что арабы бегут, он сказал:

— Нам надо уходить тоже, в Мфуто, обратно! Селим, беги и собери всех, кто здесь есть!

Он поспешно вышел на двор лично руководить сборами. В деревне загорелись огни, слышались крики, стоны пришедших раненых, жалобные вопли женщин, тяжелый топот бегущих. Мелькали белые халаты и тюрбаны арабов; кричали мулы; утреннее пение петухов сонно и звонко оглашало деревню.

В моменты опасности Гент становился молчалив; он давал внешнему свободно проникать в душу, не задерживал впечатление разговором и там, внутри себя, разделывался с этим внешним. Теперь произошло то же. Все люди выбежали из тэмбо так скоро, что он не успел собрать мыслей и стал вдумываться в происходящее. За Стэнли с его караваном и носильщиками он нимало не опасался, зная, что путь назад свободен. Но он видел, что наступил прощальный момент. Стэнли быстро вошел, держа револьвер.

— Насилу я остановил панику. — Он улыбался, тяжело дыша. — Шау уже присвоил мое седло и хотел бежать на осле; арабы кричат, чуть не дерутся. Меня порадовал только носильщик Шанда, он спокойно сидит и ест. Селим вернул троих, грозя им оружием. Ну, мы идем в Мфуто!

— Я останусь, — сказал Гент, — и попытаюсь пробраться к Магалазари.

— Теперь я ничего не скажу вам. Но вы все-таки безумец. Так-таки — прямо вперед?

— Да. Я останусь. Я эту ночь не тронусь; день тоже проведу здесь, а на следующую ночь выступлю с Цаупере.

Стэнли протянул руку.

— Тогда прощайте. Вы мужественный человек, но я не понимаю вас.

— Прощайте, мы, может быть, встретимся с вами в Уиджиджи.

— Или на небесах, что вернее.

— Это само собой.

Стэнли улыбнулся, махнул рукой и вышел; Гент проводил его на улицу. Сзади белых шел Цаупере.

Смешение и толкотня людей, сбившихся поперек улицы, остановили их. Путешественники простились еще раз, затем Гент вернулся в пустую тэмбо и сел. Шум стихал, деревня скоро опустела, и наступила полная тишина. Гент грустно курил. Он только что расстался с людьми, которые переносили то же, что и он, вместе делили они труды и опасности. Дороги их разошлись. Но Гент повиновался законам своей души.

Остаток ночи черный и белый провели без сна, а следующий день прошел в лесу, где оба чувствовали себя безопасно. Гент выстирал в ручье смену белья, вычистил и привел в порядок оружие. Цаупере был уже посвящен им в план дальнейшего путешествия и принял это спокойно; так же спокойно он принял бы предложение Гента собственноручно убить его. Воля и желание музунгу стали его волей, его желанием.

К ночи, видя, что окрестности тихи, Гент снова прошел в Зимбизо, по-прежнему пустое и мрачное. Здесь он лег, не желая уснуть, но утомление одолело его, и он все же уснул. Цаупере ушел под навес с такими же благими намерениями, но тоже уснул.

Гент спал недолго тяжелым сном. Ему снились вереницы гиппопотамов с человечьими лицами, плывущими на него. Он повернулся, и этого было довольно для охотника, чтобы совсем проснуться. Он встал, вышел на двор. Огромная африканская луна висела в небе; трава белела под ее светом и в недалеком лесу выступы листвы нависли среди черных теней серебряными громадами.

Цаупере спал под навесом. Гент разбудил его. Негр, открыв глаза, мгновение лежал в той же позе, затем быстро вскочил.

— Цаупере, — тихо сказал Гент, — я иду к Магала-зари. Пойдешь ли ты со мной?

Дикарь улыбнулся.

— Цаупере пойдет с музунгу. Музунгу не бросит Цаупере.

— Я знал, что ты скажешь так. Бери же свое ружье. Здесь нельзя бодыпе оставаться, надо идти вперед.

Так как Гент вышел в полном вооружении, взяв все нужное для опасного путешествия, то сборы Цаупере не долго задержали их.

XII. Осада островка

Они вышли из ворот и через несколько минут были в лесу. Определив компасом направление. Гент смело погрузился в чашу. Цаупере шел сзади легкой, неслышной поступью. Дорога шла поперек длинных, невысоких холмов, равномерно опускаясь и поднимаясь. В низинах лес был гуще и хаотичнее, но на гребнях холмов рос группами, оставляя вокруг них прихотливый узор полян, залитых лунным светом. Насколько было возможно, Гент держался в тени; свет был так ярок, что, переходя открытые места, он испытывал неприятное чувство беззащитности.

Он сознавал опасность путешествия, но радовался, что остался верен себе. Чудесный ночной пейзаж вызывал наплыв и подъем мыслей. Возбужденный, зорко осматриваясь, он шел с уверенностью зверя, изучившего лес: огибал ямы, быстро намечая взглядом проход среди сетей лиан и колючих акаций, инстинктивно разбирался среди неопределенности теней и, временами справляясь с компасом, убеждался в верности направления. Дорогой он думал о Ливингстоне, о своем плане; все было в согласии, в счастливой ясности и чистоте представлений.

Относительно опасностей Гент не думал пока. Хотя мелкие неприятельские отряды и лазутчики, наверное, были рассеяны по стране, мало было вероятия думать, что лес наводнен ими, пожалуй, его опушка могла еще кое-где оказаться под наблюдением, но не глушь, в которую негры неохотно идут ночью. Гент рассчитывал к восходу солнца быть далеко от центров, занятых неприятелем, что, однако, не уменьшало риска встречи с враждебным населением. Поэтому он считал ночь самым удобным временем для путешествия. Собственно, очень опасен был лишь переход до Магалазари; двигаться же по этой большой реке на плоту или пироге — безразлично — являлось задачей несложной.

Луна опустилась ниже. Тени стали длиннее. Шли уже часа три. Вдруг Гент остановился. Он увидел, что одна из теней, лежавших впереди, меж кустов, изменила очертание, слилась с другой тенью и исчезла. В этом направлении послышался легкий шум. Охотник взвел курок; не торопясь перевел глаза с подозрительного места дальше, где, соответственно углу света, должен был находиться оригинал тени, и увидел яркие глаза, блестевшие неподвижно. Лев стоял грудью к охотнику, в напряженной позе, с вытянутым, нервно двигающимся хвостом — признак решительного скачка.