Лик Победы - Вера Камша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая прелесть, – Рокэ шагнул вперед. Одно движение, и серая мерзость оказалась в руках герцога. Марсель опасливо вытянул шею: Алва одной рукой держал киркореллу за спину, другой натягивал веревку, лишая тварь возможности маневра. Пленница сучила в воздухе тремя парами ног, а передние лапы и челюсти намертво увязли в смоле.
– Вечная беда, – покачал головой Алва, – разинуть рот на то, что лучше не трогать…
Киркорелла согласно дрыгнула задними лапами. Она раскаивалась.
– Смотрите, – Алва протянул паукана Марселю, и тот невольно попятился, – вроде паук пауком, а задние лапы как у саранчи.
– Оно… оно ими прыгает? – выдавил из себя Валме. В свое время на волчьей охоте виконт показал себя неплохо, но волосатая тварь вызывала оторопь.
– Задними – прыгает, передними – хватает. Очень удобно.
Алва поднял влипшую в смолу киркореллу на уровень глаз и несколько раз повернул, рассматривая, словно драгоценность
– Надо будет наловить пару тысяч, – сообщил он наконец. – Думаю, особого труда это не составит.
– Пару тысяч? Этих?! – Джильди не хватало слов, даже морских.
– Не меньше! Фоккио, не глядите на меня так. Мне кажется, я нашел этим пушистым малюткам достойное применение.
Глава 6
Оллария
«La Dame des Deniers & La Dame des Coupes & Le Quatre des Coupes» [20]1Ох, как трудно, дорвавшись на старости лет до тряпок и драгоценностей, не превратиться в ярмарочную обезьяну. Так и тянет замотаться в вишневый бархат или лиловый шелк, а в придачу обвешаться рубинами и изумрудами.
– Дора [21] Луиса, вам помочь?
– Спасибо, Кончита. Мне ничего не нужно.
Кончита кивнула, но не ушла, а принялась протирать черепаховые гребни.
Странное дело, слуги Алвы к новым обитательницам его особняка отнеслись на удивление сердечно. Кэналлийцы, как могли, баловали двух «дорит» (к немалой гордости Луизы, предпочитая Селину), да и новоявленную дуэнью с ее неземной красотой приняли как свою. И еще все они поголовно обожали соберано Рокэ и могли говорить о нем часами, а Луиза могла часами слушать, что немало способствовало завязывавшейся дружбе.
И все равно Луиза хотела поскорей перебраться в подысканный Хуаном особнячок на улице Гвоздик. Ее, в отличие от Аглаи Кредон, не волновало, что юные девицы живут под крышей холостого мужчины, да еще первого развратника Талига, но в новый дом она сможет взять Жюля и Амалию. Луиза разрывалась между особняком Алвы и материнским домом, но приучать младших к чужой роскоши не стоит…
– Дора Луиса, подать вам платье?
– Лучше помоги доритам, – Святая Октавия, какие ж они прилипчивые, эти кэналлийские словечки. – Я привыкла одеваться сама.
А также не демонстрировать свои прелести без лишней на то необходимости. Но как заманчиво напялить роскошный наряд и видеть его на себе, а не себя в нем.
Луиза Арамона решительно взялась за черное платье. Спасибо Франциску Оллару, сделавшему черный цветом молитвы и траура [22]. В сером она была бы вылитой крысой, а черный хоть кого облагородит. Особенно блондинку, блондинкам в Талиге нужно быть вдовами, хотя Марианна Капуль-Гизайль – брюнетка. Впрочем, баронесса надевает черное только в храм. Луиза не удержалась и провела рукой по алатскому атласу: таких роскошных тканей ей носить еще не доводилось. Ей много чего не доводилось и уже не доведется, но это не повод ныть и злиться на весь белый свет.
Капитанша собственноручно заколола волосы черепаховыми гребнями – еще одна роскошь – и вдела в уши серьги из раух-топазов. Достойно и скромно, а дуэнья и должна быть скромной и достойной. А также немолодой и страшной, как смертный грех, но с этим как раз все в порядке, хотя в юности было хуже. Для красавицы старость – преисподняя, для уродины – тихая гавань… Луиза еще разок обозрела свое отражение, пришла к выводу, что лошади от нее не шарахнутся, а до придворных ей дела нет, и поднялась к дочери.
– Мама! – ойкнула Селина. – Ты чудо!
Она чудо?! Ерунда! Чудом была Селина! Такой художники рисуют Весну, не хватает только серебряной корзины с подснежниками и голеньких крылатых детишек.
– Жемчугу бы побольше, – проворчала Кончита, – и сапфиров! Чего жаться?
Кэналлийка не понимает: герцогиня [23] должна выглядеть как герцогиня, а они с Селиной – всего лишь свита Айрис Окделл. Госпожа Арамона уняла материнское честолюбие и оставила золото и рубины Айрис, одев дочь в голубое и белое, и поступила совершенно правильно. Вдова капитана Лаик улыбнулась разбушевавшейся кэналлийке:
– Выйдет замуж – будет носить камни мужа, – а ведь Селина и впрямь может найти хорошего жениха. Знатного, богатого и, самое главное, любимого!
– А чего ждать? – не унималась Кончита, открывая шкатулку. – Есть – носи…
– Я… Я не привыкла, – пролепетала дочка, но шейку подставила. Кончита с довольным видом щелкнула миниатюрным замочком и отошла, любуясь делом своих рук. И в самом деле, так стало еще лучше. Крупные голубоватые жемчужины на высокой шее подчеркивали девическую хрупкость Селины. Неужели эта юная богиня – ее дочь? Ее и пучеглазого красномордого урода?! Но Арнольда лучше не поминать даже в мыслях, еще накликаешь!
2Девочки сидели прямо, словно проглотили по хорошему копью. Селина была обворожительна, но и Айрис больше не походила на жеребенка-переростка. Присланные баронессой Капуль-Гизайль портные и куаферы превратили девицу Окделл в истинную аристократку. Самым трудным было убедить Айрис одеться в родовые цвета Окделлов, а не в черное и синее, что было бы верхом неприличия. Выручило пунцовое платье с черными бархатными лентами и золотым шитьем – расстаться с ним девушка не смогла, а рубиновые подвески довершили дело.
Юная герцогиня смирилась и перестала говорить о сапфирах и синем атласе. Надолго ли? Луиза не сомневалась, что с Айрис придется нелегко, но пока она справлялась, да и сбежавшая из родимого дома девушка капитанше нравилась. Сама Луиза послушно проглотила приготовленное для нее родителями варево, не пытаясь ничего изменить. Айрис вызывала уважение хотя бы потому, что восстала, и потом, Селина была красивее дочки Окделлов, причем намного.
Луиза понимала, что подобные мысли ее не украшают, но если не можешь гордиться своим лицом – гордишься дочерним. Селина получит все, чего была лишена ее мать, а Айрис – то, на что имеет право как одна из первых талигойских аристократок. Кошки б разодрали эту герцогиню Мирабеллу! Какой же дурой нужно быть, чтобы хоронить себя и детей в разваливающемся замке и шипеть на весь белый свет! Самой тошно, дочек бы пожалела, им же жить хочется, любить, танцевать. Хорошо, Айри сбежала, хорошо, ей было к кому бежать, а ее сестры? Нужно будет как-нибудь вытащить и их, вот вернется герцог…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});