Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтоб я так жил! – не выдержал и вслед за ним явившийся Драга.
– Толковище серьезное и долгое предстоит, вот я и расстарался, чтобы оно было не в напряг уважаемым людям, – дипломатично ответил Нецецкий.
– Федуля, что это с тобой? Кто тебе бестолковку помял? – увидел Фомка сидящего в стороне Федулю с забинтованной головой.
– Давайте поначалу банку опрокинем, а потом и потолкуем, – предложил Дед гостям, наливая по полному стакану.
– Ладно, банкуй, – согласились воры, хотя им не терпелось узнать, кто же мог надавать по голове Федуле, о силе которого все отлично знали.
– А где Цыган? – после опрокинутого стакана поинтересовался Драга.
При упоминании о Зарецком Федуля выругался и налил по новой. В комнату вошла Зинка с блюдом рассыпчатого белоснежного картофеля. Воры почувствовали напряжение, но сделали вид, что кроме принесенной картошки их больше ничего здесь и не интересует. После выпитого литра водки, когда наступило расслабление и захотелось перекурить, Нецецкий встал и притворил дверь, давая понять, что наступило время поговорить о деле, ради которого он всех собрал.– Вот ты, Драга, интересовался Ванькой… Думаешь, почему его нет с нами? – издалека начал Дед.
– Неужто повязали Цыгана? – поспешно предположил Драга.
– Как же, повяжешь его, – угрюмо подал голос Федуля.
– Ссученный босяк наш Ванечка, – выдал наконец причину схода Нецецкий.
– Что за порожняк? – удивился Фомка. – Цыган ссученный? Ты ли это говоришь? Он же за тебя с Федулей и за меня паровозом пошел.
– Много воды утекло с той поры. – Дед недовольно скривился. – А вчера на деле он Федулю чуть на тот свет не отправил.
– И еще двух пацанов подговорил, – уточнил Федуля, – так что втроем на меня навалились – монтажкой по калгану и приблуду в бочину загнали.
– А с чего это Цыган учудил? – озабоченно поинтересовался Драга.
– Да любовь закрутил с дочерью легаша, – не моргнув глазом ответил Дед. – Папанька ейный нам поперек дороги встает, на наш продуктовый общак глаз положил.
– Кроме Ваньки, общак никто другой сдать не мог, – подал голос Федуля, который в деталях обсудил с Дедом, о чем говорить на сходе.
Фомка с Драгой замолчали, обдумывая неожиданную новость. Дед заново наполнил стаканы. Воры не чокаясь, как на похоронах, выпили.
– Хорошо бы Цыгана заслушать, – закусив водку соленым огурцом, прервал молчание Фомка.
– Если хочешь, можешь и заслушать в кабинете у следователя НКВД на очной ставке, – иронично усмехнулся Дед.
– Ну и что вы с Федулей удумали? – поинтересовался Драга. – Ставить на правило или мочить?
– Что толку ребра считать? – зло оскалился Дед. – Мочить сучонка надо. И пацанов его ссученных заодно, а то в каждый момент сгореть можем.
– Странно: если хата паленая, то чего менты еще не пришли? – высказал последнее сомнение Фомка, чувствуя, что Дед с Федулей чего-то не договаривают.
– Так завтра же и съедем, – озабоченно кивнул Нецецкий.
– Так что решим, уважаемые? – подал голос Федуля.
– Мочим ссученных, – безальтернативно прошипел ему Дед.
– Лады. Коли продался Цыган, пусть облачается в костюм, – кивнул с некоторой задумчивостью Драга.
– Вам помощь моих ребятишек треба? – поинтересовался Фомка.
– Нет, сами уработаем, – засверкал глазами Федуля. – Вот отлежусь, да с парой проверенных ребят и поставим их на пики.
– Ну что, толковищу кранты? – налил на посошок довольный результатом схода Дед.
После отъезда гостей к продолжающим выпивать мужчинам зашла Зинаида.
– Приговорили Цыганка? – поинтересовалась холодно.
– Твое бабье дело хавку варить, а не в воровские дела нос совать, – резко отбрил Нецецкий.
– Ага, как дела проворачивать, так я не баба, а как мнение высказать, сразу об том вспоминаете, – с нотой обиды произнесла подружка воров.
– Не лезь! – уже с угрозой в голосе прошипел Дед.
– Хоть режь меня, но я свое слово скажу, – разозлилась Зинка. – Не надо трогать никого, тогда и мы выживем в это лихое время. Легаша того если только замочить, который к складу подъезжал, чтобы не вернулся с дружками… А Цыган и пацаны никого не сдадут. Пусть сами по себе поживут, пока в лапы НКВД не попадутся.
– Ты что, дура, они же меня чуть не порешили! – разозлился Федуля.
– Но вы же первые решили урок убрать, а Цыган вор правильный, не пошел на такое, – продолжала спорить Зинка.
– Ну, раз он тебе так мил, может, и пойдешь к нему? – подозрительно прищурился Дед.
– Куда я, Людвиг, от вас с Федулей уйду? Я с вами до конца жизни повязана, – резко покачала головой женщина.
– Тогда, Зинка, чтобы я от тебя больше таких гнилых базаров не слышал, – подвел итог короткой дискуссии Дед. – Скажу, так сама узел аркашки на шее Цыгана затянешь. А откажешься, – в глазах его сверкнули пугающие огоньки, – тебе самой накинем.
– Ой, и зачем я, дура, влезла! – Не на шутку испуганная интонацией сказанного, Зинка налила себе стопку водки и одним глотком опрокинула.
После того как воры уснули, женщина тихонько открыла дверь хаты и торопливо пошла в сторону поселкового сельсовета, где круглосуточно работал переговорный телефонный пункт. У нее был записан домашний телефон Чеснока, который проживал вместе с дедом и бабушкой в коммунальной квартире. «Только бы работала связь…» – переживала женщина, которой Ванька Зарецкий сильно запал в душу еще с первой встречи.
На переговорном пункте никого не было. Заспанная телефонистка с недовольным видом спросила номер абонента. Зинаида вдруг, к своему ужасу, поняла, что, кроме погоняла Чеснок, не знает ни имени, ни фамилии парня. Как же ей его подозвать, если подойдет не он?
– Говорите, – раздался противный голос телефонистки.
– Вам кого нужно? – услышала Зинаида голос пожилой женщины, видимо, соседки Чеснока.
– Мне бы поговорить с парнем, который у вас проживает…
– С каким еще парнем? – Голос на том конце провода стал раздраженным.
– Ну, с этим, как его… Чес… с Чесноковым, – сообразила женщина.
– Вадик уже спит. А вы кто? – поинтересовалась собеседница.
– Разбудите его, пожалуйста, я с его работы, – соврала Зинаида.
– Знаем, какая ты работница… Дня им не хватает на шашни… – недовольно пробурчала соседка.
– Алле! – раздался наконец заспанный голос Чеснока.
– Привет, Чеснок, это Зина. Ванька у тебя?! – выпалила женщина.
Возникла пауза.
– Короче, передай Ваньке, что вам всем нельзя жить дома. Сход постановил примерить на вас костюмы, – специально на фене заговорила Зинаида, опасаясь быть услышанной телефонисткой.
– Какие костюмы? – не понял Чеснок, который еще не сидел.
– Ты передай Ваньке дословно, он тебе переведет, – резко ответила Зинка и положила трубку.
Ничего не понимающий Чеснок вернулся в комнату и стал будить Цыгана, который уже второй день ночевал у него.
– Сход решил одеть нас в костюмы? – переспросил Зарецкий.
– Да нет, примерить только, – с немым вопросом в глазах поправил его Чеснок. – Что это значит, Вань?
– Эх, пацан… Костюм, значит, гроб, вот и делай вывод, – спокойно произнес Ванька. – Завтра утром идем за Шкетом и ищем новую хату, а сейчас – спать.
Цыган демонстративно повернулся на бок, давая понять Чесноку, что ничего сверхважного не происходит. Парень лег тоже, но долго не мог уснуть и даже несколько раз вставал к окну, осматривал двор, ища посторонних. А утром, не мешкая, молодые люди отправились к Шкету.
Народу на улице было немного. Те, кто жил далеко от места работы, вынуждены были ночевать прямо на рабочем месте, так как городской транспорт ходил с перебоями, а опоздание могло кончиться как минимум увольнением. Потерять же работу в такое время равносильно тому, чтобы обречь себя и членов своей семьи на голодную смерть. После выхода германских войск к Неве и взятия Шлиссельбурга на Ладожском озере кольцо вокруг Ленинграда сомкнулось. Город оказался полностью отрезанным от остального мира. Население знало о начавшейся блокаде и все свои мысли и силы направляло только на выживание.
Семье Шкета принадлежало в коммунальной квартире две комнаты. Точнее, полторы, как любил выражаться сам Шкет. В большой, служившей комнатой для встречи гостей, жила его больная мать с двумя другими детьми, погодками, – трехлетней Аришей и четырехлетним Мишей. Шкет же размещался в каком-то непонятном закутке не более семи метров без окна, который ранее служил кладовкой.
Семья завтракала. Благодаря приворованным ранее из овощехранилища запасам, дети пили какао и ели по два куска черного хлеба с топленым маслом и небольшим мазком паштета с костным жиром. Мать Шкета, больная туберкулезом, с огромными синими кругами под глазами, захлопотала, предлагая гостям какао и бутерброды. Цыган поблагодарил и отказался, соврав, что уже позавтракал. Чеснок, с меньшим артистическим искусством, промямлил то же. Дети моментально поглотили нехитрую трапезу и теперь с любопытством разглядывали гостей.