Зачистить Чистилище! Пленных не брать! - Александр Марков

Увидев штурмовиков, он схватил валявшееся рядом с ним ружье с расщепленным осколками прикладом, попробовал загнать в ствол патрон, но руки его дрожали, и ему все никак не удавалось справиться с затвором.

Кто-то из штурмовиков добил его ножом. Воткнул в грудь длинное лезвие, оттолкнул ногой умирающего, полез из воронки прочь, уже не оглядываясь. Тело австро-венгра скатилось на самое дно воронки. Жестоко. Но в живых его все равно оставлять не стоило. Пожалеешь, отвернешься, а он пальнет тебе в спину.

Раненых и умирающих они не трогали, проходили мимо, благо никто из австро-венгров и не думал оказывать сопротивление и пытаться как-то остановить или задержать штурмовиков. Они вообще старались на них не смотреть. Ужасное зрелище, когда человек, корчась от боли, валяется на земле и что-то ищет на ней, шаря единственной оставшейся рукой, а из того места, где когда-то была вторая, все продолжает сочиться кровь. Он что-то шептал, потому что сил, чтобы кричать, у него не осталось, смотрел на штурмовиков уже не с ненавистью, а с какой-то мольбой, но она едва-едва проступала сквозь боль. Глаза его заволакивал туман, и, скорее всего, он не понимал, что возле него проходят русские, и еще он не мог понять, почему никто ему не поможет, а может, он просил его добить и прекратить эти мучения, но и этого штурмовики не делали.

И все равно тихо к мосту они подобраться не смогли.

Десяток австро-венгров переждали обстрел в воронке. Они как раз выбирались из нее, помогая друг другу, когда на них набрела первая цепь штурмовиков. Рисковать не стали. Срезали всех короткими очередями. Это было избиение. Австро-венгры безвольными куклами скатились обратно в воронку, ставшую для них могилой, а они-то думали, что она их спасет.

Заблудиться в этом дыму было невозможно. Со стороны моста доносилась стрельба и взрывы — отличный ориентир, а потом стали различимы и горящие автомобили.

Австро-венгр выбежал навстречу штурмовикам, натолкнулся на них, чуть с ног не сбил, потом бросился прочь, что-то крича. Видимо, это был один из уцелевших водителей. У него были безумные глаза. Перестань он кричать, может, и затерялся бы в дыму, но он никак не мог этого понять. Даже когда в его спину попала пуля, он все никак не хотел замолчать, хрипел что-то, а в горле у него булькала кровь. Тело рухнуло и наконец затихло.

Сквозь дым стали проступать фермы моста и обгоревшие остовы грузовиков. Земля от жара почернела и потрескалась. Штурмовики перешли на бег, как ищейки, которые долго шли по цели, а теперь увидели ее, и осталось сделать последний рывок, чтобы ее схватить.

Беженцы по мосту больше не шли, или испугались и пошли искать более безопасной дороги, или поток их иссяк.

Оставшиеся на мосту несколько австро-венгров так опешили от появления штурмовиков, что сопротивления не оказали. Они, подняв вверх руки, глядели на русских с таким же ужасом, с каким должны были встретить и появление призраков, вынырнувших из дыма. Штурмовики быстро обезоружили их и связали.

Низко над ними пролетели истребители, покачивая в знак приветствия крыльями. Как же приятно было чувствовать, что ты здесь не один.

Форт озарился несколькими вспышками, а спустя несколько секунд километрах в трех от него засверкали взрывы.

— Что там еще? — задавались вопросом штурмовики на мосту.

Сгибаясь чуть ли не вдвое, укрываясь за фермами, десяток штурмовиков побежали на другую сторону моста к пулеметной точке, окруженной невысокой баррикадой из мешков с песком. В некоторых местах она осела — пули пробили мешки, и песок из них высыпался. Они ждали, что в любой момент пулемет оживет, но ствол его смотрел совсем в другую сторону, а когда штурмовики перемахнули через баррикаду, оказалось, что там никого в живых нет.

Возле мешков было сложено в ряд пять человеческих тел, прикрытых шинелями. В пулемете была заправлена полуизрасходованная лента, еще несколько были сложены в железных ящиках. Этого хватит, чтобы минут на десять задержать пехоту.

— Хм, они заминировали мост, — сказал Тяжлов.

На каждую из опор было привязано килограммов по десять взрывчатки, а от нее тянулись провода, сплетавшиеся вместе и идущие к двум взрывным устройствам, расположенным в баррикадах по обе стороны моста. Привести их в действие приказа так никто и не дал, но даже если перерезать провода, все равно будешь чувствовать себя точно сидишь на пороховой бочке, потому что взрывчатка могла сдетонировать и от пули.

Тяжлов развил бурную деятельность, отдавая приказы.

Мост заминировали недавно, может, когда штурмовики уже захватили форт, австро-венгры не убрали страховочные веревки, так необходимые сейчас штурмовикам. Без них дело было бы совсем плохо.

Из отряда никто не практиковался в восхождении к горным вершинам. Штурмовики неумело обмотались страховочными веревками, стали спускаться к опорам, похожие в эти минуты на марионеток, которыми манипулируют их товарищи. Вцепившись в веревки, они медленно ослабляли их, пока наконец штурмовики не зависли напротив взрывчатки. Они болтались там минуты три, видимые со всех сторон, ничем не защищенные, так что попасть в них мог даже самый скверный стрелок. Ветер немного раскачивал их, ноги и локти терлись о шершавый камень. Ножами штурмовики резали веревки, которыми была привязана взрывчатка к опорам. Хорошо было бы ее поднять наверх, пригодиться может, когда придется отбиваться от австро-венгров, но как ее удержишь в непослушных руках, к тому же когда одна из них занята ножом? Взрывчатка рассыпалась на маленькие бруски, попадала вниз, с бульканьем уходя под воду, как у нерадивых браконьеров, решивших глушить рыбу, но они были такими неопытными, что забыли поджечь ее бикфордовы шнуры.

— Тяните, — приказал Тяжлов.

Штурмовики стали вытаскивать своих товарищей, дружно вцепившись в веревки.

— Молодцы, молодцы, — подбадривал Тяжлов штурмовиков, похлопывая по плечам всех вылезающих, — ну и черт с ней, с этой взрывчаткой.

Штурмовики разделились на два равных отряда, занимая оборону по обе стороны моста, напасть-то на них могли и с той и с другой, а то и с обеих сразу.

Вскоре мост загудел оттого, что стала сотрясаться земля. С противоположной стороны от форта к нему приближалась колонна танков. У штурмовиков ничего не было, кроме гранат, чтобы их остановить, надеяться приходилось только на орудия форта, если оттуда заметят эти танки и не будут заняты собственными проблемами…

В одночасье подвал весь наполнился оглушающими криками, а до этого из разных мест прогремело несколько мощных взрывов и все заволокло дымом вперемежку с колючей, противной пылью, которая забивала нос и горло при каждом вздохе. Пахло гарью.

«Что случилось?» — задавался вопросом Мазуров.

Но спрашивать-то, собственно, никого и не стоило. Нетрудно самому догадаться. Австро-венгры прорвались на верхний этаж сразу из нескольких мест. Как у них это получилось, бог его знает, но Мазуров понимал, что это конец, потому что у него не осталось никакого резерва. Они были обречены. Чуть дольше продержатся те, кто забаррикадировался в орудийных башнях, но и их вытащат оттуда, подорвав люки. Странно, но он не испытывал никакого страха, может, оттого, что давно настроил себя к тому, что когда-то это должно произойти, когда-то он окажется в безвыходной ситуации и будет более странным, если такое не произойдет.

Заволновались раненые, пытались подняться, ворочались, и даже большинство из тех, кто до сих пор был в бессознательном состоянии, очнулись, что-то шептали, спрашивая, вероятно, «что же случилось?». Добьют их австро-венгры, когда захватят форт?

Руководить обороной стало невозможно, рукопашная, похоже, шла везде.

С секунду Мазуровым владела апатия и безразличие, прогоняя их, он замотал головой.

— Рация накрылась, — сообщил Мазурову радист.

Он стоял рядом, ждал каких-то распоряжений, устало дыша и смачивая языком пересохшие губы. На щеке у него был неглубокий порез. Кровь уже засохла.

Единственное, что ему мог посоветовать Мазуров, это подороже продать свою жизнь. Вряд ли их будут брать в плен. Радист все понял без слов. В руке он держал пистолет. Молодец. Правильно смекнул, что в этой тесноте даже автомат будет слишком большим и неудобным.

— Пойдем, — махнул ему Мазуров.

Навстречу Страхову летели аэропланы, поначалу он подумал, что это австро-венгры или германцы, положил руку на гашетку пулемета, но потом разобрал, что это «Сикорские», точно такие же, что и в его эскадре. И как он мог так ошибиться? Нервы совсем ни к черту стали. Принцип — сперва стреляй, а уж потом разбирай, в кого стрелял, — конечно хорош, но далеко не всегда стоит поступать именно так.

— О, господи, наконец-то, — прошептал он, когда увидел, кого прикрывали истребители.