Навсегда - Сюзан Таннер

Вместо того, чтобы изучать следы, оставленные на мягкой почве, Джеб обнаружил, что слишком часто поворачивается и вглядывается в лицо Ханны, пытаясь научиться читать в нем, как он читал чужой след. На какой-то момент ему казалось, что она отошла от пережитого потрясения и уже не так замыкается в себе, но в следующее мгновение вновь словно какой-то заслон опускался между нею и внешним миром. Джеб не в первый раз сталкивался с подобным, и каждый раз его это смущало. Ему приходилось встречать людей, отгораживавшихся от мира для того, чтобы обезопасить себя от надвигавшейся опасности или зла, защитить себя от боли как физической, так и душевной. Но то, как вела себя Ханна, не было похожим ни на что, и у Джеба не было уверенности в том, что делает она это неумышленно. Ему хотелось понять, что же чувствует сейчас Ханна, понимает ли она, что воздвигла барьер между собой и окружающим миром. Ее глаза светились любопытством, и Джеб продолжал надеяться, но ее губы по-прежнему были сжаты, и она старалась держаться от него на расстоянии. Джебу нравились те редкие мгновения, когда она забывалась и позволяла себе смеяться, задавала вопросы.

Когда они уже ехали на лошади, Джеб часто оборачивался, а Ханна всегда хотела отвернуться, спрятаться от его глаз. Его пристальный взгляд молил ее, но все напрасно. Она не надеялась, что он забыл, как расспрашивал о ее грехах, потому что она не хотела отвечать ему.

Внезапно Джеб остановил лошадь, и Ханна от неожиданности прижалась к его спине, ощутив щекой грубую льняную ткань, из которой была сшита рубашка Джеба, и вдохнув его мужской запах. Джеб в свою очередь почувствовал биение ее сердца и внезапно обнаружил, что его сердце также сильно забилось. Он повернулся. Ее глаза цвета голубых полевых цветов были в нескольких дюймах от него. И ее губы тоже были близко.

Но в следующее мгновение Ханна отпрянула назад.

– Что там такое?

Поначалу Джеб не обратил внимания на ее слова, он продолжал смотреть на нее и думать о своем.

– Почему вы так резко остановились? – повторила она вопрос.

Джеб встряхнул головой, словно хотел проснуться, и затем немного наклонился в сторону, чтобы Ханна смогла увидеть причину внезапной остановки.

– Индейцы, – чуть слышно прошептала она. Однако эти индейцы не были похожи на тех, что ей приходилось когда-либо видеть.

Кэйлеб никогда не брал ее с собой в резервацию, и индейцев в своей жизни она видела всего один раз, когда они с Кэйлебом как-то раз отправились за продуктами в форт, который находился неподалеку от резервации Бразос. Когда они уже собирались уезжать, в лавку вдруг вошли несколько индейцев. Они смеялись и что-то кричали друг другу. Несмотря на то, что на земле лежал иней, они были неодеты, и их напомаженные бронзовые тела блестели под утренним солнцем. Кэйлеб показал ей, что сейчас их раскраска не боевая, а мирная. Но если индейцы объявляют войну, их лица бывают разрисованы по-другому.

Однако тогда Ханну больше очаровали женщины, нежели воины-мужчины. Женщины так же гордо, как и мужчины, высоко держали голову, а лучи яркого солнца, попадавшего на их черные, заплетенные в косички волосы, переливались черно-синими бликами. У некоторых женщин на спине было специальное приспособление, привязанное ремнями, откуда с любопытством выглядывали ребятишки. Ханне они тогда так понравились, что ей даже захотелось собственного ребенка.

Но сейчас индейцы, которых видела Ханна из-за широких плеч Джеба, не имели ничего общего с теми, которые остались в ее памяти. Они не смеялись. Перед их вигвамом сидел, скрестив ноги, пожилой индеец. Две женщины возились у костра, разложенного рядом с вигвамом, в то время как мальчик лет десяти или двенадцати сидел, прислонившись спиной к стволу дерева. Длинным ножом он строгал маленькую палочку, что испокон веков являлось традиционным занятием юных мальчиков-индейцев.

Вокруг них царила атмосфера голода и запустения. У индейцев был изможденный вид, щеки их впали, но в округе наверняка водилась какая-нибудь дичь, тем более что стояло лето. На них были какие-то обноски, скорее лохмотья, в которых угадывалась одежда белых.

Ханна посмотрела на Джеба, он прочитал в ее глазах молчаливый вопрос и кивнул головой.

– Я думаю, этот мальчик и украл коня. Я видел его следы.

– Лошадь была нужна старику, – заключила Ханна.

Джеб вздохнул.

– Нет, старик слишком горд, чтобы воспользоваться ею, – сказал Джеб, а сам подумал о том, что старый индеец очевидно собрался в мир иной. Когда он решит, что стал обузой для семьи, он уйдет подальше, пропоет особую песню смерти, а затем станет ждать, когда смерть придет за ним. Но Джеб не собирался всего этого рассказывать Ханне. Она вряд ли поймет. Впрочем, Джеб и сам с трудом все это понимал.

Нет, старику, конечно, не нужна была лошадь Ханны, и Джеб подозревал, что ее украли совсем не для того, чтобы на ней ездить. Вот почему мальчишка забрал именно мерина Ханны вместо гнедого или вьючной лошади, которые выносливы и жилисты. Кэйлеб же хорошо откормил своего мерина.

Джеба всегда удивляло, почему любой молодой краснокожий, чтобы накормить семью, предпочтет украсть лошадь, нежели поймать на охоте какого-нибудь лесного зверя. Когда Джеб двинулся вперед, ведя за собой Ханну, мальчишка вскочил, и Джеб понял, что его догадка оказалась правильной. Одна рука мальчика была слабее и короче на несколько дюймов другой. Годы лишили старого индейца былой силы, но что же украло здоровье и выносливость у этого парнишки?

Джеб заметил, что в глазах у мальчика таится страх. Он поднял руку, что являлось приветствием, означавшим то, что он пришел к ним с миром.

Успокоившись, мальчик ответил ему тем же жестом. Джеб взглянул на старика, который не сдвинулся с места. Видимо, старик передал бразды правления мальчику и позволил ему выступать в роли главы семьи, и сейчас старик удовлетворенно наблюдал, как его, судя по всему, любимый внук справлялся с этой ролью. Наверное его несчастье было вызвано какой-то травмой. Если бы он родился калекой, то вряд ли его оставили бы в живых.

– Я что-то не вижу лошади, – тихо сказала Ханна, выглядывая из-за плеча Джеба. Если лошадь не предназначалась старику, может быть, лошадь нужна была для женщин. Возможно, Кэйлеб ошибался, команчи обращались со своими женщинами с большим уважением.

– Я думаю, лошадь где-то хорошо спрятана, – сказал Джеб. И это было почти что правдой.

Ханна ждала, что же дальше будет делать Джеб. И, как само собой разумеющееся, восприняла то, что он, положив ее седло на землю, взял у нее из рук вожжи и также бросил их в траву, а сам подошел к костру и присел на одно колено.

Когда он обернулся назад и посмотрел на Ханну, всем своим видом выражая удивление тому, что она не последовала за ним, Ханна нехотя присоединилась к нему. Она ждала, что в любой момент из-за деревьев с пронзительным криком могут выскочить остальные члены этой небольшой семьи.