Странная девочка - Аделаида Александровна Котовщикова

В самом деле, сегодня Маське удалось подкрасться к Мурзе, неосторожно заснувшему на ковре. С поразительной быстротой выдра в него вцепилась. Укусила она его прямо за горло. Кот заорал чужим, не котиным, голосом и удрал с окровавленной шерстью. Все очень испугались. Бабушка отлупила Маську кухонным полотенцем. Маська громко верещала и шмыгнула под буфет. А через минуту, как ни в чём не бывало, влезла на подоконник со стула, кем-то поставленного у окна, и столкнула на пол цветочный горшок. Горшок разбился, бабушкина любимая бегония измялась…

— А, уже укусила кота? Ну, понятно… — Владик кивнул головой. — Хорошо, что она не откусила кому-нибудь палец.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула бабушка, — придётся с Масенькой расстаться, пока она совсем не освирепела.

— Конечно, если бы у вас был сад с водоёмом или с прудом… — начал Владик.

Женя громко заревел, подскочил к Владику и толкнул его.

— Да что ты там болтаешь? — крикнул он сдавленным голосом. — Всё равно мы Маську не отдадим! И кто тебя вообще просил говорить про неё зоосадникам? Чего ты суёшься? Ну, кто тебя просил?

Владик протянул руку, защищаясь от Жениных кулаков, и спокойно ответил:

— Твоя мама.

Женя отпрянул:

— Как, мама? Когда? Что ты врёшь?

— Нисколько не вру. Ещё когда в первый раз мы приходили, твоя мама закрывала за нами дверь и сказала: «Поговори там в зоосаду, не примут ли туда Маську. Ведь не век её здесь держать. Бедокурит сильно».

У Жени перехватило дыхание.

Мама, всегда весёлая, добрая, от которой никогда не попадает Жене! Наоборот, маме самой нередко попадает от бабушки за то, что балует Женю. «Мои баловники», — вот как иной раз называет бабушка маму с Женей. Мама, от которой, когда она возвращается с завода и из вечернего техникума, всем только одна радость — и Жене, и папе, и бабушке. Со всеми мама шутит, ласковая, хохотунья.

И вдруг эта мама оказалась обманщицей! Возможно ли это?

— Ты врёшь, всё врёшь! — ревел Женя.

— Нет, это правда! — сурово сказала бабушка. — Твоя выдра из кухни и отовсюду нашу Марью Сидоровну выживает, — разве это хорошо? Человек на пенсии, живёт в этой квартире чуть не сорок лет. Какое ты имеешь право так распоряжаться? Да и вообще…

Женя ничего не слушал и голосил, зажмурив глаза. Владик ушёл с обычным своим профессорским, но сейчас — вдобавок — и расстроенным видом.

Вечером мама, немножко смущённая, уговаривала Женю:

— Ну, не подумала я, Женька, что надо бы сперва с тобой потолковать. В этом я виновата. А вообще куда нам выдра? Пожила, повозился ты с ней — и хватит. Грязь кругом разводит, беспорядок. Марью Сидоровну бы пожалел.

— Никого он не жалеет, — сердито сказала бабушка.

Женя отталкивал мамины ласковые руки, обнимавшие его за плечи, и упрямо твердил:

— Не отдам! Не отдам! Всё равно не отдам! Мне эта Маська, может, дороже всего на свете.

Мама встала с дивана и отошла от Жени.

— Ладно, пусть ещё поживёт зверюшка, — тихонько сказала она бабушке. — Видишь, как он убивается. Там посмотрим…

— Ты, конечно, и крокодила бы позволила ему держать, только бы не ревел, — отозвалась бабушка.

ВАСЯ ГРАЧЁВ

Уже вторую неделю Лида сидела на одной парте с Васей Грачёвым. Это был круглолицый, весёлый приветливый мальчик, который охотно делился своим имуществом со всем классом. Попроси у него резинку, карандаш, вставочку, — сразу достанет из пенала и протянет: «Бери». Непонятную задачу он вмиг объяснит. Упражнение в твоей тетради проверит и посоветует исправить, где надо, «о» на «а» или «е» на «и».

С Васей каждый очень быстро начинал чувствовать себя попросту, по-свойски, точно ты знаешь его всю свою жизнь и можешь быть твёрдо уверен, что он тебя ни в чём не подведёт, не обманет.

С ним было интересно поговорить. Вася рассказывал содержание прочитанных книг так, что заслушаешься, но, пожалуй, ещё интереснее было слушать про рыбную ловлю в деревне, где Вася жил каждое лето у каких-то родственников.

Поболтать, пошутить Вася очень любил, но только не на уроках. На уроках с ним не поговоришь. Он сидит и слушает, смотрит на учительницу, а шепни ему что-нибудь, хоть самое занятное, он поведёт досадливо плечом, и услышишь от него только одно слово: «Потом».

Как-то Вася сказал Лиде:

— А я знаю, отчего ты дольше всех в классе писала контрольную.

— Отчего?

— Ты, когда пишешь, всё время ворон считаешь.

Лида сделала вид, что не поняла:

— Каких таких ворон? У нас в классе нет ворон.

— Видно, есть, раз ты всё время их считаешь. Глядишь по сторонам и считаешь.

— Да я не гляжу… У меня само глядится.

— Хоть и само, а ты не гляди. Ты, знаешь, как сделай? Дай сама себе слово: буду глядеть только в тетрадку. И на доску. А больше никуда, ни за что! Называется зарок.

— Как это — зарок?

— А так. Значит, сам себе обещался: вот не стану чего-нибудь делать. Папа говорит: «Я дал себе зарок не курить». И правда, не курит. Пачку папирос велел мне выбросить в мусорное ведро. Потому что — зарок.

— За-рок, — задумчиво повторила Лида. — А если всё-таки посмотрится… на Маню Гусеву или вон на тот наш календарь погоды?

— А нельзя, раз зарок! На перемене посмотришь календарь. Убежит он, что ли? Ты сегодня же и попробуй на письме. Один урок только. А потом опять считай своих ворон.

Лида попробовала. Ей показалось, что получилось ничего себе: один раз, в конце урока, она поглядела на Васю,