Командир Разведгруппы. За линией фронта - Анатолий Терещенко

Полковник посмотрел вверх на небо. Под синим небесным куполом медленно проплывали легкие снежно-белые, как лебеди, облака. Где-то над городом послышался шум пролетающих тяжелых самолетов. Это ровным строем шли наши бомбардировщики в западном направлении. Они несли майские «горячие подарки» упорно сопротивляющимся гитлеровцам.

«Скорее бы закончилась война… Бойцы — солдаты, офицеры и генералы, а с ними и партизаны устали уже — хочется всем домой, в свои очаги, в свои семьи. Народ на пределе сил, — рассуждал про себя полковник. — Столько пережить! Столько потерять! А сколько ещё сегодня живых воюющих станут павшими?! Сколько осиротеет детей, сколько мужей потеряют жены, дети — отцов, внуки — дедов!?

Вермахт сопротивляется, он ощетинился всей злостью обреченных на гибель. Шпионы, террористы и диверсанты активизировались, а ещё вдобавок под ногами болтаются оуновцы и уповцы. Бандеровцы, наигравшись с немцами, нынче истребляют не только селян по селам и хуторам, лояльно настроенных к советской власти, но докучают и нашим войсковым тыловым частям и подразделениям и даже отдельным небольшим гарнизонам…»

Его мысли прервал стук в дверь. Он быстро поправил гимнастерку и застегнул её воротник — перед подчиненными он всегда «застегивался на все пуговицы». Уважал устав и того же требовал от подчиненных. Нет, здесь не было никакой солдатчины, а была элементарная опрятность.

— Разрешите?

В дверях стояли чуть выше среднего роста, черноволосый, с приятным прищуром добрых глаз майор Александр Святогоров и стройный, приземистый, широкоплечий блондин капитан Анатолий Коваленко.

Майор попытался, как старший по званию, по-военному отрапортовать о своем прибытии.

— Садитесь, садитесь… я же вас вызывал, — предложил полковник и сразу же обрисовал обстановку и план предстоящей оперативной командировки в Польшу для проведения операции под кодовым названием «Люблин».

Гости кабинета внимательно слушали полковника Сидорова.

Не обошлось без шутки, направленной в адрес Анатолия, который был заядлым рыбаком и специалистом в приготовлении ухи и излюбленного блюда, судака по-польски.

— Сегодня, несмотря на стремительное продвижение нашей армии на запад, в наших делах нас расстраивает многое, мало что утешает. Спецслужбы противника активизировали заброску своей агентуры, диверсантов и террористов. Одним из белых пятен для нас является Люблинская разведшкола. Она нас очень интересует. Туда надо проникнуть нашей агентуре, и эта миссия поручается вам… Там, в Польше, наверное, трудно будет без судака? — засмеялся в конце беседы полковник.

— Перебьемся, а может, и поймаем судачка, — ответил с хитринкой капитан, прямо глядя в глаза начальнику.

— Надо непременно поймать, и не одного судачка, а рыбу, как говорится, покрупнее.

Успев обговорить все детали предстоящего мероприятия, троица после телефонного звонка отправилась к генералу на первичный доклад и инструктаж.

Подрывники-диверсанты

Стремительное продвижение немецко-фашистских войск в глубь страны с захватом городов и поселков заставило руководство страны предпринимать превентивные меры. Они сводились к тому, чтобы не допустить вторичного использования гитлеровцами некоторых зданий, сооружений и предприятий.

Призывы Кремля к отпору противника и уничтожению всего того, что он мог использовать для себя, воспринимались как приказы.

В августе 1941 года враг подходил к столице Украины Киеву. Надежды на то, что город советские войска смогут удержать, с каждым днем крошились, как не до конца опаленный кирпич.

На указание Сталина, обнародованное в речи от 3 июля 1941 г. о действиях на занятой врагом территории: «…создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог. Порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов…» — живо откликнулись многие советские люди, и гражданское население, и военнослужащие.

Надо отметить, что некоторые руководители, даже высокого уровня, стали порой слепо выполнять этот совет вождя, не считаясь с объективными обстоятельствами. Иногда их указания отличались элементарной некомпетентностью в постановке задач. Недаром же говорится, что мудрец велик и в маленьких делах, бездельник и глупец мал и в самых великих или заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьёт.

Ученик легендарного генерала Д. М. Карбышева — «бог партизанской, рельсово-дорожной войны» Илья Григорьевич Старинов готов был выполнить эти указания, но умно, через постановку мин собственной конструкции и там, где это диктовала военная обстановка без ущерба для мирного населения.

Об этом он собирался лично доложить товарищу Сталину. Два дня Илья Григорьевич дожидался своей очереди, но так и не был принят вождем, загруженным решением других более важных вопросов, связанных с внезапным вторжением чужой и сильной армии в его страну.

И всё же Сталин узнал о желании Старинова встретиться с ним. Он тут же дал указание своему личному секретарю Поскребышеву направить специалиста-минера к начальнику Главного Политического Управления (ГлавПУра) и одновременно заместителю народного комиссара обороны (НКО СССР) — Мехлису Л. З.

Замнаркома прочитал докладную записку высокого профессионала в минном деле и, как обычно он это делал, когда ему что-то не нравилось, не сдержавшись, грубо оборвал его короткие пояснения к докладу, а потом и вовсе бестактно закричал:

— Как ты смеешь писать такую чушь? Пытаешься своей глупостью загрузить занятого важными делами вождя. Вникни, ты никудышный стратег — в плен сдаются армии, рушатся фронты, страна стоит на краю гибели, а ты какими-то диверсиями хочешь остановить движущуюся лавину войск вермахта. Выброси эти бредовые идеи из своей головы. Скоро немец подойдет к Москве — надо думать об обороне, собирать силы, а ты талдычишь о каких-то своих минах.

Поначалу тень растерянности легла на усталое лицо гостя, на черные круги вокруг опухших от бессонницы глаз с синюшными мешками под ними. От реплики Мехлиса на скулах Старинова заходили рельефные желваки. Он посмотрел на раскрасневшееся лицо с высокой шапкой черных как смоль курчавых волос и выпученными, как при базедовой болезни, глазами заместителя наркома и про себя подумал:

«Эх, и дурак же ты! Полнейший профан! Ни хрена не разбираешься, а комментируешь! Да, действительно, невежество — лучшая в мире наука, она дается таким людям всегда без труда и никогда не печалит душу. Подобные люди всё знают! Они всё умеют! Они всё якобы прогнозируют! Но такая дерзость — ублюдок невежества. Часто для таких типов Правда становится очень тяжелым бременем. Особенно она таковой кажется, когда её приходиться нести вот таким головотяпам. А он ведь, этот человечек, сидит за важным государственным столом. Вот уж действительно, дела нарушаются, когда имущество оказывается у скупых, оружие у трусливых, а власть у слабых или дураков».