Магический код - Ольга Егорова

Он говорил маме, что задерживается на работе. Хотя до сих пор на работе никогда не задерживался. Это было святое правило — не задерживаться на работе. И без того он работал по десять часов в день. С восьми до шести. И в выходные тоже работал. Не хватало еще задерживаться.

Просто эта объездная дорога была длиннее.

Теперь она стала ему знакомой. За неделю он успел изучить и запомнить каждый светофор на перекрестке этой объездной дороги, каждый киоск, каждый рекламный щит и даже знал тайное место, где прятались на этой объездной дороге гаишники с радаром.

Впрочем, за превышение скорости гаишники на дороге его ни разу не останавливали. У них просто не было для этого повода, потому что по этой дороге Иван всегда ехал очень медленно. Со скоростью, которая была даже меньше допустимой.

Когда вдалеке показывалось здание спортивного комплекса, он даже уже не ехал. Он практически полз по этой дороге, провоцируя недовольные сигналы водителей-попутчиков.

Он уже целую неделю ездил только по этой дороге. И утром, на работу, и вечером, с работы. И целую неделю, завидев вдалеке спортивный комплекс, снижал скорость до тридцати километров в час.

Но от этого ничего не менялось.

Может быть, стоило снизить скорость до двадцати или до десяти километров? И ездить по этой дороге не два раза в день, а четыре, придумав себе обеденный перерыв? Может быть, стоило вообще остановиться посреди дороги, как раз напротив спортивного комплекса, включить аравийку и стоять, делая вид, что машина сломалась?

А может быть, все-таки стоило перестать играть в эти детские игры, вильнуть к обочине, поставить машину на сигнализацию и просто зайти внутрь спортивного комплекса? Подняться на второй этаж и зайти в тот зал? В тот самый зал, который светился огнями и в окнах которого мелькали тонкие детские фигурки, взлетающие в воздух, группирующиеся, переворачивающиеся в молниеносное двойное сальто, исчезающие и снова взлетающие…

И может быть, стоило перестать задавать себе этот дурацкий вопрос «зачем?». И обзывать себя кретином, и давать себе клятвы, что больше он не поедет по этой дороге, что сейчас он едет по ней в последний раз…

Может быть, и стоило. И если бы у него была возможность задать этот вопрос кому-нибудь другому, и если бы этот кто-то другой оказался таким мудрым, что смог бы ответить на него, дать Ивану правильный совет, — пожалуй, он последовал бы этому совету. Пожалуй…

Иван даже иногда представлял себе этого «мудрого», дающего ответы на самые сложные и бессмысленные вопросы. Мудрый в его представлении имел густую седую бороду, лицо, изборожденное морщинами, и почему-то походил на китайца. Это и злило Ивана больше всего — спрашивается, откуда может какой-то китаец знать, что творится в душе у обычного русского парня Ивана? Как быть с разницей менталитетов?

Впрочем, китаец все равно молчал и давать ответы на вопросы обычного русского парня Ивана, кажется, вовсе не собирался. Но лицо его тем не менее все время маячило в воображении, и Иван просто не знал уже, куда от него деваться.

Завидев вдалеке огни спортивного комплекса, он сбавил скорость и пристроился в первый ряд. Глупо, конечно, рассчитывать на случай. Но больше рассчитывать было не на что.

Юрка, узнав о том, что Иван все же подкараулил однажды свою девчонку, смеялся, наверное, полчаса. И полчаса, как дурак, хлопал в ладоши. И сказал Ивану, что он молодец. А Иван в ответ сказал Юрке, что Юрка кретин. Больше они к этой теме не возвращались.

Чем ближе он подъезжал к зданию спортивного комплекса, тем отчетливее вырисовывалась перед глазами противная китайская физиономия. Надо же было придумать этого идиотского китайца, чтобы потом не знать, как от него избавиться? Просто ужас какой-то, в лучших традициях Стивена Кинга. Нет, все, с завтрашнего дня он перестанет ездить по этой дороге. Мама будет рада, если Иван снова станет возвращаться с работы вовремя. С завтрашнего дня…

Снова замелькали перед глазами детские фигурки, взлетающие под потолок, переворачивающиеся в двойном сальто. Машина сзади раздраженно просигналила — какого черта, спрашивается, он едет на такой скорости и создает пробку? Спит, что ли, за рулем?

Иван выругался про себя и подвинулся вплотную к обочине. Белая «десятка» объехала его — девчонка, сидевшая за рулем, не преминула высказать Ивану все, что о нем думает. Она покрутила пальцем у виска и, надавив на педаль газа, оставила темно-синюю «ауди» Ивана далеко позади…

А Иван остановился совсем. Он вдруг со всей отчетливостью понял, что девчонка права — он на самом деле полный придурок, потому что ведет себя как школьник под воздействием взбесившегося тестостерона. Что так вести себя нельзя, потому что это ненормально, это патология, как сказал бы Юрка, имея в виду чей-нибудь больной зуб, и даже молчаливый китаец, как показалось Ивану, едва заметно кивнул, одобряя…

Он вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и быстрой походкой, не останавливаясь, чтобы не передумать и не выглядеть потом в собственных глазах еще большим дураком, вошел в здание спортивного комплекса.

Тяжелая деревянная дверь, которую Иван с большим трудом отодвинул, видимо, была специально создана для спортсменов, чтобы поддерживать тонус их мышц. За столом возле входа сидела и вязала на спицах что-то большое и розовое пожилая тетенька-вахтерша. Иван улыбнулся тетеньке, постаравшись сделать улыбку максимально обаятельной, поскольку тетенька была для него сейчас единственно возможным источником информации. С ней просто необходимо было подружиться.

Обаятельная улыбка сработала. Вахтерша отложила вязание, подробно объяснила, как пройти в зал спортивной гимнастики, и подтвердила, что у Дианы Витальевны Пааде сейчас в этом зале проходит вечерняя тренировка. До конца которой оставалось пятнадцать минут.

Вокруг сновали разновозрастные теннисисты с ракетками, культуристы с накачанными мышцами и тоненькие, прозрачные, похожие на призраков девочки в эластичных купальниках с тяжелыми рюкзаками за плечами. Из рюкзака у каждой девочки-призрака торчали булавы, а на голове у каждой была такая шишка, которую обычно делают балерины. Возле горшка с огромной диффенбахией сидел, поджав по себя белые лапы, черный кот. Черный кот, завидев Ивана, лениво зевнул и отвернулся к окну. Зеленое табло электронных часов показывало восемнадцать часов сорок семь минут.

Иван стрелой взлетел на второй этаж, потому что все внутри уже начинало противиться этой авантюре, все в нем кричало: «Вернись, не будь дураком!» Вернувшись, он оказался бы дураком в значительно большей степени…

Иван не вернулся. Он взлетел по ступенькам на второй этаж, приоткрыл дверь с надписью «Во время тренировки вход родителям в зал строго воспрещен», протиснулся в зал, уселся на низкую скамейку возле подстраховочной ямы, глубоко вздохнул и уставился на мускулистого парня, который почти у него над головой крутился на гимнастических кольцах.

— Подвинулись бы, молодой человек, — вполне дружелюбно обратился к нему средних лет мужчина в спортивном костюме. По всей видимости, тренер крутящегося на гимнастических кольцах мускулистого парня.

Иван послушно отодвинулся на дальний край скамейки.

— Вы к кому? — все так же дружелюбно поинтересовался мужчина.

Иван не знал, что сказать в ответ. Поэтому просто промолчал, неопределенно кивнув в дальний конец зала, где занимались несколько групп разновозрастных девчонок.

Кивнул — и сразу увидел ее. Она стояла возле снаряда, называемого конем, и наблюдала за тем, как ее подопечные с разбегу вскакивают на этого коня, переворачиваются вниз головой, встают на руки и падают вниз. Изредка она их страховала.

В этот раз она опять была какой-то другой. Не похожей ни на русалку, ни на дельфина, ни на стриптизершу, ни на девчонку в широких джинсах и смешной кепке на голове.

Теперь она была в синем спортивном костюме, казалась высокой, слишком худой и очень строгой — возможно, из-за прически, потому что волосы были тщательно собраны в шишку почти на макушке, закреплены какими-то невидимками, ни одна прядка из них не выпадала, как у суровой классной дамы. Челка, к которой Иван еще не успел привыкнуть, куда-то исчезла. И голос ее, отражающийся гулким эхом от стен, казался совершенно незнакомым. Этим незнакомым голосом она иногда повторяла: «Молодец», обращаясь к своим воспитанницам.

Иван сидел и чувствовал себя зрителем в кинотеатре. Ему и хотелось, и не хотелось одновременно, чтобы она его заметила. А она очень долго его не замечала — видно, привыкла к тому, что настойчивые родители постоянно игнорируют табличку на дверях, протискиваются сквозь дверную щель и садятся на эту самую скамейку, чтобы полюбоваться на своих детишек. Чтобы увидеть своими глазами, как детишки крутятся на брусьях и перелетают через снаряд, называемый конем.