Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки - Кика Салви

Я вернулась в Ипанему на автобусе, но не потому, что у меня не было денег на такси, а потому, что я жаждала приключений. Проехаться в забитом автобусе в самый час пик в Рио-де-Жанейро, беря во внимание мое белое лицо туристки, казалось, по меньшей мере, рискованным делом. Я надеялась, что на меня нападут и, при худшем раскладе, возьмут в качестве заложника для какого-нибудь отчаянного криминального действа.

Прежде чем въехать в Копакабану, автобус пересек центр, а оттуда поехал в Ипанему. На меня не напали, не схватили, не ограбили, но сама прогулка по залитому солнцем Рио оставила в памяти яркое и незабываемое воспоминание об этом невероятно красивом городе.

В отеле я приняла душистую ванну и слопала все каштаны из холодильника. Я прилегла и проспала очень долго, до самой полуночи.

Проснувшись, я почувствовала невыносимое отчаяние. Мне так хотелось побежать к кому-нибудь, закричать, уткнуться в грудь и разрыдаться! Хотелось поговорить по душам – так, чтобы меня услышали, защитили. Я находилась чуть ли не на грани сумасшествия, и, казалось, ничто не могло меня успокоить. Тогда я вышла прогуляться.

Ипанема была совершенно пустынной в этот час, и я нашла лишь несколько работающих киосков, продающих кокосовое молоко. Я купила зеленый кокос и жадно выпила молоко. А потом я шла, шла, шла... быстрым шагом, в полном одиночестве, надеясь, что чья-нибудь пуля меня настигнет. Лишь несколько раз в жизни меня охватывало такое отчаяние, но сейчас оно казалось более глубоким и болезненным, чем тогда, десять лет назад.

Я тогда жила с родителями в Кампинасе и только что поступила в университет. В течение первой недели все казалось раем, особенно сам университет, наполненный студентами и пульсирующий общественной деятельностью. Я училась на историческом, поскольку мне нравился этот предмет, но, главное – потому, что я не знала, куда лучше поступать. Университет, помимо того что был бесплатным, считался еще и одним из лучших в стране. На мой факультет было легко поступить, к тому же меня привлекало культурное богатство, с которым он должен был познакомить, поэтому я решила поучиться на нем, пока не решу, что делать дальше.

Мы учились с восьми утра до полудня и с двух дня до вечера. Но самым приятным было время обеда, которое я использовала, чтобы расширить горизонты (как тогда говорили). Я ходила на все спектакли студентов с музыкального факультета и факультета сценического искусства. Мне особенно нравились струнные квартеты, которые всегда заставляли меня уноситься далеко в своих мечтах. Два раз в неделю я пела в хоре партию сопрано, а один раз в месяц мы выступали в разных частях страны. Это был настоящий рай для моих амбиций образованной девушки.

Но наступала пятница – самый отвратительный день недели. Абсолютное большинство студентов во времена моего студенчества приезжали из других городов, и каждые выходные эти студенты отправлялись домой – повидать родителей. Я чувствовала себя брошенной. У меня не было друзей с тех пор, как я попыталась сбежать в Куритибу. Мои братья тусовались с другими подростками, а мои родители всегда ходили в кино или ужинали где-нибудь вдвоем. Я и мой старший брат все время торчали дома, он – запершись в комнате, а я – слушая музыку в гостиной. Пока вдруг меня не охватило отчаяние и такое же желание бежать, кричать и биться в конвульсивных рыданиях, как сейчас, в Рио-де-Жанейро (вероятно, как предзнаменование того, что должно произойти в будущем).

Поскольку прогулка была не лучшим выходом, учитывая, как близко к университету я жила и как темно было в нашем городке после захода солнца, я решила поваляться на газоне в саду. Я включила «Болеро» Равеля на полную громкость и побежала на лужайку, где стала любоваться небом. И чем больше я смотрела, тем больше звезд появлялось в черной и гнетущей бесконечности. Я заорала так, что мои легкие чуть не разорвались: «Помогите! Помогите!». Я надеялась, что экипаж какой-нибудь летающей тарелки услышит мой призыв. Если я была так далека от всего, что так нравится взрослым девушкам, то только потому, что я была не от мира сего. И если на других планетах существует разумная жизнь (во что я верила), то теперь было самое время их обитателям прилететь и забрать меня с собой.

Наслушавшись вдоволь Равеля и накричавшись до хрипоты, я прекратила свои потуги. Если они и должны были за мной прилететь, то не в ту ночь. И, как бы безутешно не было мое горе, я уже не чувствовала прежнего отчаяния. Обессиленная и успокоившаяся, я уснула. Уснула тогда в Кампинасе, проигнорированная всеми инопланетянами, точно так же, как уснула теперь, в Рио-де-Жанейро, поскольку все головорезы в городе решили меня пощадить.

На следующий день я проснулась после обеда. Посмотрела в окно: в Ипанеме царило странное оживление. Я вышла прогуляться и заодно – найти какую-нибудь забегаловку, чтобы съесть там горячий бутерброд с сыром и выпить кофе с молоком (ненавижу пропускать час еды, так как из-за этого все путается в голове). Улица была пуста, и лишь немногие магазины работали за закрытыми дверями. Я позвонила в дверь обувного магазина (моя слабость), и меня встретила удивленная продавщица. «А что вы делаете на улице?» – спросила меня она в ту самую минуту, когда я и сама заметила, что что-то не так. В тот день, за несколько часов до того, как я соизволила проснуться, торговцы трущоб пригрозили продавцам этой коммерческой зоны перестрелкой и ограблениями. Это и заставило все коммерческие учреждения закрыться до самого полудня (и из-за этого я так и не утолила свой утренний голод). Когда женщина рассказала мне о произошедшем, мой рассудок помутился от сладкого осознания вероятности, что меня наконец-то настигнет настоящий преступник.

Я выбежала из магазина на поиски какого-нибудь Бене (красивого и сексуального торговца из «Города Бога»), чтобы он, связав, увел меня куда-нибудь. Лишь Бене мог бы меня понять, защитить, полюбить, удовлетворить, да еще и уничтожить всех тех, кто когда-либо сделал мне больно. Да, мне нужен был бандит, лишь он мог решить все мои проблемы.

Еще два часа я гуляла по пустынным улицам Ипанемы, пока усталость и голод не взяли верх над желанием умереть (или жить в рабстве у бандита).

Я не умерла, на меня не напал, не увез и не избил торговец моей мечты, но после возникновения желания самовольно подвергнуться опасности я заподозрила, что со мной что-то не так. Я позвонила дочкам, надеясь таким образом почувствовать почву под ногами и погасить (хоть на время) мои желания.

Я вдруг поняла: надо возвращаться в Сан-Паулу.

В последний вечер я познакомилась с очень необычной компанией мужчин в ресторане, где ужинала. Как обычно, я выбрала чудесное место, где играли джаз (хоть и не вживую, а на CD), заказала бокал красного вина и написала последнюю страницу своих кариокских рассказов.

Я чувствовала себя красивой и легкой в своем белом платье с кружевами и в красивых сандалиях на низком каблуке. Волосы были собраны в хвост, и я в первый раз взяла с собой новую сумочку, купленную накануне. Без макияжа и духов, но после душистой ванны.

За стол рядом сели четверо мужчин, все за сорок, – три актера и один неизвестного рода занятий. Актеры были из старой труппы бразильского театра. Они играли маленькие роли в инсценированных рассказах Реде Глобо и в каком-то еще спектакле, помилованном критикой. В каждом их слове, в каждой морщинке, отпечатавшейся на их лицах, угадывалось, что они вели разгульный образ жизни и принимали наркотики.

Один из них, самый известный из компании, уставился на меня и через некоторое время заговорил. Остальные восхищенно на меня смотрели, пытаясь оспорить победу забавного-и-глупого-парня, которого так любят изображать все представители мужского пола, когда пытаются завоевать особь женского пола.

После нескольких бокалов вина и общего смеха мы попросили счет и вышли из ресторана все вместе. Мы зашли в магазин дисков, и тот актер подарил мне два диска Чета Бэйкера, в которого я тогда была просто влюблена. Оттуда мы дошли пешком до конца Ипанемы, но уже не всей компанией, а вдвоем. Мы рассказывали друг другу свою жизнь (ну, то, что можно было рассказать незнакомцу в течение короткого промежутка времени), и чем необычнее казался мой спутник, тем более нормальной становилась я. Моя нормальность и простота были такими яркими и убедительными, что через несколько часов, проведенных вместе, он уже признавался мне в любви.

Эти признания больше тешили мое самолюбие, чем доставляли удовольствие, потому что никогда еще мне не удавалось так легко заманить мужчину, как этого актера. И я чувствовала себя такой лживой притворщицей (из-за того, что этот мужчина меня совершенно не интересовал), что меня едва не тошнило от самой себя. Я думала о Бету, пока мы разговаривали, а это было и обманом, и жестокостью одновременно. Актер был на столько лет старше меня, что даже напоминал мне моего деда, этого мучителя маленьких детишек, так что соблазнить его (актера из Рио) и сразу бросить представлялось мне настоящей местью отвратительному деду-старикашке, который омрачил мое детство. В конце концов, я никогда не пойму, почему я с ним так поступила: позволила ему поверить в то, что я ответила на его внезапное сильное чувство. Знаю только, что желание заставить его страдать было таким же сильным, как его интерес ко мне в тот момент. И вот я резко и возмущенно отчитала его за то, что он осмелился возжелать меня – девушку, которая младше его более, чем на 20 лет. Если Бог на самом деле существует, пусть он простит меня за жестокость. И, если актер все еще вспоминает с некоторой горечью о девушке из Сан-Паулу, пусть не злится и не проклинает меня. Потому что в глубине души я добрая и знаю, что не заслуживаю этого.