Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Но это согласие отцов, чтобы быть обязательным для сознания христиан, должно касаться таких пунктов учения, которые по признанию самих отцов имеют характер Откровенных истин. Очевидно, если предмет такого согласного свидетельства совершенно чужд христианской догме, если он точно и исключительно научный, то оно не может предъявлять исключительных прав на наш разум. Так как авторитет и непогрешимость Церкви простираются только на Откровенные истины, т. е. совокупность вероучения и нравоучения, так как только в отношении к этим истинам она получила божественную миссию содержать их неизменно и без извращения на все времена, то этими истинами ограничивается и авторитет отцов (cf. Vincentius Lirin., Commonitorium 28). Поэтому даже и в богословских науках авторитет свв. отцов не может быть распространяем безразлично на все стороны их, но должно непременно обратить внимание на то, насколько развитие той или другой науки обусловливается естественными способностями человека и стоит в связи с общим ходом развития человечества. Еще Викентий Лиринский сказал: «Должно заметить, что мы обязаны с величайшим усердием исследовать согласные суждения древних святых отцов и следовать им не относительно всех каких–либо маловажных вопросов Божественного закона, но главным образом только касательно правила веры» (ibidem), так как, по его мнению, «необходимо направлять уразумение небесного Писания по одному правилу церковного понимания в тех только главным образом вопросах, на которых зиждутся основания всего вселенского догматического учения» (cap. 29). Во всех остальных вопросах научные воззрения отцов подлежат обычной научной оценке, и все их мнения, аргументы и разъяснения имеют значение соответственно их внутреннему научному достоинству.

Изложенные соображения относительно авторитета отцов Церкви устраняют крайности воззрений как тех, кто готовы усваивать каждому святоотеческому слову абсолютный авторитет и безусловную непогрешимость и обязательность для верующих, так и тех, которые рассматривают их как простых исторических свидетелей. Вместе с тем на основе этих соображений открывается достаточно свободы для научного исследования патристической литературы.

История изучения древнецерковной письменности

Начала исторического повествования об отцах Церкви и древнецерковных писателях восходят до Евсевия. В своей «Церковной истории» и «Хронике» он сохранил ценные известия о жизни, деятельности и литературных произведениях христианских писателей, часто присоединяя критические замечания и весьма важные извлечения из сохранившихся и потерянных произведений. Правда, это не была история древнехристианской письменности, но Евсевий положил основание для нее, на котором продолжали работу последующие историки.

Первым, кто напал на мысль о самостоятельной истории христианской литературы и попытался осуществить ее, был блж. Иероним. По просьбе своего высокопоставленного покровителя, префекта претория Декстера, он в 392 г. составил в Вифлееме небольшое произведение под заглавием De viris illustribus [О знаменитых мужах], или De scriptoribus ecclesiasticis [О церковных писателях][112]. В предисловии Иероним указывает, что в своем сочинении он преследовал двоякую цель: он хотел воздвигнуть христианским учителям и писателям такой же памятник, какой создали Светоний и другие языческие писатели знаменитым мужам языческой древности, и вместе с тем представить наглядное опровержение упреков Цельса, Порфирия, Юлиана и их приверженцев, что у христиан нет ни философов, ни ораторов, ни ученых. Для этого он решил дать краткие сведения о «церковных писателях» или «обо всех тех, которые от страданий Христа до 14–го года императора Феодосия оставили что–нибудь письменное о священных книгах». Самое заглавие произведения: De viris illustribus Иероним заимствовал из римской истории литературы Светония Транк–вилла (ок. 75—160 г. по P. X.), на которую Декстер указывал ему как на образец. Произведение делится на 135 глав; в нем сообщены краткие сведения о жизни и литературных трудах 135 писателей начиная с ап. Петра в хронологическом порядке, который, впрочем, в частностях не проводится последовательно, но без внутренней связи между отдельными главами. В конце Иероним дает перечисление своих собственных произведений, написанных до 392 г. Кроме церковных писателей в собственном смысле слова в сочинении нашли место и еретические, и нехристианские писатели: Вардесан, Новатиан, Донат, Фотин, Евномий, три иудея: Филон, Иосиф Флавий и Иуст из Тивериады, и язычник Сенека (ради апокрифической переписки его с ап. Павлом). Главы о библейских писателях в существенном заимствованы из Нового Завета. В сведениях о греческих писателях первых трех веков автор стоит, за некоторыми исключениями (например, в отделе об Ипполите), в полной зависимости от «Церковной истории» и «Хроники» Евсевия; при этом вследствие поспешности в передаче источника допущены грубые ошибки: отождествлены различные одноименные писатели, разные произведения соединены в одно, а одно и то же произведение разделено на два, писателям усвоены чужие произведения и произведениям приписано чуждое им содержание, в некоторых случаях из слов Евсевия сделан вывод о несуществующих произведениях и пропущены произведения, засвидетельствованные Евсевием; наконец, заимствуемый у Евсевия материал он часто расширяет и характеристики писателей и их произведений украшает такими epitheta ornantia, для которых нет основания в источниках. Почему необходимо признать, что в этом отделе Иероним внес значительную спутанность в историю древнехристианской литературы. Больше ценности имеют сообщаемые им сведения о греческих писателях IV в. и о латинских писателях, где он проявляет непосредственное знакомство с первоисточниками; впрочем, и здесь возбуждаются справедливые сомнения в надежности данных, изложенных в произведении. Но если научное достоинство его незначительно и невысоки литературные качества, то все–таки труд Иеронима, даже после тщательной критики его, и для настоящего времени не потерял значения литературно–исторического источника. Бесспорна же заслуга Иеронима в том, что он пошел по совершенно новому пути и проложил его и для других. Произведение Иеронима переведено было на греческий язык с некоторыми дополнениями; время этого перевода точно не установлено в науке — более вероятным считают VII в.

Произведение Иеронима в течение более тысячи лет оставалось образцом и основой подобных работ, которые появились под тем же или подобными заглавиями. Продолжатели Иеронима, примыкая к нему, присоединяли последующих писателей и вносили некоторых древних, пропущенных Иеронимом; по форме и характеру изложения сведений все они подражали De viris illustribus Иеронима.

Весьма ценное продолжение и дополнение к произведению Иеронима составил в 467—480 гг. пресвитер Геннадий Массилийский[113], давший в своем произведении De viris illustribus[114] сведения о 90 писателях V в. В большинстве рукописей это произведение помещается в качестве как бы второй части труда Иеронима, и эта связь вполне отвечает намерениям самого автора. Как источник для истории древнецерковной литературы труд Геннадия ценится высоко: он был историком обширных знаний с критическими способностями и руководился почти исюпочительно историко–литературными интересами. Его сведения в библиографии надежнее, чем в биографии, потому что о произведениях писателей он говорит большей частью на основании собственного чтения, а в сообщениях о жизни авторов ссылается на устное и письменное предание.

Дальнейшим продолжателем этого рода письменности был архиепископ Севильский Исидор (ум. 636); его произведение De viris illustribus[115] сохранилось в двух редакциях: краткая в 33 главы и пространная в 12 [дополнительных] глав; о подлинности последней редакции вопрос еще не решен окончательно. Труд Исидора имеет ценность только в сообщениях об испанских писателях.

Ученик Исидора Ильдефонс, архиепископ Толедский (ум. 667), написал небольшое дополнение к труду своего учителя, сообщив сведения преимущественно об архиепископах толедских и вообще об уроженцах Испании[116]: из 14 писателей, о которых он пишет, семь толедских епископов и 12 уроженцев Испании.

В это же время на Востоке появился неоценимый по своему значению труд; ученого константинопольского патриарха Фотия (ум. 891): 'Απογραφή [και] συναρίθμησις τών αναγνωσμένων ήμιν βιβλίων κτλ. [Список и перечисление книг, нами прочитанных, и т. д.], известный под названием Μυριοβίβλιον ή Βιβλιοθήκη (обычно цитируется: Photii Bibliotheca); в нем даны критические замечания о 280 писателях — языческих и христианских историках, богословах, грамматиках, естествоиспытателях — и приведены извлечения из их произведений.

Но вообще необходимо заметить, что в средние века для самостоятельных литературно–исторических исследований недоставало отчасти источников и пособий, отчасти же исторического интереса и понимания. Патристические произведения списывали, сохраняли в монастырских и церковных библиотеках, делали извлечения из них и соединяли изречения отцов в экзегетические катены или в собрания догматико–экзегетических сентенций. Но знание патриотического материала, особенно греческих отцов, оставалось ограниченным, обработка — некритической и ненаучной.