Зима мести и печали - Александр Аде

* * *

Из окон квартирки, что снимают они на пятом этаже «хрущевки», виден вход в университет. С расстояния около двух сотен метров старинное, замысловатой архитектуры здание выглядит почти кукольным, а его массивные двери – игрушечными.

Квартирка – место их встреч наедине. Здесь они почти не разговаривают, только жадно наслаждаются друг другом. Потом лежат без сил, обмениваясь односложными фразами. Надевают наушники, включают плееры и, слегка покачивая головами и подпевая, слушают рок, испытывая наркотический кайф.

Сейчас они уже одеты и собираются уходить.

– Когда поженимся? – спрашивает подругу Илья.

– Нетерпеливый какой. Рано еще. К тому же это почти ничего не изменит. Мы и так вместе.

– Не хочу прятаться. Надоело.

– А придется, – жестко отрезает она. – Наши папашки были кровавыми ублюдками, их жалеть не стоит. Но нам надо повременить, Илюшечка. Зачем привлекать к себе внимание? Складывается даже лучше, чем я предполагала. Твоему брату не до тебя, сейчас ему собственную шкурку спасать надо, так что мне осталось только обработать мать. Я безумно люблю тебя, Илюша, ты – все, что у меня есть.

Они целуются, долго не отрываясь друг от друга, и Илья в который раз смиряется.

В детстве он не знал отца. Когда Царь сидел в тюрьме, ему твердили, что тот в командировке («В Царьграде», – с лукавой усмешечкой говорила мать). Потом Царь появился в семье – чужой человек, властный, самоуверенный и грубый; Илья боялся и ненавидел его. Мать раздражала Илью невежеством, примитивной хитростью, приземленной практичностью. Он стыдился своих родителей. Затем мать исчезла, ее место заняла пустая деваха, вызывавшая в нем презрение и брезгливость.

Настоящей матерью, строгой, понимающей, нежной, любимой стала для него Кира. Она даже не смысл его жизни, а сама жизнь.

Они порознь выходят из подъезда и отправляются на занятия.

* * *

День начался тревожно и нервно. За завтраком Принц наорал на горничную, что бывало крайне редко, с прислугой он старался держаться корректно. Сегодня ему – впервые за несколько дней – предстояло выйти из коттеджа в открытый мир, где, возможно, его ждал убийца.

Он никогда бы не покинул коттедж, но губернатор, который отправлялся во Францию, прихватив с собой местных крупных бизнесменов, включил его в состав делегации. Принц не мог отказаться от столь лестного приглашения и тем самым надолго лишиться расположения власти. Это всемогущий Царь был с хозяином области на «ты», поговаривали даже, что их связывали некие темные делишки, а ему, Принцу, губернаторскую благосклонность надо еще заслужить.

К тому же он представляет, что произойдет, если о его отказе разнюхают пронырливые репортеришки. Когда газетенки, работавшие на его врагов, прямо намекали, что Принц – безжалостный убийца Царя, а затем и Кота, это было еще терпимо. Но обвинений в трусости, в смертельной боязни выйти из коттеджа под пулю киллера он допустить не может – и невыносимо страдает, распяленный между ужасом и гордыней.

Рядом с ним нет никого, кому бы он мог признаться, что все его сильное тело сковано животным страхом. Даже любовнице не открывает Принц свою пугливо сжавшуюся душу, чтобы не выглядеть в глазах Альбины трусливым ничтожеством и дать повод презирать его. Только жадно целует на прощание и обещает привезти подарок из Парижа.

Потом бросает Щербатому:

– Собирайся, поедешь со мной. Проводишь.

Сам он уже одет, на его коричневый в тонкую полоску пиджак накинуто черное пальто.

– Я сейчас, сейчас… – шепелявя, бормочет поэт и торопливо напяливает болотного цвета куртку с капюшоном.

Они выходят под чистое утреннее небо. На расчищенной дорожке перед коттеджем лежат тени от голубых елей. Шофер распахивает перед Принцем дверцу черного «роллс-ройса». Магнат усаживается, следом влезают Щербатый и два телохранителя. Длинная машина, блестя на разгорающемся солнце, трогается с места, за ней пускается в путь бежевый «шевроле» с тремя вооруженными охранниками.

– А ну подвинься, – раздраженно цедит Принц поэту. – Навалился, как медведь.

Щербатый, который едва касается его плечом, тотчас отодвигается и обиженно забивается в угол, думая в озлоблении: «Все, сегодня же сваливаю, хватит быть мальчиком для битья!» Он растравляет, расцарапывает эту ранку, припоминая прежние обиды, которые терпел от Принца. Глядя перед собой и ничего не видя, истязает себя, остервенело измочаливая нервы и надсаживая сердце…

Между тем двумя машинами они несутся по окаймленной лесом автостраде, пересекают город – и вновь навстречу им летят дорога и лес. Наконец справа сумрачно надвигается на них огромное здание аэровокзала. Возведенное лет сорок назад, кубообразное, сложенное из серых бетонных плит, оно когда-то вызывало восторг своим ультрасовременным видом и масштабом. За ним видны самолеты, расписанные в цвета авиакомпаний.

«Роллс-ройс» и «шевроле» останавливаются на забитой автомобилями привокзальной площади. Охранники, а вслед за ними Щербатый и Принц покидают машины.

Дальнейшее воспринимается Принцем, словно происходящее на экране. Едва он делает несколько шагов, как неподалеку, взявшись будто ниоткуда, появляется пригнувшийся к рулю, одетый во все черное мотоциклист, – лицо неразличимо за тонированным стеклом шлема. Похожий на инопланетянина, мотоциклист медленно проезжает мимо Принца, внезапно останавливается и выхватывает из кармана куртки пистолет.

Стальной король, не шевелясь, наблюдает за происходящим с онемелым заторможенным удивлением. Он видит: нелепо дернувшись, к нему прыгает Щербатый. Раздается резкий хлопок выстрела. Щербатый всем телом тяжело валится на Принца, заслоняя собой полмира. Едва устояв на ногах, Принц инстинктивно отпихивает поэта, и тот мешком рушится на землю. Потом магната бесцеремонно запихивают в «роллс-ройс». Только здесь, среди охранников, он понимает, что на него покушались.

– А этот где… который стрелял?.. – одеревенелыми губами еле выговаривает Принц, ощущая себя беспомощным и несчастным, как маленький мальчик.

– Смылся, паскуда, – грубо откликается бритоголовый охранник, разом утратив вышколенное смирение. – Под шлагбаум – и усвистал. Шустрый гад. Обратно едем или как?

– Домой, – коротко бросает Принц, стараясь сохранить остатки самоуважения, и его пронизывает игла ознобного холода.

– А с мужиком че будем делать? – большим пальцем бритоголовый тычет себе за спину.

Вытянув шею, Принц заглядывает за широкие плечи охранника и видит лежащего на земле поэта.

– Жив?

– Эй, Санек, – гаркает бритоголовый телохранителю, молча сидящему на корточках возле Щербатого. – Как он там?

Тот поднимает голову.

– Вроде дышит.

– Останешься тут, – велит ему бритоголовый, решительно беря бразды правления в свои руки. – Мы в коттедж.

Захлопывает дверцу «роллс-ройса», приказывает водителю:

– Атас. Жми на газ.

И автомобили отправляются назад, в Яблоневое…

… душа Щербатого, лежащего на грязном мокром асфальте, неудержимо рвется ввысь. Его лицо запрокинуто в сияющую лазурь, в которой невесомо парит почти растаявшее облачко, а меркнущее сознание еще пульсирует, еще противится неизбежному, губы шевелятся, силясь выговорить: «Что с ним?..» Все обиды растворились в его душе, и лишь огромным угасающим солнцем горит любовь к Принцу. Над ним склонятся охранник: «Ты чего-то хочешь сказать, друг? А?» Но изо рта поэта, из левого уголка, как вода из не полностью закрытого крана, вытекает струйка крови…

* * *

Королек

Народу на похоронах не густо. Щербатый мелькнул на земле, не оставив ничего, кроме стихов, которые никому не нужны. Впрочем, еще имеется квартирка в двухэтажной халупе, из-за нее-то, пожалуй, будет драчка между дальней родней.

Крохотной группкой – телохранители Принца, Гудок и я – выходим из крематория.

– Поехали, Королек, ко мне, – предлагает Гудок. – Жена стол накрыла.

Даю согласие, но один из охранников, бритоголовый, копия Муссолини (лично не знаком, видел по телику) заявляет категорично:

– Велено доставить тебя к шефу.

– Помянешь Щербатого без меня, – говорю Гудку. – Ты уж, пожалуйста, постарайся.

– Не сомневайся, все будет в полном ажуре.

А я и не сомневаюсь ничуточки, выпьет и закусит так же вдумчиво и старательно, как делает любую работу.

Неспешно минуем унылую стену колумбария, тащимся вдоль памятников и могил насупившегося города мертвых. Очутившись за кладбищенскими воротами, залезаю в «копейку» и еду в Яблоневое.

День тягостный, невеселый. Небо нависло над землей серой клубящейся массой, точно там, в высоте, кипит гигантское варево. И кажется, что вокруг разлита талая вода – в воздухе, в пробуждающемся после зимней спячки лесе, – и только ждет своего часа, чтобы захлестнуть мир…

… И вновь вхожу я в коттедж, где терял голову от синеглазой Марго, где потом поминал ее, где слушал стихи Принца и Щербатого.