Демонтаж - Олег Кубякин

Внимательно перечитывая героическую битву на Куликовом поле в изложении «Задонщины» (ранее мы уже ее обсуждали), нас не покидало чувство, что где-то мы уже это слышали. А слышали мы нечто подобное как раз в «Слове о полку Игореве». Тогда мы положили два текста рядом и стали сопоставлять выдержки из «Слова о полку Игореве» и «Задонщины», показавшиеся нам подозрительно похожими.

Теперь и вам хотим предложить маленькую игру: сможете ли вы найти в них некоторые совпадения? Конечно, это требует внимания и выдержки, но давайте рискнем. Напоминаем, что официальные даты написания «Слова» — 1186 год, «Задонщины» — 1380 год, то есть разница написания почти в двести лет. Срок, на наш взгляд, внушительный. Вот иконописный стиль, например, в каждом веке свой. Сразу можно отличить XII век от XIII. А как у нас с летописным стилем? Сильно с веками поменялся или не очень?

Слово. «…и какую лебедь настигал сокол — та первой и пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, зарезавшему Редею перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославовичу. А Боян, братья, не десять соколов на стаю лебединую напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал, а они уже сами славу князьям рокотали».

Задонщина. «Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славы: первым славу великому князю Игорю Рюриковичу, вторую — великому князю Владимиру Святославовичу Киевскому, третью — великому князю Ярославу Владимировичу».

Слово. «Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему Буй-Тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый — ты, Игорь! Оба мы Святославовичи! Седлай же, брат, своих борзых коней, а мои готовы, уже оседланы у Курска. А мои куряне бывалые воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены; пути им ведомы, яруги известны, луки их натянуты, колчаны открыты, сабли наточены. Сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю — славы».

Задонщина. «И сказал ему Дмитрий (Ольгердович. — Прим. авт.): «Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы».

И сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского… а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские, а мечи булатные; а пути нам известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю Русскую и за веру христианскую. Словно живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить».

Слово. «И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше убитым быть, чем плененным быть».

Задонщина. «И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!»

Слово. «(Игорь) …либо шеломом испить из Дона».

Задонщина. «(Андрей) …и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды».

Слово. «А половцы непроторенными дорогами устремились к Дону великому: скрипят телеги в полуночи…»

Задонщина. «Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хинове на Русскую землю!»

Слово. «Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин!»

Задонщина. «И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!»

Слово. «…кровавые зори рассвет возвещают, черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому…»

Задонщина. «…принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, и в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому…»

Слово. «Игорь к Дону войско ведет. Уже гибели его ожидают птицы по дубравам, волки грозу навывают по ягуарам, орлы клекотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленые щиты».

Задонщина. «Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел. А уж гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя».

Слово. «Яр-Тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, осыпаешь воинов стрелами, гремишь по шлемам мечами булатными. Куда, Тур, ни поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая…»

Задонщина. «…ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские».

Слово. «Тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, и сами полегли на землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево от печали к земле приклонилось».

Задонщина. «Лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились».

Слово. «Великий князь Всеволод! Не мыслишь ли ты прилететь издалека, отцовский золотой трон поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать».

Задонщина. «Запричитали жены коломенские, приговаривая так: «Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать?»

Слово. «Ярославна с утра плачет на стене города Путивля, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе ладьи Святославовы до стана Кобякова. Возлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала я спозаранку к нему слез на море».

Задонщина. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!»

Надеемся, не найдется людей столь наглых, способных заявить, что не заметили никакого сходства между «Словом о полку Игореве» и «Задонщиной». Любой нормальный человек должен, ознакомившись с этим, если не с возмущением, то по крайней мере с любопытством воскликнуть:

— ЧТО ЭТО?!

А собственно — ничего особенного. Перед нами «Слово о полку Игореве», переделанное в «Задонщину». Неудачный вариант описания Куликовой битвы, «высосанный» из «Слова о полку Игореве». Банальная подтасовка, бездарная переделка. Думаем, не нужно особо доказывать, что любой уважающий себя летописец не сел бы по собственной инициативе потрошить «Слово о полку Игореве». Пожалуй, совесть бы не позволила. А вот если это заказ? Спланированная акция? Часть единого большого плана…

Правда, как нетрудно заметить, церковный служащий, которому поручили «переделку», не обладал природными задатками к литературе. Поэтому такие красивые и поэтичные строки, как: «Тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, и сами полегли на землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево от печали к земле приклонилось», превратились в отчет патологоанатома: «…каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились».

Корявый язык «Задонщины» по современным меркам соответствует стилю тракториста-двоечника, тем не менее это не мешает литературоведам находить здесь «спирально-круговые композиции былинного сказания-песни».

С остальным не лучше. Если в «Слове» «Днепр пробил каменные горы», имеются в виду знаменитые Днепровские пороги, то в «Задонщине» Дону также приписаны камнерыльные способности, хотя в реальности подобных «камней» на Дону просто не существует.

В «Задонщине» предприняты робкие попытки подвести под произведение церковную тематику. «Олегово храброе гнездо» из «Слова» в «Задонщине» превращается в гнездо Владимира Киевского. С чего-то вдруг Дмитрий Донской, потомок Рюрика елейным голосом вспоминает: «…гнездо мы великого князя Владимира Киевского!» А потому что Владимир — креститель Руси. Значит, Донской в угоду церковникам обязан забыть настоящего своего прародителя Рюрика. По мнению церковников, это очень красит Донского. А по нашему — не очень.