Девушка в поезде - Пола Хокинс

В тот день прошлым летом, когда я оказалась в доме Тома и Анны, все было не совсем так, как я рассказала в полиции. Для начала, ни в какой звонок я не звонила. Я сама не знала, чего хотела, и до сих пор не понимаю, зачем вообще туда явилась. Я прошла по дорожке и перелезла через забор. Было тихо, и я ничего не слышала. Я подошла к раздвижной двери и заглянула внутрь. Это правда, что Анна спала на диване. Я не стала звать ни ее, ни Тома. Я не хотела ее будить. Малютка не плакала, а крепко спала в своей колыбельке рядом с матерью. Я взяла ее на руки и быстро вынесла из дома. Я помню, как бежала с ней к забору, как она проснулась и начала тихонько хныкать. Я не знаю, что было у меня в голове. Я не собиралась делать ей ничего дурного. Я добралась до забора, крепко прижимая малышку к груди. Теперь она уже плакала в полный голос, и плач переходил в крик. Я начала качать ее и уговаривала замолчать, а потом услышала звук приближавшегося поезда, повернулась спиной к забору и увидела Анну. Она мчалась ко мне со всех ног – рот, похожий на зияющую рану, был открыт, губы шевелились, но слов не было слышно.

Она забрала у меня ребенка, и я хотела убежать, но споткнулась и упала. Она стояла надо мной, кричала и велела оставаться на месте, иначе она вызовет полицию. Она позвонила Тому, и он пришел домой и сел рядом с ней в гостиной. Она билась в истерике, все время порывалась позвонить в полицию и хотела, чтобы меня арестовали за похищение. Том ее успокаивал, уговаривал не заявлять в полицию и отпустить меня. Он спас меня. Потом отвез меня домой и, когда я вышла из машины, взял за руку. Я думала, что это был жест поддержки, но он сжимал мою руку все крепче и крепче, пока я не закричала. Его лицо побагровело, и он сказал, что убьет меня, если я причиню вред его дочери.

Я не знаю, что тогда на меня нашло. Не знаю по сей день. Я нерешительно стою возле двери, держась за ручку, и сильно кусаю губы. Я знаю, что если начну сейчас пить, то час или два буду чувствовать себя лучше, а шесть или семь лет – хуже. Я отпускаю ручку, иду назад в гостиную и снова открываю ноутбук. Я должна извиниться, должна попросить прощения. Я опять открываю свою почту и вижу новое сообщение. Оно не от Тома, а от Скотта Хипвелла.

Уважаемая Рейчел!

Спасибо, что написали мне. Я не помню, чтобы Меган говорила о Вас, но у нее было много знакомых по галерее, а с именами у меня всегда было неважно. Я хотел бы поговорить с Вами о том, что Вам известно. Пожалуйста, свяжитесь со мной по номеру 07583 123657 как можно скорее. С уважением,

Сначала мне показалось, что он направил это письмо на мой адрес по ошибке. Это сообщение адресовано кому-то другому. Но тут в голове у меня проясняется, и я вспоминаю. Я сижу на диване, приканчиваю вторую бутылку и понимаю, что не хочу оставаться в стороне от этого дела. Я хочу быть в его центре. И тогда я ему написала. Я прокрутила его ответное письмо вниз и нашла свое.

Уважаемый Скотт!

Извините, что пишу Вам снова, но я чувствую, что нам необходимо поговорить. Не уверена, что Меган упоминала обо мне, но мы были знакомы по галерее, когда я жила в Уитни. Думаю, что у меня есть информация, которая будет Вам интересна. Пожалуйста, напишите мне по этому адресу.

Я чувствую, как мое лицо начинает пылать, а в животе образуется ком. Вчера, когда я была разумной, трезвомыслящей и рассудительной, я решила, что должна смириться с тем, что на моем участии в этой истории поставлена точка. Но моим благим намерениям опять положила конец выпивка и та другая Рейчел, которой я становлюсь, когда пью. Пьяная Рейчел не думает о последствиях, она либо чрезмерно открыта и оптимистична, либо полна ненависти. У нее нет ни прошлого, ни будущего. Она существует исключительно в данный момент. Пьяная Рейчел, желающая быть причастной к истории с исчезновением Меган, желающая найти способ убедить Скотта поговорить с ней, солгала. Я солгала.

Мне хочется исцарапать себе кожу ножом, просто чтобы чувствовать что-то, кроме стыда, но даже на это у меня не хватает духу. Я начинаю писать Тому, пишу и стираю, пишу и стираю, пытаясь подобрать слова извинения и попросить прощения за свою вчерашнюю выходку. Если записать все, за что я должна попросить у Тома прощения, то получилась бы целая книга.

Вечер

Неделю назад – почти неделю назад – Меган Хипвелл вышла из дома номер пятнадцать по Бленхайм-роуд и исчезла. С тех пор ее никто не видел. С прошлой субботы ее телефоном и банковскими карточками никто не пользовался. Прочитав это сегодня в газете, я расплакалась. Теперь мне стыдно за мысли, которые рождались у меня в голове. Меган вовсе не тайна, которую предстоит разгадать, не фигура в начале фильма, снятая с движущейся операторской тележки, – прекрасная, бесплотная и призрачная. Она не пустое место. Она самый что ни на есть реальный человек.

Я еду в поезде, еду к ней домой. Я собираюсь встретиться с ее мужем.

Мне пришлось ему позвонить. Обратного пути уже не было. Я не могла просто проигнорировать его письмо – тогда бы он рассказал обо всем полиции. Разве не так? Я бы на его месте точно рассказала, если бы со мной попытался связаться незнакомец, утверждавший, что располагает информацией, а затем вдруг пропал. Возможно, он уже сообщил полицейским, и те ждут моего приезда у него дома.

Я сижу на своем обычном месте в вагоне, правда, не в обычный день, и мне кажется, что я сорвалась в машине с обрыва и лечу вниз. То же самое я чувствовала утром, когда набирала его номер: это как падать в темноте, не зная, когда ударишься о землю. Он говорил со мной тихо, будто в комнате был кто-то еще и он не хотел, чтобы его подслушали.

– Мы можем поговорить не по телефону? – спросил он.

– Я… нет. Не думаю.

– Я вас очень прошу.

Я на секунду замялась, а потом согласилась.

– Вы не могли бы ко мне приехать? Не сейчас, мои… тут сейчас посторонние. Может, сегодня вечером? – Он продиктовал адрес, и я сделала вид, что записываю.

– Спасибо, что перезвонили, – сказал он и повесил трубку.

Соглашаясь, я понимала, что это не самая хорошая идея. То, что я знаю о Скотте из газет, сущие пустяки. То, что мне известно о нем из моих собственных наблюдений, лишь плод моего воображения. Я ничего не знаю о Скотте. Я знаю Джейсона, которого – я должна постоянно напоминать себе об этом – в реальной жизни не существует. Точно известно только одно – и это факт, – что жена Скотта пропала неделю назад. Я знаю, что он вероятный подозреваемый. И я знаю, потому что видела тот поцелуй, что у него есть мотив для ее убийства. Конечно, он мог не знать, что у него есть мотив, однако… Я продолжала размышлять об этом и накручивать себя, но как я могла упустить возможность посетить дом, который сотни раз разглядывала из вагона? Подойти к его входной двери, зайти внутрь, посидеть на кухне, на террасе, где они проводили время, когда я наблюдала за ними?

Искушение было слишком велико. Сейчас я сижу в электричке, крепко обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, словно ребенок, которого заставляют успокоиться. Я так обрадовалась появлению цели, что перестала думать о реальности. Перестала думать о Меган.

Я думаю о ней сейчас. Мне надо убедить Скотта, что я знала ее – немного и не очень близко. Тогда он поверит, что я видела ее с другим мужчиной. Если я сразу признаюсь, что солгала насчет нашего знакомства, он ни за что мне не поверит. Поэтому я стараюсь представить себе, как я заглядывала в галерею и болтала с ней за чашкой кофе. А она вообще пьет кофе? Наверное, мы говорили бы об искусстве, или о йоге, или о мужьях. Я ничего не понимаю в искусстве и никогда не занималась йогой. И мужа у меня нет. А своего она предала.

Я думаю о словах, сказанных о ней настоящими друзьями: замечательная, веселая, красивая, отзывчивая. Любимая. Она совершила ошибку. Так бывает. Идеальных людей не существует.

Суббота, 20 июля 2013 года

Утро

Эви просыпается около шести утра. Я вылезаю из кровати, иду в детскую и забираю ее. Потом кормлю и укладываю в постель рядом с собой.

Когда я просыпаюсь снова, Тома рядом уже нет, но я слышу его шаги на лестнице. Он приближается и тихо напевает, ужасно фальшивя: «С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя…» А я, вставая, даже и не вспомнила про него и думала только о том, чтобы принести малышку к нам и снова лечь. Теперь я улыбаюсь, еще не успев толком проснуться. Я открываю глаза и вижу, что Эви тоже улыбается. Том стоит в дверях с подносом в руках, а из одежды на нем только мой фартук.

– Завтрак в постель, именинница, – говорит он, ставит поднос на край кровати и целует меня.