Под нами - земля и море - Сергей Курзенков

Нескольким бомбардировщикам удалось прорваться к Мурманску и сбросить зажигательные бомбы. Сильная жара, ветер затруднили борьбу с огнем: почти все деревянные постройки в центре сгорели, однако уничтожить город и порт фашистам не удалось.

Чаще всего мы дрались малыми группами, а порой и в одиночку, но своего неба врагам не уступали.

Однажды во время сильной жары ветер неожиданно нагнал с моря влажный, воздух. Плотные туманы расплылись над сопками. Их толстая пелена окутала все аэродромы и забыла только закрыть сверху Мурманск. В это время пролетал вражеский самолет-разведчик. Увидев, что город открыт, фашисты поспешили поднять в воздух несколько групп бомбардировщиков.

Посты наблюдения за воздухом доносили на наш аэродром:

"Группа самолетов курсом сто. Высота шесть тысяч".

"Группа самолетов курсом сто двадцать. Высота шесть тысяч".

"Группа самолетов курсом сто десять. Высота пять тысяч".

В сторону Мурманска шли вражеские самолеты, а зенитные батареи, охранявшие город, закрытые туманом, оказались бессильными помешать им.

Старший сержант Климов и его ведомый сержант Юдин взлетели в сплошном тумане. Пробили белесую толщу и в лучах ослепительно яркого солнца стали набирать высоту.

Высота приближалась к шести тысячам метров. Под самолетами седым сказочным морем расплылся туман, закрывший почти весь Кольский полуостров. Чуть выше, на фоне горизонта, Климов увидел едва различимые пунктиры. Они быстро росли и превратились в знакомые силуэты двухмоторных "юнкерсов". Летела первая шестерка.

Фашисты не видели наших истребителей в слепящих лучах солнца.

Климов спешил добрать высоту.

- Не отрываться! Иду в лоб! - предупредил он по радио ведомого.

Фашисты не успели опомниться, как Климов открыл огонь.

Ведущий "юнкерс" отвесно нырнул. Падая, он растворился в туманной глубине. Климов ударил по второму бомбардировщику. Его судьбу, как и судьбу первого, решила точная очередь из крупнокалиберных пулеметов.

Строй вражеских самолетов распался.

Фашисты, охваченные паникой, развернулись и стали удирать на запад. Догоняя, Климов расстрелял еще одного "юнкерса".

Мурманчане горячо аплодировали неизвестному летчику, который сбросил с неба одного за другим три вражеских бомбардировщика. Один из "юнкерсов" свалился на улице 25-го Октября. Хвост его отломился и отлетел к стене большого каменного дома. Второй нырнул в Кольский залив вблизи порта. Третий развалился на сопках.

Предупрежденные экипажами первой шестерки, остальные фашистские бомбардировщики не решились испытать свою судьбу и повернули назад. В небе над Мурманском в этот день не появлялся больше ни один вражеский самолет.

...С того памятного боя утекло много воды. Ушла в историю Великая Отечественная война. Наступили годы мирной жизни. И вот летом 1958 года у меня произошла встреча с бывшим однополчанином Павлом Климовым.

У коренастого блондина с открытым русским лицом на плечах были погоны полковника. На широкой груди горела маленьким солнцем Золотая Звезда Героя Советского Союза, три ряда занимали орденские ленты. Провоевав все четыре года, достойный ученик Сафонова я по сей день служит в авиации, летая на реактивных истребителях.

Не принес нам, истребителям, передышки и август: жара не спадала. Воздушные бои продолжались.

Бывали такие дни, когда техники и мотористы едва успевали перезаряжать самолеты. От перегрузки уставали не только мы, летчики. Уставали и наши машины, особенно доставалось моторам.

К концу августовского дня забарахлил мотор моего самолета. Техник и два моториста работали всю ночь. Они надеялись к утру ввести истребитель в строй, но неисправность оказалась сложной, и ремонт затянулся.

После полудня техник доложил мне:

- Мотор исправлен.

У меня была срочная работа, и я включил самолет в дежурство, не осмотрев его. А через полчаса моей эскадрилье приказали перейти на боевую готовность номер один.

Подбежав к истребителю, сел в кабину и, дожидаясь сигнала на вылет, решил проверить на слух работу мотора. Запустил. Прогазовал на основных режимах. Все в порядке.

В ясном небе с треском разорвалась ракета. Быстро запустил мотор и прямо со стоянки - на взлет.

Первый вылет прошел благополучно. Мотор работал исправно, и я со спокойным сердцем второй раз поднялся в воздух.

Мы находились километрах в двадцати от аэродрома, на высоте около двух тысяч метров, когда мой мотор неожиданно сделал перебой. Бросил взгляд на приборную доску, вижу: падает давление бензина.

"Наверное, отказал бензонасос", - подумал я и переключил кран на резервный бак.

Однако это не спасло положения. Мотор, сбавляя обороты, дрогнул и остановился. Наступила непривычная тишина. Теперь свистел только воздух, обтекая планирующий самолет.

Мне нужно было планировать до аэродрома километров двадцать, преодолевая сильный встречный ветер. Среди бесчисленных гранитных сопок, озер и быстротекущих порожистых речек он - единственный островок спасения. Как ни старался я, высота падала быстро... Под крыльями, похожие на расплавленный свинец, рябили неприветливые воды Кольского залива. Впереди скалистый берег, сопки и сосны. Между сопками - узкие и короткие ущелья да кое-где озера. Аэродром за горой. Через нее не перетянуть...

Оставались считанные метры спасительной высоты. И еще меньше времени, чтобы принять решение, куда сесть: на воду или в сопки.

Я вспомнил: к юго-востоку от нашего городка, где, извиваясь лентой, по склонам сопок проходит дорога к Кольскому заливу, спускается ущелье. Вот туда я и решил садиться. Два энергичных разворота, и самолет вышел на прямую.

Но на пути оказалась сопка с соснами. Она закрывала ущелье, не позволяя приблизиться на малой высоте.

Чуть не задевая за вершины сосен, самолет перетянул через эту преграду. И я увидел: до дна ущелья еще метров пятнадцать. Теперь избыток высоты стал моим врагом. Высоту нужно как можно быстрее потерять, а это я мог сделать лишь скольжением. Накренившись, истребитель заскользил, падая на крыло. Над серединой ущелья выровнял самолет в горизонтальное положение, но все попытки "притереть" его к темно-зеленому мху оказались напрасными. Скорость не погасла, и самолет не "хотел" садиться.

За эти секунды, пока истребитель "брил", я определил: ущелье короткое. Впереди - темная отвесная скала. Если не отверну - врежусь в нее на скорости около двухсот километров в час. "Чем лобовой удар о скалу, лучше в сосны", пронеслась мысль, и резким движением ноги развернул самолет вправо.

Один за другим последовали удары. Это крылья срубили две сосны толщиной с телеграфный столб и отлетели сами, а не потерявший скорости бескрылый фюзеляж стремительно, со страшным скрежетом и визгом скользнул между соснами, вверх по сопке, и замер на ее вершине.