Я - оборотень - Window Dark

Он еще раз вздохнул, откинулся поглубже в кресло, пододвинул к себе стопку папок и принялся их листать. Это были повисшие дела, дела, которые уже месяцами не сдвигались с мертвой точки. Отчеты и свидетельства, показания и снова отчеты. Одно и то же. День за днем…

… Соколов потоптался у серого от пыли коврика и решительно позвонил, а затем уставился на желтую обивку двери, затейливо украшенную темными узкими полосками, которые пересекались в строгом геометрическом узоре. На желтом фоне такая композиция, надо сказать, смотрелась.

— Кто? — раздалось за дверью.

— Милиция, — громко ответил Соколов.

Щелкнул замок, дверь отворилась вовнутрь, на пороге показалась невысокая женщина в синем потрепанном халате с когда-то белыми цветами. Лицо ее выражало настороженность, и Соколов, чтобы успокоить хозяйку, неловко улыбнулся.

— Проходите, — женщина повернулась к нему спиной и скрылась в квартире.

Соколов перешагнул порог, наскоро скинул зимний плащ и сапоги и поспешил за женщиной. Пройдя темный коридор, он оказался в просторной комнате, успев отметить, что попал в трехкомнатную квартиру с довольно приличной кухней.

Это была гостиная. Все указывало на то, что комната имела именно такое предназначение. Под ногами у Соколова оказался изумительно мягкий ковер. Посредине комнаты стоял овальный невысокий столик, на котором лежала стопка «Работницы», из под которой торчал одинокий «Крокодил». Стену напротив Соколова занимала уже не новая «Европа-А», и он вдруг отчетливо вспомнил сколько ночей не спал отец, отмечаясь в бесконечных очередях, чтобы такая же стенка появилась и в их квартире. По центру стенки стоял цветной «Славутич». В боковых отделениях виднелись книги, небогатый набор хрусталя и парочка невзрачных сувениров. Широкое окно располагалось справа от Соколова. Слева пристроилось черное пианино с фарфоровой статуэткой стоящего на шаре сине-белого слона, внешний вид которого говорил, что спать на таком сооружении весьма неудобно.

— Садитесь, — женщина протянула руку по направлению к дивану и села в кресло. Соколов не замедлил воспользоваться этим предложением. Диван, однако, оказался мягким, и Соколов даже стал мысленно располагать его в и без того тесной комнате, где сидели они с Бахаревым, да Муромцев из другого отдела. Но, быстро отбросив ненужные измышления, Соколов собрался внутренне и задал вопрос:

— Извините, как вас по имени-отчеству?

— Мария Никифоровна, — ответила она, глядя на него в упор.

— Так вот, Мария Никифоровна, я пришел, чтобы поговорить с вами о вашем сыне.

— Я уже все, слышите, все сказала, — почти крикнула она.

Соколов это знал. Он внимательно прочитал отчет дежурной группы, которая отвозила тело в морг, где оно было опознано Марией Никифоровной Полынцевой. Он вдруг увидел за сухими глазами женщины с трудом сдерживаемые слезы, а в твердом голосе надрыв, чуть не преходящий в рыдание, и приготовился к длительным излияниям…

… Но она выдержала. Она прекрасно понимала, что этот незнакомый лейтенант не поймет всю горечь утраты, когда ее единственного восемнадцатилетнего сына лишил жизни какой-то подонок. В одну ночь счастливая семья была разрушена чьей-то безжалостной рукой. Она не знала откуда у сына на шее появились такие рваные раны и ничего не могла сказать по этому поводу тем людям, которые настойчиво расспрашивали ее и только и делали, что допытывались, кто именно и за что расправился с Эдиком. Их интересовал теперь только убийца, а ее сын, жизнь которого так ужасно прервалась, был им уже безразличен.

Она все эти дни замкнулась в себе, вспоминая как долго они с мужем ждали ребенка, как заботливо растили его. Эдик уже учился на последнем курсе техникума, через полгода готовился пойти в армию. И вот, когда все складывалось так благополучно, жизнь рухнула. Все пережитые годы казались ей теперь ненужной пылью. А ведь ей давно были не по душе эти ночные гулянья. Сколько раз она остерегала его, но Эдик лишь отмахивался. Сердце как чувствовало…

… - И все же, Мария Никифоровна, — прервал затянувшуюся паузу Соколов, — нам придется поговорить о нем. Я хочу знать все об его друзьях. Все, что вы знаете.

— Что друзья, — удрученно сказала она. — разве он мне их представлял. Придут, поздороваются и в его комнату. А кто они, где живут, не знаю.

— Так-таки никого? — переспросил Соколов.

— Постойте, разве что Валерку. Вон из того дома, — она показала на окно. — Он тут часто бывал. Мы с его матерью в одном цехе работаем.

— И квартиру знаете? — обрадовался Соколов.

— А как же, двадцать восьмая, — объяснила она. — Мой то года на два постарше был.

Соколов быстро записал в блокнот, вернее в шикарную записную книжку, подаренную Леней на день рождения, полученные сведения и снова взглянул на притихшую женщину.

— А девушки у него не было? — спросил он, вспомнив про отпечатки женских сапожек.

— Нет, не было, — твердо сказала Мария Никифоровна, но тут же поправила. — Вообще-то приходила одна. Из группы его. Зовут, кажется, Людой.

Соколов записал и это. из коридора раздался щелчок захлопнувшегося замка.

— Извините, муж пришел, — Мария Никифоровна поднялась с кресла.

— Да я, пожалуй, пойду, — Соколов вскочил и направился за ней.

В коридоре оказался мужчина чуть повыше Марии Никифоровны. Под шапкой у него обнаружилась небольшая лысина. Он аккуратно положил шапку на полку и извлек из портфеля «Комсомолку», "Труд" и "Московские новости".

— Чего дверь открыта? — недовольно проворчал он, покосившись на Соколова. — Воры залезут, а милицию разве дозовешься.

— Здесь милиция, — произнес Соколов.

Мужчина уставился на него.

— Про Эдика спрашивал, — объяснила Мария Никифоровна.

Соколов кивнул, в темпе оделся и загрохотал вниз по лестнице, сказав на прощание: "Всего доброго".

Ему уже приходилось расследовать убийство. И сейчас, как в прошлый раз, на него давил комплекс неосознанной вины за то, что произошло; словно это из-за него, из-за какого-то его недосмотра случилось так, что оборвалась жизнь еще одного человека, словно он сам был виноват в этом. Соколов отлично понимал, что в большом городе такие случаи неизбежны, а число их будет увеличиваться с каждым месяцем такой жизни. Пришло время, когда самые добропорядочные граждане готовы были, выведенные из себя, кидать камни в огромные витрины пустых магазинов или «комков», куда ходят лишь как в музей, поглазеть на шикарные перспективы крайне отдаленного будущего и на продавцов крепких молодых парней, которые презрительно рассматривают серых «совков» и чувствуют себя в этот момент хозяевами новой, рыночной экономики. Но как и в прошлый раз Соколов готов был приложить все силы на поиск преступника. Нет, не из-за повышения процента раскрываемости, а просто, чтобы преступник, который вечером может ездит в одном автобусе с Соколовым, не слишком радовался своей находчивости и безнаказанности.