Приключения Шерлока Холмса - Артур Дойл

Но, придя на место, я увидел, что он толкует о чем-то с сыном, и спрятался за деревом, решив подождать, когда он останется один. Однако по мере того, как я слушал его, все, что было во мне черного и злобного, поднималось из глубин души на поверхность. Маккарти понуждал своего сына жениться на моей дочери, при этом ему было совершенно наплевать на то, что она сама об этом думает, будто речь шла об уличной шлюхе. Я пришел в бешенство при мысли, что та, которая была для меня дороже всего на свете, может, как и я сам, оказаться во власти такого человека. Неужели мне не суждено разорвать эти оковы? Я уже знал, что умираю. Несмотря на ясность ума и силу, еще остававшуюся во мне, судьба моя была предрешена. Но мое доброе имя и моя девочка! И то и другое я мог спасти, лишь заткнув его поганую глотку. И я сделал это, мистер Холмс. И если бы пришлось, сделал бы снова. Сколько бы я ни грешил, большую часть жизни я провел, испытывая угрызения совести и пытаясь искупить вину. Я терпел все, но мысль о том, что моя девочка угодит в те же сети, в которых бился я сам, была невыносима. Я свалил его одним ударом, чувствуя не больше раскаяния, чем безжалостное дикое животное. Крик Маккарти услышал его сын, но я успел скрыться в лесу, хотя мне пришлось вернуться и подобрать пальто, которое обронил, убегая. Вот вам, джентльмены, правдивая история о том, что произошло.

– Не мне судить вас, – сказал Холмс, когда старик подписывал свои показания. – Молю Бога, чтобы никто из нас никогда не оказался перед лицом такого искушения.

– Мне поздно молиться, сэр. Что вы намерены теперь делать?

– Учитывая состояние вашего здоровья, ничего. Вы ведь сами понимаете, что вам вскоре предстоит ответить перед судом куда более высоким, чем суд присяжных. Я сохраню ваши показания; только если Маккарти осудят, мне придется предъявить их. Если же нет, их никогда не увидит ни один смертный; и ваша тайна, умрете ли вы или будете живы, останется между нами.

– Тогда прощайте! – торжественно сказал старик. – И пусть мысль об утешении, которое вы даровали моей душе на пороге вечности, облегчит и ваш смертный час, когда он настанет. – Содрогаясь всем телом, он неверной походкой медленно вышел из комнаты.

– Да поможет нам Бог! – воскликнул Холмс после долгой паузы. – Почему судьба так жестоко играет жалкими беспомощными червями, подобными нам всем? Никогда не слышал ничего более душераздирающего, и мне остается лишь, перефразируя Бакстера, сказать: «Если бы не милость Божия, шел бы так и Шерлок Холмс».

Джеймс Маккарти был оправдан выездным судом присяжных под давлением множества опровергающих его вину доказательств, представленных Холмсом. Старый Тернер прожил еще семь месяцев после той памятной встречи, но теперь его уже нет в живых. Есть все основания полагать, что сын и дочь наших героев будут жить вместе счастливо, ничего не ведая о черной туче, покрывающей прошлое их отцов.

Пять апельсиновых зернышек

[20]

Когда я просматриваю свои заметки о Шерлоке Холмсе за период с 1882-го по 1890 год, я нахожу так много интересных и необычных дел, что просто не знаю, какие выбрать. Правда, некоторые из них уже были описаны в печати, а другие не дали Холмсу возможности выказать те удивительные способности, которыми он обладал в столь высокой степени и которые я поставил себе целью охарактеризовать в настоящих записках. Кое-какие из этих дел не поддавались даже его анализу и в пересказе явили бы собой повести без развязки, тогда как иные были распутаны лишь частично и объяснение их основывалось скорее на предположениях и догадках, нежели на излюбленных им строго логических доказательствах. В числе этих последних имеется, однако, случай, детали которого столь любопытны, а результаты столь неожиданны, что мне хотелось бы рассказать о нем, хотя с ним связаны такие обстоятельства, которые никогда не были и, по всей вероятности, никогда не будут полностью выяснены.

Под 1887 годом значится длинный список более или менее интересных дел. Все они записаны мной. Вот некоторые из них: «Пэредол Чэмбер», Общество Нищих-Любителей, имевших роскошный клуб в подвальном помещении большого мебельного магазина; факты, связанные с гибелью британского парусника «Софи Эндерсон»; удивительные приключения Грайса Петерсонса на острове Юффа и, наконец, Кэмберуэллское дело об отравлении. В последнем случае Шерлок Холмс, заводя часы покойника, убедился, что часы были заведены всего за два часа перед этим. Отсюда он заключил, что умерший лег спать приблизительно в это самое время, – вывод, имевший огромное значение для раскрытия преступления. Все эти дела я, может быть, опишу когда-нибудь позже, но ни одно из них не обладает такими своеобразными чертами, как те необычайные события, которые я намерен сейчас изложить.

Стоял конец сентября, и осенние бури свирепствовали с неслыханной яростью. Целый день завывал ветер, и дождь так громко барабанил в окна, что даже здесь, в самом сердце Лондона, этого огромного творения рук человеческих, мы невольно отвлекались на миг от привычной повседневности и ощущали присутствие грозных сил разбушевавшейся стихии, которые, подобно запертым в клетку диким зверям, рычат на смертных, укрывшихся за решетками цивилизации. К вечеру буря разыгралась сильнее; ветер в трубе плакал и всхлипывал, как ребенок.

Шерлок Холмс мрачно сидел у камина и приводил в порядок свою картотеку, а я, расположившись напротив, так углубился в чтение превосходных морских рассказов Кларка Рассела, что мне стало казаться, будто этот шторм застиг меня в океане, а шум дождя – не что иное, как рокот морских волн. Моя жена гостила у тетки, и я на несколько дней устроился в нашей старой квартире на Бейкер-стрит.

– Послушайте, кажется, звонят, – сказал я, взглянув на Холмса. – Кто может прийти сегодня? Кто-нибудь из ваших друзей?

– Кроме вас, друзей у меня нет, – ответил Холмс. – А в гости ко мне никто не ходит.

– Может быть, клиент?

– Если так, дело должно быть очень серьезное. Что может заставить человека выйти на улицу в такую погоду и в такой поздний час? Но скорее всего это какая-нибудь кумушка, приятельница нашей хозяйки.

Однако Холмс ошибся, потому что в прихожей послышались шаги и кто-то постучал в нашу дверь. Холмс протянул свою длинную руку и повернул лампу от себя так, чтобы свет падал на пустое кресло, предназначенное для посетителя.

– Войдите! – сказал он.

Вошел молодой человек лет двадцати двух, изящно одетый, с некоторой изысканностью в манерах. Зонт, с которого ручьем текла вода, и блестящий от сырости длинный непромокаемый плащ свидетельствовали о непогоде. Вошедший тревожно огляделся, и при свете лампы я увидел, что лицо его бледно, а глаза распухли, как у человека, подавленного тяжким горем.

– Дайте мне ваш плащ и ваш зонт, – сказал Холмс. – Я повешу их здесь, на крючок, и они быстро высохнут. Я вижу, вы приехали с юго-запада.

– Да, из Хоршема.

– Смесь глины и мела на носках ваших ботинок очень характерна для тех мест.

– Я пришел к вам за советом.

– Советовать просто.

– И за помощью.

– А вот это не всегда так просто.

– Я слышал о вас, мистер Холмс. Я слышал от майора Прендергаста, как вы спасли его во время скандала в клубе Тэнкервилл.

– А-а, помню. Его ложно обвинили в шулерстве.

– Он сказал, что вы можете раскрыть любую тайну.

– Ну, он преувеличивает.

– По его словам, вы никогда не знали неудач.

– У меня было четыре неудачи. Три раза меня перехитрили мужчины и один раз женщина.

– Но это ничто по сравнению с числом ваших побед.

– Да, обычно я добивался успеха.

– В таком случае надеюсь, что вы добьетесь успеха и в моем деле.

– Прошу вас придвинуть кресло ближе к камину и рассказать подробности дела.

– Дело это необыкновенное.

– Других у меня и не бывает. Я – последняя инстанция.

– И все же, сэр, я сомневаюсь, чтобы вам когда-либо приходилось слышать о таких непостижимых и таинственных событиях, как те, которые произошли в моей семье.

– Вы меня чрезвычайно заинтересовали, – сказал Холмс. – Пожалуйста, изложите нам по порядку основные факты, а потом я расспрошу вас о тех деталях, которые покажутся мне наиболее важными.

Молодой человек придвинул кресло и протянул мокрые ноги к пылающему камину.

– Меня зовут Джон Опеншо, – сказал он. – Но насколько я понимаю, мои личные дела мало связаны с этими ужасными событиями. Это дело перешло ко мне по наследству, и поэтому, чтобы дать вам представление о нем, я должен вернуться к самому началу всей истории. У моего деда было два сына: мой дядя Элайес и мой отец Джозеф. Мой отец владел небольшой фабрикой в Ковентри, которую он расширил, когда появились велосипеды. У него был патент на нервущиеся шины «Опеншо», и дело шло так успешно, что он смог продать свою фабрику и удалиться на покой вполне обеспеченным человеком.