Покровитель - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она застелила свою кровать – что должен был делать каждый ребенок в приюте Маклярой – и когда поняла свою подушку, то была парализована тем, что лежало под ней. Это была конфета «Тутси Роллс».
В этот день Белый Угорь не вышел на работу. Он не спал всю ночь, готовясь к насилию над Лаурой, и, без сомнений, ему нужно было поспать.
– Как вообще такой человек как он может спать? – Удивлялась Рут, когда они собрались в углу сада после школы.– Я хочу сказать, неужели совесть не мучает его по ночам?
– Рут, – сказала Тельма.– У него нет совести.
– Она есть у каждого, даже у худшего из нас. Такими сделал нас Бог.
– Шан, – сказала Тельма, – приготовься ассистировать мне в лечении. У нашей Рут снова начинает развиваться слабоумие.
С отнюдь нехарактерным состраданием, миссис Боумайн перевела Тамми и Ребекку в другую комнату и позволила Лауре поселиться с Рут и Тельмой. Четвертая кровать осталась пустой.
– Это будет кровать Пола Маккартни, – сказала Тельма, когда они с Рут помогали Лауре переселяться.– Каждый раз, когда «Битлз» будут в городе, Пол может воспользоваться ею, а я воспользуюсь Полом!
– Временами, – сказала Рут, – ты просто невыносима.
– Эй, я всего лишь говорю о здоровых сексуальных потребностях.
– Тельма, тебе всего двенадцать лет, – сказала Рут раздраженно.
– Скоро уже тринадцать. У меня в любой день могут начаться месячные. Однажды утром мы проснемся все в крови, как после резни.
– Тельма!
В четверг Шинер тоже не вышел на работу. Его выходными на этой неделе были пятница и суббота, поэтому вечером в субботу Лаура и близняшки возбужденно обсуждали то, что Угорь может больше вообще не появиться в приюте, что его мог переехать грузовик или хватила кондрашка.
Но во время воскресного завтрака Шинер стоял на раздаче. У него были синяки под обоими глазами, забинтованное правое ухо, разбитая верхняя губа, глубокая царапина на челюсти и у него не хватало двух передних зубов.
– Может быть, его сбил грузовик, – прошептала Рут, когда они двигались вдоль раздаточной линии.
Другие дети тоже комментировали увечья Шинера, а некоторые из них хихикали. Но они продолжали бояться его и никто не решался сказать в его состоянии напрямик.
Лаура, Рут и Тельма затихли, когда приблизились к Шинеру. Чем ближе они подходили к нему, тем явственнее виднелись его раны. Его синяки под глазами не были свежими, им было уже несколько дней, и хотя они по-прежнему были черными, то в первоначальном виде они должны были полностью заволочь его глаза. Верхняя губа была рассечена. В тех местах, где его лицо не было изувечено, бледная кожа стала серой. С копной огненно-рыжих волос он выглядел чудновато. Он напоминал клоуна, который свалился с лестницы, не зная, как правильно падать, чтобы избежать повреждений.
Он не смотрел на детей, которых обслуживал, а опустил глаза на молоко и булочки. Казалось, он напрягся, когда Лаура подошла к нему, но Угорь так и не поднял глаза.
За своим столом Лаура и близняшки так поставили свои стулья, чтобы видеть Угря, который являлся предметом их разговора. Он не столько их страшил теперь, сколько интриговал. Вместо того чтобы избегать его, они провели весь день преследуя его, пытаясь случайно оказаться в тех же самых местах, что и он, глядя на него тайком. Для них стало ясно, что он избегал теперь даже смотреть на Лауру. Он смотрел на других детей, останавливался в игровой комнате, чтобы тихо поговорить о чем-то с Тамми Хинсен, но избегал встречи с взглядом Лауры, как будто это было все равно, что сунуть два пальца в розетку.
Позже, утром, Рут сказала:
– Лаура, он боится тебя.
– Будь я проклята, если это не так, – сказала Тельма.– Может быть, это ты так разукрасила его, Шан? Может, ты скрываешь от нас, что ты мастер каратэ?
– Это странно, не правда ли? С какой стати ему бояться меня?
Но она знала. Ее ангел-спаситель. Хотя она думала, что ей самой придется иметь дело с Шинером, ее спаситель явился снова и предупредил Шинера не приближаться к ней.
Она не была уверена, хотела ли она рассказывать Акерсонам о своем таинственном защитнике. Они были ее лучшими подругами. Она доверяла им. Однако интуитивно она чувствовала, что секрет ее ангела-спасителя должен остаться секретом. Она сама ничего не знала о нем и не должна была посвящать в это посторонних людей.
В течение следующих двух недель ссадины Угря зажили, повязка с уха исчезла, обнажив ярко-красные швы в тех местах, где эта часть его тела была практически оторвана. Он продолжал держаться на расстоянии от Лауры. Когда он обслуживал ее в столовой, то больше не ложил ей самые большие булочки и по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.
Однако она случайно увидела, как он смотрел на нее из другого конца комнаты. Он быстро отвернулся, но она заметила в его глазах что-то худшее прежней страсти. Это было выражение ненависти. Очевидно, он ненавидел ее за то, что был избит.
В пятницу 27 октября она узнала от миссис Боумайн, что ее должны перевести в другой попечительский дом на следующий день. Ее хотели взять в свой дом мистер и миссис Доквейлер из Ньюпорт-Бич.
– Я уверена, что там тебе понравится, – сказала миссис Боумайн, стоя у своего стола в блестящем, желтом, цветастом платье, которое делало ее похожей на залитый солнечным светом диван.– То, что ты вытворяла у Тигель, лучше не повторять у Доквейлеров.
В эту ночь Лаура и близняшки пытались набраться мужества и обсуждали предстоящую разлуку в том же духе, что и перед отъездом Лауры в семью Тигель. Но теперь они ближе подружились, чем месяц назад, так близко, что Рут и Тельма разговаривали с Лаурой как с собственной сестрой. Тельма даже однажды сказала:
– Очаровательные сестры Акерсон – Рут, Лаура и я.
И Лаура вновь почувствовала себя любимой и живой впервые за три месяца со смерти отца.
– Я люблю вас, девчонки, – сказала Лаура. Рут сказала:
– О, Лаура! – и разрыдалась. Тельма нахмурилась.
– Ты скоро вернешься. Эти Доквейлеры окажутся ужасными людьми. Они будут заставлять тебя спать в гараже.
– Я надеюсь, – сказала Лаура.
– Они будут бить тебя кнутом…
– Это было бы здорово.
На этот раз молния, которая ворвалась в ее жизнь, оказалась доброй молнией или в конце концов так показалось сначала.
Доквейлеры жили в огромном доме в фешенебельном квартале Ньюпорт-Бич. У Лауры была своя спальня с видом на океан.
Показывая ей комнату, Карл Доквейлер сказал:
– Мы не знали, какие краски ты любишь, поэтому оставили все как есть, но мы можем украсить твою комнату так, как ты захочешь.
Это был сорокалетний мужчина, здоровый, как медведь, с широкой грудью и с широким лоснящимся лицом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});