Бал. Жар крови - Ирен Немировски

Казалось, что старик Декло спит; он сидел долго, не произнося ни слова, не двигаясь, с открытым ртом; его впалые, мертвенно-бледные щеки делали его похожим на мертвеца.

— Я разожгла камин в вашей спальне, — продолжала горничная. — Ночи сейчас прохладные.

Она запнулась: Брижит резко вскочила в заметном волнении. Мы смотрели на нее, ничего не понимая.

— Вы ничего не слышали? — спросила она спустя мгновение.

— Нет. А что такое?

— Не знаю… мне показалось… я, наверное, ошиблась… Мне послышался крик.

Я прислушался, но кругом царила привычная гнетущая тишина наших сельских ночей, даже ветер стих.

— Я ничего не слышу, — сказал я.

Горничная вышла, но я не пошел спать, я смотрел на Брижит: дрожа, она подошла к камину. Заметив мой взгляд, она машинально сказала:

— Да, по ночам довольно холодно.

Она протягивала руки перед собой, как будто хотела согреть их в языках пламени; вскоре она забыла о моем присутствии и закрыла лицо ладонями. В этот момент скрипнула калитка, кто-то поднялся на крыльцо и постучал. Я пошел открывать: на пороге стоял мальчик с фермы. В наших краях, где телефон есть только у зажиточных буржуа, именно дети являются вестниками несчастья. Если случается болезнь, авария или смерть, крестьяне снаряжают в ночь посланца, маленького розовощекого слугу, который безмятежно сообщает вам новость. Мальчик вежливо стянул с головы картуз и произнес, обращаясь к Брижит:

— Извините, мадам, но хозяин Мулен-Неф утонул в реке.

В ответ на наши расспросы он сказал, что Жан Дорен вернулся из Невера раньше, чем планировалось, оставил машину внизу на лугу, возможно, не желая, чтобы шум мотора разбудил его больную жену. Переходя по мостику, он, видимо, внезапно почувствовал дурноту. Хотя мостик довольно широкий и прочный, он оснащен перилами только с одной стороны. И Дорен упал в воду. Его жена не слышала, как он вернулся, она спала, но ее разбудил его крик при падении. Она тут же вскочила, выбежала на улицу и тщетно искала его — речка глубока, и течение, наверное, моментально унесло его. Она узнала его машину на лугу, и после этого у нее не осталось никаких сомнений, что погиб именно ее муж. Тогда в отчаянии она побежала на соседнюю ферму просить о помощи. Мужчины сейчас занимаются поиском тела. «Но мама подумала, что бедная дама совсем одна и что мадам Декло, ее подруге, следует прийти и оказать ей помощь», — завершил мальчик свой рассказ.

— Я иду, — ответила Брижит.

Казалось, на нее нашло оцепенение. Она говорила ледяным, суровым тоном. Легким движением пальцев она коснулась плеча своего мужа, который так и не проснулся от звука наших голосов. Когда он открыл глаза, она объяснила ему, что произошло. Он молча выслушал ее. Возможно, смысл ее слов дошел до него лишь наполовину, а возможно, его мало трогала смерть молодого человека или вообще чья бы то ни было смерть, кроме собственной. Или он не хотел высказывать свое мнение. Старик поднялся, тяжело вздыхая.

— Все это… все это… — произнес он наконец.

Он не закончил фразу.

— Ну а я пойду ложиться.

На пороге он опять заговорил, как мне показалось, многозначительно и с угрозой в голосе:

— Все это ваши дела. И меня не впутывайте. Ясно?

Я проводил Брижит до Мулен-Неф. В темноте вспыхивали блуждающие, скрещивающиеся огни: люди тщетно искали тело. В доме были открыты все двери, соседки суетились вокруг лежащей в обмороке Колетт и вокруг плачущего ребенка; другие рылись в комодах, доставая простыни, чтобы сделать саван; парни с фермы расположились на кухне и перекусывали, ожидая рассвета, когда можно будет обследовать камышовые заросли ниже по течению: по общему мнению, именно туда отнесло утопленника, а там тело наверняка запуталось в длинных стеблях.

Я смог увидеть Колетт лишь на мгновение: ее окружали женщины, не отходя от нее ни на шаг. Сельские женщины ни за что не упустят возможности присутствовать на бесплатном зрелище, будь то рождение ребенка или скоропостижная смерть. Они гудели, делились мнениями, давали советы, носили напитки мужчинам, стоящим по пояс в воде. Я бродил по мельнице и по дому, заходя в удобные, просторные комнаты с большими каминами, старинной мебелью, которую так тщательно выбирала Элен, с глубокими альковами, с цветами и занавесками из яркого кретона. Слева находилась сама мельница — поместье бедного погибшего парня. Я представлял его плененное рекой тело, думая: если даже ничтожная частица его души вернется на землю, она, скорее всего, окажется здесь, среди этих машин, мешков с зерном, весов и всей этой скромной обстановки. С какой гордостью он показывал мне эту часть мельницы, перестроенную его отцом! Мне казалось, что он находится рядом со мной. Проходя, я задел какой-то механизм, и он вдруг издал столь жалобный, неожиданный и странный звук, что я не смог удержаться, чтобы не прошептать:

— Вы здесь, милый друг?

Все внезапно стихло. Я спустился в жилую часть дома, чтобы ждать там Франсуа и Элен, к которым я послал мальчишку сообщить о случившемся. Они приехали, и от одного их присутствия тут же воцарилось спокойствие. Шум и неразбериха уступили место скорбному шепоту, убаюкивающему боль. Соседей, поблагодарив, отпустили. Закрыли окна и ставни, выключили свет; в комнате, где будет лежать тело, поставили цветы — под утро его обнаружили в камышах, как и предполагалось. Маленькая группа хранивших молчание людей принесла к мельнице на носилках нечто, завернутое в простыню.

Позавчера похоронили Жана Дорена. Церемония была очень длинной; похолодало, шел дождь. Мельница продается. Колетт оставляет себе лишь часть имения, которой будет управлять ее отец, а сама собирается вернуться в родительский дом.

Сегодня состоялась служба за упокой души Жана Дорена. Присутствовали все родственники: церковь была до отказа заполнена молчаливыми и равнодушными людьми в трауре. Колетт очень плоха; сегодня она впервые встала, но потеряла сознание во время службы. Мне отвели место недалеко от нее. Я видел, как она резко приподняла свою траурную вуаль и пристально посмотрела вверх, на огромное распятие; затем, испустив слабый крик, она упала головой на руки. После церемонии я обедал у ее родителей, но она в столовую не вышла. Я попросил разрешения увидеться с ней: она лежала в постели в своей спальне, рядом с ней находился ребенок. Мы были одни. Заметив меня, она заплакала, но не пожелала отвечать на мои расспросы и отвернулась с выражением стыда и отчаяния.

В конце концов я оставил ее в покое. Франсуа и Элен медленно прогуливались по саду, поджидая меня. Они очень постарели и потеряли трогательно-безмятежный вид, который мне так импонировал. Не знаю, является ли человек творцом своей судьбы, но одно верно: прожитая жизнь накладывает на нас свой отпечаток. Прекрасное и безмятежное существование придает лицу мягкость очертаний, степенность, теплоту и нежность, которые становятся почти патиной, как на старинном портрете. Но вот сходит приятное и значительное выражение, а под ними проступает грустная и тревожная душа. Бедные люди! В жизни есть краткий миг совершенства, когда все мечты сбываются, когда наконец нам в руки падают чудесные плоды; этот момент в природе приходится на конец лета, но вскоре вслед за ним начинаются осенние дожди. Так же происходит и в человеческой жизни.

Супруги Эрар очень беспокоились о состоянии Колетт. Разумеется, они понимали, как потрясена она была смертью бедного Жана, но они ожидали, что дочь оправится гораздо быстрее. Она же, наоборот, с каждым днем, казалось, все слабела.

— По моему мнению, — озабоченным тоном говорил Франсуа, — ей не стоит здесь оставаться. И не только из-за воспоминаний, которые, естественно, преследуют ее на каждом шагу в этом доме, где она познакомилась с Жаном, вышла замуж и так далее. Но особенно из-за нас.

— Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать, мой друг, — с некоторым беспокойством произнесла Элен.

Он положил руку ей на плечо с присущей ему нежной властностью, которой она была не способна сопротивляться.

— Я думаю, — сказал он, — что ее печали усиливаются от созерцания нашей жизни и всего, что есть в нас хорошего. Она острее представляет себе все, что потеряла; она, если так можно выразиться, еще сильнее это чувствует, наблюдая за нами. Бедняжка. Иногда ее глаза выражают такую грусть, что я с трудом могу это выдержать. Признаюсь, она всегда была моей любимицей. Я пытался заставить ее уехать, отправиться в путешествие. Но нет! Она отказывается покинуть нас и не желает никого видеть.

— А мне думается, — произнесла Элен, — что сейчас ей нужны совсем не развлечения — она бы на это и не согласилась, — но серьезное занятие. Мне жаль, что она решила продать мельницу. Это наследство ее сына, и ей следовало бы не только его сохранить, но и приумножить.