Полное собрание сочинений. Том 22. Июль 1912 — февраль 1913 - Владимир Ленин (Ульянов)

Третий лагерь, лагерь демократии, понимающей ограниченность либерализма, свободной от его половинчатости и дряблости, от его колебаний и боязливых оглядок назад, этот лагерь не может сложиться, не может существовать без систематической, неуклонной, повседневной критики либерализма.

Когда эту критику пренебрежительно или враждебно обзывают «кадетоедством», то при этом сознательно или бессознательно проводят именно либеральные взгляды. Ибо на деле вся критика кадетизма есть тем самым, по одной уже постановке вопросов, критика реакции, критика правых. Наша полемика с либералами – сказала «Невская Звезда» (№ 12)[15] вполне справедливо – «есть более глубокая и более содержательная, чем борьба с правыми»[16].

На деле на сто либеральных газет в России едва ли придется одна марксистская, так что говорить о «преувеличении» нами критики кадетов просто смешно: мы не делаем еще и сотой доли необходимого для того, чтобы господствующее в обществе и в народе «общеоппозиционное» настроение сменилось антилиберальным, определенно и сознательно демократическим настроением.

Без такой «смены» ничего не бывало и ничему не бывать на Руси толковому и путному.

Обвинения в «кадетоедстве» или пренебрежительные усмешечки по поводу «кадетоедства» не более как façon de parler[17], как способ проведения либеральных взглядов, а когда речь идет перед рабочими или о рабочих, то именно взглядов либеральной рабочей политики.

С точки зрения сколько-нибудь последовательного и продуманного ликвидаторства обвинения в «кадетоедстве» понятны и необходимы. Они выражают именно сущность ликвидаторства.

Взгляните в целом на взгляды ликвидаторов, на внутреннюю логику этих взглядов, на их связь и взаимозависимость отдельных тезисов: «свобода коалиций» есть конституционная реформа, – к экономическим стачкам присоединяется «политическое оживление», не более того, – далеко идущая избирательная платформа объявляется «сумасшествием», – задача формулируется как задача борьбы за открытое существование партии, т. е. опять-таки формулируется как конституционная реформа, – власть в России объявляется уже буржуазной (Ларин), торгово-промышленная буржуазия объявляется уже господствующим классом, – рабочим говорится, что «достаточно» уцепиться за противоречие абсолютизма и конституционализма (Мартов){55}.

В целом это и есть реформизм, это и есть система взглядов либеральной рабочей политики. Дело нисколько не меняется от того, что Иван или Петр, защищая эти взгляды (в той или иной их части – ибо ликвидаторство находится в «процессе роста растущих задач»), сами считают себя марксистами.

Не в их добрых намерениях (у кого есть таковые) дело, а в объективном значении их политики, т. е. в том, что из нее выходит, сиг она prodest, кому полезна, какую мельницу на деле эта вода вертит.

Это есть отстаивание рабочих интересов на почве, создаваемой «борьбой» (или перебранкой?) либералов с правыми, а не борьба за демократическую, антилиберальную почву обессиления правых. Ликвидаторы – сторонники рабочих, это несомненно. Но они понимают интересы рабочих так, что отстаивают эти интересы в рамках той России, которую сулят построить либералы, а не той России, которую строили вчера и будут строить завтра (строят невидным манером и сегодня) демократы вопреки либералам.

Здесь гвоздь всего вопроса. Новой России еще нет. Она еще не построена. Должны ли рабочие вить себе «классовое» (на деле цеховое) гнездышко в той и такой России, которую строят Милюковы с Пуришкевичами, или рабочие должны сами, по-своему, строить новую Россию вовсе без Пуришкевичей и вопреки Милюковым.

Эта новая Россия будет во всяком случае буржуазной, но от буржуазной (аграрной и неаграрной) политики Столыпина до буржуазной политики Сунь Ят-сена – «дистанция приличного размера».

Вся суть переживаемой эпохи в России есть определение размеров этой дистанции.

«Вопреки Милюковым», – сказали мы. Это «вопреки» и есть «кадетоедство». Поэтому, не боясь слов, мы остаемся и останемся принципиально «кадетоедами», ни на минуту не забывая особых задач рабочего класса и против Милюкова и против Сунь Ят-сенов.

Обвинение в «кадетоедстве» есть лишь (сознательное или бессознательное, все равно) тяготение к тому, чтобы рабочие при построении новой России плелись за Милюковыми, а не вели за собой наших маленьких Сунь Ят-сенов вопреки Милюковым…

Нам остается сказать несколько слов о втором обстоятельстве, упускаемом из виду говорящими о «кадетоедстве».

Говорят: почему не развивать положительно своих взглядов? Зачем чрезмерная полемика? Говорящие это рассуждают как будто следующим образом: мы не против особой, вполне отличной от кадетской, линии, – мы не против трех лагерей, – мы лишь против «замены политики полемикой», чтобы употребить одно хлесткое словечко одного друга ликвидаторов{56}.

Ответ говорящим так нетруден: во-первых, нельзя развивать новых взглядов иначе как полемически (марксистские же взгляды новы и по времени своего появления и по широте своего распространения сравнительно со взглядами либеральными). Во-вторых, та арена, на которой действуют «Невская Звезда» и «Правда», есть арена исключительно теоретической марксистской проповеди. Ошибочно было бы принимать эту арену за нечто большее: это только теоретическое «a b с…», азбука, теоретический приступ, указание направления работы, но еще не самая работа.

В «положительной» форме давать своих практических выводов марксисты не в состоянии на указанной арене в силу «обстоятельств независящих». Преувеличивать значение этой арены было бы поэтому ошибкой ликвидаторской. Самое большее, что здесь возможно, это – указание направления, и притом только в форме критики кадетов.

«Новое Время» и «Земщина»{57}, дразня кадетов, изображают дело так, что вот вас, кадетов, едят, и ничего больше. «Речь» по очень понятным причинам делает вид, что она принимает такое «толкование». Коробки и Кусковы, кто по крайней тупости, кто по крайнему «кадетолакейству», тоже делают такой вид.

Но всякий политически грамотный человек прекрасно видит, что марксистское «кадетоедство» решительно по каждому пункту критики кадетов указывает направление иной «оппозиции», если позволено мне будет употребить это неподходящее слово.