Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова

— Ага, — повторил Рони. Целест уже сокрылся в мобиле, а он все всматривался в серебристую ткань дождя, за которой исчезла Элоиза. Целесту пришлось поторопить его.

14

В тесной и скромной, по сравнению с «домом без теней», комнате Совета Целест держался с отстраненным спокойствием, и так же доложил резолюцию. Слова, слетая с губ в затхловатую сырость Цитадели, рассеивались кляксами, словно кровь на повязке.

Главы переглянулись. Привычно вспорхнуло золотистым мотыльком пенсне Горация, резко черкал пометки в пожеванном блокноте Флоренц. Винсент был не эмоциональнее карпа, глубоководного и медлительного.

Целест впился взглядом в Декстру. Неопалимые волосы потемнели до бархатно-гранатового, а губы она сжала так, что казалась вовсе лишенной рта.

«Я отказался от родового имени», — почти добавил Целест, а вместо этого спросил:

— Что такое Амбивалент?

— Теория ученых. Требующая подтверждения, недоказанная теория. — Гораций опередил остальных. Целест почему-то вообразил кривенького и помятого человечка с мечом в руках — меч слишком тяжел для куриных лапок, но Гораций упорно размахивает им. Сражаясь с… с Флоренцем? Или со всеми ними?

«Раскол внутри Гомеопатов?»

— «Антинаучные бредни»? Так говорили в Сенате.

— Теория, — подчеркнул Флоренц. Меч рухнул в пыль. — Одна из гипотез. Признаться, мы надеялись, что она подействует на Сенат… но нет так нет.

«Вы ведь и не ждали иного? Отправили меня и Рони, поставили галочку, и все…» — Он облизал губы, проглатывая привкус кислого молока.

Декстра сделала ему знак: свободен.

Ходы, переходы и ответвления внутри Цитадели напоминали муравейник. Раз в неделю в них терялся малыш-новичок, находили его запуганным и частенько — зареванным; давным-давно следовало запереть пустующие кельи и целые ветхие коридоры из шершавого камня, но выстроенная много десятков лет назад башня одичала, как и окружающий ее сад. А закоулки годились для разговоров.

Тао перегородил путь Целесту, вынудил отступить в L-образный тупик. Целест раздраженно напомнил о дежурстве — через полчаса между Серебряной улицей и проспектом Риан, знаменитом клубами и магазинами для богатых мальчиков и девочек.

— Я помню. — Тао сгустил воздух в щит — попытка Целеста отодвинуть помеху с дороги провалилась. — У меня лишь один вопрос.

«Об Амбиваленте?» — проклятая «легенда» не выходила из головы. Дергала свежими ранами на руке. Кто — или что такое эта «гипотеза»? Элоиза обещала помочь, упоминала диски, про которые Целест пять лет как забыл… совпадение? Шутка? С нее станется.

Целест вспомнил, как сестра бежала за ним по дождю.

Если шутка… то скверная.

«Она любит тебя».

— Ну?

— Ты правда отрекся от родового имени?

Целест вытаращился на китайца, будто тот объявил, что добровольно возвращается в родные Восточные Пределы, к развалинам храмов и одичалым кочевникам.

— Откуда…

— Значит, правда. — Тао похлопал Целеста по плечу, для чего ему пришлось вытянуть руку на всю длину.

— Какая тебе разница? — «сейчас точно упомянет Ам-бивалента». Целест спрятал руки в карманы, некрасиво задрав мантию. Надо не думать о проклятой «гипотезе», иначе все мистики Цитадели уже к утру вытащат из него ненужные подробности. Рано. Сначала нужно разобраться самим.

«Согласно первого параграфа Устава Гомеопатов»…

— Мне — никакой. А вот им. — Тао ткнул указательным пальцем в облезлый потолок, покрытый оспинами мокрых пятен и морщинами трещин. — Им — да. Пока ты был Альена, ты был ценнее… Гордость — сестра глупости, а?

— Да пошел ты. — На сей раз Целест оказался проворнее, он оттолкнул китайца. — Не понимаю, какого дьявола ты докапываешься…

— Я теперь в твоей команде, рыжий. Что ж, ты прав — мне есть разница. Аристократом и его командой пожертвуют в последнюю очередь… а смертей скоро будет много. — Тао обогнул его с ловкостью ласки. Целесту мерещились слепящие лампы и холодный промозглый ливень, и иглы в собственных руках.

— Ворона накаркал?

— Авис — мистик-ясновидящий. — Тао прищурился, отчего глаза его слились с лицом, в точности как губы Декстры. — Ворона или нет, он не ошибается.

Целест тряхнул головой и провел по еще влажным волосам.

«Уничтожить. Разумные одержимые. Амби… пункт четыре дробь два, Магнит обязан принимать вахту в указанное распорядком время, опоздание более чем на пятнадцать минут квалифицируется как нарушение десятого уровня и влечет за собой…»

Целест преодолел десять или пятнадцать метров до шумного общего коридора. Мимо пробегала стайка малышей-новичков, громко хвастаясь способностями. Новоявленный воин демонстрировал гидрокинез, отчего в выбоинах на полу плодились лужицы. Перекричать ребят Тао не удавалось, и Целест был готов благодарить каждого из них.

Он высушил несколько лужиц и одобрительно кивнул гидрокинету — мол, продолжай, и получится настоящий водный смерч.

— С чем его и поздравляю. Можешь прятаться по углам Цитадели вместе с Вороной, а я — на дежурство.

…Возвращались поздно, порой — заполночь. Дни наступили холодные, бабье лето стыдливо вытрясло из кармана зеленые и желтые листья и сбежало, уступив промозглым холодам. Приходилось кутаться в теплые зимние мантии; каждое дежурство Целест делал мысленные ставки — свалится с температурой или выдержит. Дождь просачивался сквозь плотную ткань, жабьей лапой трогал кожу.

Вахты удлинились вдвое — шесть часов против трех обычных. После недели подобного графика взвыла вся Цитадель, и Совету пришлось объяснять то, о чем прежде шептались. Готовность альфа, обострение и новый вид эпидемии. Одержимых, впрочем, ловили успешно и успешно же домучивали — в зловонной камере пыток и на прозекторских столах ученых. Впрочем, за неделю «строгого режима», как прозвал новый распорядок Тао, а с его легкой руки — вся Цитадель, объявились только двое безумных разрушителей, оба в порту. Одного поймали за полчаса, второй успел взорвать склад с привезенным из Южных Пределов бананами, кокосами и манго, и пол-города наполнилось приторным ароматом фруктового пепла, а когда «повара» приволокли, спеленатого найтрасетью, он причмокивал и обещал съесть всех под мандариновым соком. Разбежалась перепуганная мелюзга, но Магниты постарше и бровью не повели. Оказалось, к разумным одержимым привыкнуть проще, чем к удлиненной вахте.

А Целест думал о Вербене. О матери (что она сказала, когда отец сообщил ей про выходку сына… если сообщил!), об Элоизе, таинственном, черти бы его драли, Ам-биваленте и дисках (почему сестренка молчала о них столько лет? Или просто забыла, не думала, что пригодятся?) — тоже, но в первую очередь о Вербене.

Она поймет. Еще — Рони, но Рони не считается: во-первых, эмпат, во-вторых — напарник. Целест представлял, как скажет Вербене: «Теперь я — как ты. Только свое имя. Но твое стало именем богини, может быть…»

Здесь его мысленная фраза прерывалась. И Целест оттягивал визит домой, отговариваясь усталостью, опасением наткнуться на отца — ворохом отговорок, бесполезных и дурно пахнущих, вроде чешуек дохлой рыбы. Он страдал бессонницей и под монотонный перестук дождя долго рассуждал, пялясь в низкий темный потолок: рано, родители должны успокоиться, а Вербена занята не менее Магнитов — она выступает во всех театрах, и кажется, сейчас вообще не в Виндикаре. Рони кутался в тощее одеяло и молчал.

Как обычно.

Были дожди и было растянутое в обыденность серое время.

В конце концов Вербена пришла сама.

Первым ввалился почему-то Авис, встряхивая вытянутой на манер зеленой груши головой, и объявил: «К тебе гости, рыжий». Целест только переоделся после дежурства, вывесил за окно промокшую мантию и выстиранные джинсы, а Рони любовно выгребал из карманов купленные неподалеку и еще горячие жареные каштаны и раскладывал их на кровати, подстелив лист бумаги. Гостей они не ждали.

Авис подмигнул с самым заговорщическим видом. Целест охотно выгнал бы его пинком — парочка из сплетника и Вороны надоела до зубовного скрежета на работе; следом порог переступила закутанная в темно-индиговый плащ фигура.

Потом фигура откинула капюшон, и Целесту пришлось хвататься за подоконник.

— В-вербена? Но…

«В Цитадель не пускают чужаков! Никого, кроме Гомеопатов…»

— Как ты…

Волосы Вербены были собраны в строгий конский хвост, но знакомая заколка поблескивала. Как всегда. Ничего не меняется, несмотря на «разумных одержимых» и… и дождь.

— Привет, Целест, Рони… Меня пропустили, а господин Авис согласился проводить сюда, — улыбнулась девушка. — Ты ведь не против, Белка?

— Я… нет. — «Кроме Гомеопатов и богини Виндикара». Целест обогнул ухмыляющегося Ависа и обнял Вербену.