От! От! От винта! (СИ) - Павел Дмитриев

Хлесткий лозунг не только дал очередной аргумент вооруженным красными книжечками толпам, но и предоставил нужное оправдание совести старого прагматика. И в секретной глубине военного министерства начал набирать силу приказов план дерзкого удара, который должен был проставить точку в борьбе КНР за независимость.

В декабре 1967 года в небольшом горном ауле рядом с городком Эрбиль, что затерялся в горах между Турцией, Сирией, Ираном и Ираком, Мустафе Барзани встречал старого знакомого. Едва ли кто-то из соплеменников и телохранителей лидера независимого Курдистана узнал в немолодом, уже изрядно грузном мужчине куратора КГБ, который два десятка лет назад встречал в Армении вышедший с боями из Ирана отряд барзан.[161] Но уважение гостю было оказано особое, праздник в его честь стоил жизни изрядному количеству баранов. Только на третий день, после того, как все устали от пиршества, пришла пора серьезных дел.

Охота будто специально придумана для общения вдали от любопытных ушей. Кругом только по-зимнему зеленые склоны гор, да внизу, в глубоком ущелье рокочет по камням речка Делла. Суровые, обвешанные оружием воины в красно-белых головных платках расположились небольшим лагерем поодаль, лишь брошенный на жесткую траву потертый ковер до немудреная снедь присутствуют при негромком разговоре. Пусть обстановка подстать простым пастухам, размаху будущих планов может позавидовать иное европейское государство. Походя оговаривается помощь огромной северной страны маленькому, но гордому народу гор. Лишь в самом конце, как досадная мелочь, всплыла неожиданная тема:

— Слышал, у вас после бегства из тюрьмы нашел защиту Саддам Хуссейн, правая рука Ахмеда Хасана аль-Бакра[162]?

— Для бааситов настали тяжелые времена, — ответил Мустафе Барзани, отпивая медленный глоток чая. — Он мне не друг, но враг Абдула Арефа.[163]

— Прошу понять правильно, мы считаем дело ПАСВ нужным вашим народам[164], но вот сам Саддам… — гость помедлил, пытаясь выбрать наиболее верную формулировку на языке собеседника. — Верные товарищи говорят, что он готовит предательство.

— Ему доверяет сам основатель Мишель Афляк, — небрежно бросил курдский вождь.

— Тем хуже для него! — чуть скривился старый комитетчик. — Плохо что Саддам успел сплести паутину Джихаз ханин[165], и крутит людей и слова как ему выгодно. Нам не сделать видимыми его подлые планы.

— Твоя страна много сделала для моего народа. — Мустафе Барзани аккуратно поставил на ковер пиалу.

— Я был уверен, что ты поможешь, — чуть склонил голову гость.

В начале нового, 1968 года на одном из горных постов солдаты зачем-то решили проверить груз старенького «Опель-Блиц». Они даже не успели толком удивиться, когда охрана Саддама Хусейна открыла по ним в упор огонь из ППШ. Однако уйти далеко заместитель генерального секретаря иракской партии «Баас» не смог. К вечеру его настиг мобильный армейский патруль. В короткой, но ожесточенной перестрелке несостоявшийся президент Ирака был убит.

Живущий в далеком М-Граде непосредственный виновник об этом даже не узнал, он лишь подробно описал агрессивного и кровавого тирана будущего Ближнего Востока, который умудрился рассориться со всеми соседями и загнал свою вполне успешную страну в «доиндустриальное» состояние. Нельзя сказать, что перспектива расправы с коммунистами, травля курдов боевыми газами или война с Ираном и Кувейтом сильно расстроили товарища Шелепина. Просто Ирак был удобным транспортным коридором, на котором был нужен не жестокий воин-диктатор, а спокойный и управляемый администратор. Не самый важный повод, и будь Саддам Хусейн уже при власти — с ним пришлось бы мириться. Но недавно сбежавший из тюрьмы подпольщик давал слишком привлекательную возможность повернуть будущее в благоприятную сторону.

4.7… десять долларов тому кто сделал…

Основная проблема подкралась откуда не ждали. В нашем бараке завелась старательная и на диво удачливая крыска по имени Сережа Эткинд. Этот хомо-мэнээсиус оказался не только редким занудой, но и неисправимым идеалистом. Проведенное позже расследование показало, что он давно складывал за спиной кукиш, в смысле, наблюдал за странной возней с построением математической модели «горной доски» и ее «испытаниями» силами сотрудников, блатными заказами на разработку противокражных «рамок» для магазинов, объемными, но совершенно теоретическими исследованиями возможности построения мировой компьютерной сети, и прочими вещами, совершенно неочевидными для НИИ министерства электронной промышленности. И вот в процессе модификации устаревшего «Таймекса» его комсомольское самосознание не выдержало.

Но все по порядку. Только летом 1967 года меня наконец осенило, чем ответить товарищу Устинову на настойчивые записки «найти что-то похожее на цифровой фотоаппарат будущего», но при этом посильное советской промышленности. Конечно, камеры входили в комплект ноутбука и телефона, но… Оказывается ПЗС-матрицы еще неизвестны местной науке,[166] и я только разводил руками, хорошо представляя, какой футурошок у специалистов вызовет микросхема на пяток миллионов пикселов. В общем, только спустя два года я наконец додумался пожертвовать на алтарь науки оптическую «мышку», вернее чип ADNS-2610. В котором, как оказалось, была спрятана маленькая видеокамера.

Выяснить ее параметры без даташитов и описаний было не слишком просто. Однако с помощью любимой супруги, хорошего немецкого осциллографа и кусков кальки я снял сигналы с каждой из восьми ножек микросхемы, в паре которых Федор смог без особого труда опознать встроенный последовательный интерфейс, с которым мы в свое время успели очень немало поработать в процессе стыковки ноутбука с «консулом», телетайпом, модемом, и прочими АЦПУ. Так что дальше было проще. Вооружившись Visual Basic, я экспериментальным путем подобрал команды программирования ADNS-2610, благо их была всего лишь дюжина, и научился не только узнавать параметры перемещения сенсора, но и получил забавные черно-белые картинки 18 на 18 пикселов.

На первый взгляд с таким скромным и понятным результатом вполне можно идти «на обычный советский завод», в смысле, отдать микросхему на копирование специалистам. Вот только наличие на чипе микропроцессора для обработки картинки меня очень, очень сильно напрягает. С другой стороны, откладывать прогресс в этом направлении никак нельзя, одно только словосочетание «зенитная ракета с головкой самонаведения» сносит у военных крышу в дальние дали. Как говорится, и хочется, и колется… Хоть бросай монетку.

Уже полез в карман за «пятачком», как раздался звонок с проходной:

— Тут комиссия, значится… — дедок-вохровец явно не знал что делать. — Просют их пропустить.

В трубке раздавались многочисленные злые голоса, по ходу слово «просют» было очень слабым эквивалентом происходящему бардаку.

— Откуда-откуда? — опешил я. — Что за хе. я у вас творится?!

— Говорят, значится, прямо из министерства…

— Петр Юрьевич, тут Анатолий звонит! — из приемной раздался голос секретарши. — Он говорит срочно!

— Переключай скорее, — я кинул на рычаг трубку, отбивая проходную, и тотчас поднял ее снова. — Толь, что там?

— Никуда не ходи! — голос начальника охраны был подозрительно весел. — Мы сами разберемся, похоже они в самом деле из МЭПа.

— В каком смысле?

— Ну не ряженные шпионы!

— А что, неужто были подозрения?

— Да они и сейчас остались, уж слишком странно они заявились, без договоренности, едва оформив предписание.

— Тьфу! Обычный бардак! Сейчас разберемся…

— Нах. ра? — перебил меня на полуслове Анатолий. — Тебе же потом будет легче все свалить на вахтеров-дуболомов. Куда им супротив дедка с карамультуком бодаться!

— Пусть лучше пройдут, поговорим, все покажем, разберемся без спешки.

— Петь, тут тебе не там! — голос главного режимника посуровел, в нем послышались стальные нотки. — Считай что это приказ! Сиди себе в кресле, да звони в Москву!

— Скажи хоть, откуда они свалились?!

— Походу, настучал кто-то из наших! — бросил в трубку Анатолий, и отключился.

Собственно, ничего удивительного в таком обороте не было. Стучали в советских учреждениях как зайцы на барабане, от уборщицы до заместителей по научной части, водителей, и прочих главных бухгалтеров. Впрочем, в «Интеле» последняя троица делала это едва ли не официально, куда-то напрямую в заоблачные выси кабинетов Шелепина и Семичастного. Чуть не единственным лучом света был неформал Федор, ему подобное действо просто не приходило в голову. Кроме того, у «Иванов» хватило ума увидеть мои отношения с начальником местного филиала КГБ, и забыть, с какой стороны на бумаге пишется слово «заявление», или как у коммунистов положено называть доносы. Однако большинство сотрудников выводов не сделало, поэтому их корреспонденция в «ответственные инстанции» часто скрашивала мой и Катин досуг.