Зарубежный детектив - Дьердь Сита

Тоот вынул карту и прикинул, что минут через двадцать он должен быть у цели, но благодаря узким улочкам со множеством поворотов ему пришлось затратить вдвое больше времени. В деревне ему не пришлось никого расспрашивать, колокольня издалека указывала ему путь. Здание прихода было выстроено в стиле крестьянского барокко, оно располагалось чуть в стороне от церкви, хотя обычно здания эти бывают соединены. Между церковью и приходом был двор с дикими каштанами. Тоот постучал в дверь, потом нажал на грубую металлическую ручку. У плиты хлопотала полная женщина с добродушным лицом.

— Вам кого?

— Господина священника.

— Проходите вон туда, он у себя в комнате.

Тоот пересек кухню, прошел через другую дверь и по длинному коридору со сводчатым потолком двинулся дальше. Здесь было прохладно, как бывает летом в подвале. Шаги капитана гулко отдавались, когда он ступал по рыжеватым каменным плитам пола. Дверь в противоположном конце коридора внезапно распахнулась, и оттуда появился слегка прихрамывающий человек.

— Господин священник… — начал было Тоот. Человек приблизился.

— Я всего лишь ризничий.

Он был среднего телосложения, коротко остриженный, с аккуратной бородкой, с гладким лицом, в его темнокарих глазах светились ум и доброта. На первый взгляд Тоот дал ему двадцать пять — двадцать шесть лет, но потом он прикинул, что ризничему всетаки скорее около тридцати. Он производил впечатление человека, который не переживал серьезных потрясений, однако взгляд его свидетельствовал о противоположном — это были глаза человека, обладающего большим житейским опытом.

— А где мне найти господина священника? — спросил Тоот.

Ризничий молча показал на дверь.

— Он здесь, готовится к духовному упражнению.

Тоот едваедва сдержался, чтобы не расхохотаться; «духовное упражнение» почемуто вызвало у него ассоциацию со сложным гимнастическим трюком.

— Заходите, не стесняйтесь. Вы, вероятно, от господина епископа?

Тоот несколько секунд размышлял и решил сказать правду.

— Нет. Я из полиции. Мне надо поговорить с господином священником по поводу исчезновения его двоюродного брата. Я веду расследование этого дела и надеюсь получить у господина священника коекакую информацию. Кстати, вы сами случайно не были знакомы с Шандором Варгой?

Ризничий с сожалением отрицательно покачал головой.

— Я не так давно здесь работаю, всегонавсего несколько недель. А родственник господина священника, по его словам, исчез месяца два тому назад, — и он с сожалением развел руками.

Тоот решительно шагнул к массивной деревянной двери. Постучал и тут же открыл ее. Он увидел круглоголового седого человека в черной сутане, который смотрел на капитана с удивлением, оторвавшись от чтения книги, в серых добрых глазах священника был немой вопрос, он внимательно изучал посетителя.

— Добрый день, господин священник, — произнес Тоот и тут же объяснил цель своего визита.

— Да, двоюродный брат. Но ведь он…

— Я знаю, что вы не можете слишком много знать об обстоятельствах его исчезновения. Но все же я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста. Садитесь. Что вас интересует?

Тоот внимательно изучал лицо говорившего. Оно было спокойным, ясным, в нем таилось что-то такое, что часто замечаешь в лицах церковнослужителей, но что так трудно передать словами; сказать можно только одно: это было типичное лицо священника. Что придавало ему подобное выражение? Округлость, даже некоторая одутловатость, доброжелательный взгляд, но в то же время и своеобразная уверенность очень странно сочетались в этом лице, озаренном особым блеском глаз, свидетельствующим о высоких духовных устремлениях.

Тоот оглядел комнату со сводчатым потолком, с белыми свежеоштукатуренными стенами. На кровати лежали книги и бумаги, они валялись всюду — на стульях, на полу, на книжных полках; этот очевидный беспорядок свидетельствовал о холостяцком образе жизни владельца.

— Собственно говоря, я хотел бы получить от вас небольшую характеристику Шандора Варги. Что он представляет собой как человек?

Священник улыбнулся, провел рукой по голове, приглаживая волосы, седые, но еще густые, словно у совсем молодого человека.

— Этот вопрос я сам себе неоднократно задавал, но дать определенный ответ так и не смог. Вы знаете, что у Шандора трое детей. Богу было угодно, чтобы двое из них родились на свет нервными, раздражительными, слабенькими. На них природа сэкономила то, чем щедро наделила Шандора. Он — человек практического склада ума, неунывающий оптимист. Но именно поэтому его внутренний мир закрыт для окружающих…

— Как это понимать?

— Вы умеете ходить под парусом?

Тоот в изумлении уставился на собеседника.

— Ну… пару раз приходилось…

— Не думайте, что я сошел с ума. Просто Шандор относится к числу устойчивых «кораблей», которым не страшны бури. Мачта его судна невысока, ну, скажем, шестьсемь метров. Если ветер дует на высоте десяти метров над уровнем моря, то этот корабль не шелохнется, все будут полагать, что на море — штиль.

— Это относится и к степени его религиозности?

— Не только. Это просто общее рассуждение. Подобным людям лучше всего живется на свете… Знаете, в прошлом году на Пасху брат приезжал ко мне на три дня, он вообще любил бывать здесь. В это время заболел один мой помощник, прислуживавший в алтаре, и Шандор попросил разрешения подменить его. Когда служба закончилась, брат подошел ко мне, глаза у него горели, и он заявил: «Карой, знаешь, меня поразил этот мистицизм!» Мистицизм!

— Он был верующим?

— Что вы. Теории, принципы, вера — все это совершенно чуждо таким людям. Я ему говорил: Шандор, тебе повезло, что у тебя такой благодушный прав, ты стал бы агрессивным чудовищем, если бы был сангвиником. Он расхохотался: «У меня трезвый взгляд на мир, дорогой Карой, ты этого простонапросто не можешь понять!» Шандору в религии больше всего нравились богато украшенные одеяния, серебряные подсвечники и посуда, старинные книги, латинский текст проповеди, который он знал наизусть, но смысла совершенно не понимал. Ему нравилось все, что блестело и выглядело необычным.

— Вам приходилось спорить с ним?

— Спорить можно лишь с тем, кто осознает разницу между добром и злом и в той или иной степени придерживается либо того, либо другого. А для Шандора злом было то, что было дискомфортно для его естества, а добром — то, что приятно. Можно вести спор с таким человеком? Для него идея или принцип были своего рода красивыми декорациями, которые можно было менять по его вкусу; причем делал он это не из расчета, как обычно поступают мошенники, просто для него они не имели ни малейшего значения.

Тоот выдержал небольшую паузу.

— Если говорить о добром и злом начале в Шандоре, что перевешивает?

— Странный вопрос. Никогда бы не поверил, что его задаст сотрудник полиции, что его может подобное интересовать.

— Мне хотелось бы распознать этого человека, чтобы понять, что могло с ним приключиться.

— Ни рыба ни мясо. Ни белый, ни черный. И все же он был скорее хороший, чем плохой. Вот мое представление о Шандоре. Но удачного будущего я для него не предвижу, если у него вообще существует какая-то перспектива, у бедняги. Я в том смысле, если он еще жив.

— Отчего же ваш прогноз столь мрачен?

— Я знавал подобных людей. Поначалу они щедро одаряют своих друзей, приятелей, окружение — это в молодые годы. А затем дают ровно столько, сколько те должны получить. Ну а следующий шаг — дать как можно меньше, получить как можно больше…

Он развел руками.

— Разумеется, это все лишь слова, на деле никогда невозможно угадать, что из кого получится.

Тоот пытался переварить услышанное. Образ Шандора Варги, который поначалу ему представлялся расплывчатым и туманным, теперь становился все более определенным, отчетливым.

— Господин священник, вероятно, вы не в курсе его дел. Я имею в виду бизнес.

Священник медленно покачал головой.

— Об этом я не знаю ничего. Сюда он приезжал не для того, чтобы говорить об этом, мы никогда ни о каких делах даже не упоминали. Вы понимаете, что меня прежде всего интересуют духовные ценности, а не материальные. Вчера на проповеди я своим прихожанам так и заявил: у вас лучший скот во всей области, а вот о душах своих вы заботитесь мало.

— Души, вероятно, не требуют столько труда и забот?

— В этом вы глубоко заблуждаетесь.

— Господин священник, как вы считаете, ваш двоюродный брат исчез по своей воле? Куда он мог направиться? И почему так поступил?

— Понятия не имею. Хотя я много размышлял по этому поводу.

— Ваш брат чувствовал себя дискомфортно в создавшейся в те дни обстановке?