Македонский (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Получено новое задание!

Найти абсолютное знание, искомое Александром Македонским!

Я перемешал кусочки пергамента, из которых состояла карта Александра, и поспешно сложил их обратно в сундук.

Светало, скоро в царских покоях появились первые лучи утреннего солнца. Я спрятал сундук в тайник. Впрочем, теперь сундук не нужен. Задание получено. Как же хорошо, что несмотря на уличение старика Аристотеля в государственной измене, я не отдал приказ казнить мудреца на месте, в тот же миг! Прежде, чем на шею Аристотеля накинут петлю, следует услышать ответы на некоторые вопросы. Например, что за загадочная Гиперборея и кому-таки понадобилась карта, спрятанная Александром в тайник…

Глава 10

***

— Перед тобой обвиняемые в государственной измене, царь, — сообщил Эвмен.

Я помнил, что Эвмен — мой секретарь и единственный грек, а не македонянин из всего окружения царя, которому удалось вознестись и занять весомую должность. Как он это сделал — стало понятно, когда Эвмен вызвался выступить обвинителем подозреваемых в измене. Мужик не чурался делать грязную работу, за который возьмется далеко не каждый македонянин. Секретарь подал мне руку, я крепко пожал ее. Заметил, что руку грека отказался жать Пердикка. Телохранитель сделал вид, что не заметил протянутой ему руки. А после того, как я спросил у Эвмена «как его ничего», ноздри у Пердикки и вовсе раздулись, а на щеках выступил румянец.

«Че тебя перекосило?»

«Если мой повелитель разрешает высказать свое мнение, то я скажу, что ты слишком почтителен с этим греком, Александр»

«Нормальный же вроде тип, не?»

Пердикка ничего не ответил. Рядом с Эвменом с невозмутимым видом стоял Архон. Его лицо было бледным, он не выспался, под глазами появились лиловые мешки. Полководец провел всю минувшую ночь за поимкой предателей, за что следовало отдать ему должное. С другой стороны, у него не было других вариантов — я говорил на полном серьезе, когда обещал казнить Архона в том случае, если он не найдет предателей.

К утру, в зале, в котором обычно проходили совещания соратников Македонского стояла дюжина арестованных, так или иначе имевших отношение к произошедшему ночью. Среди них я заметил начальника караула, четверых стражников, еще четверых юношей из прислуги и трех женщин разных возрастов. Сборная солянка. Все они стояли на коленях, уронив подбородок на грудь и не смея подымать глаз. На их телах виднелись отметены жестокого «разговора по душам», проведенного накануне ночью с помощью пыточных инструментов. Однако, не было среди них Аристотеля, которого я рассчитывал увидеть больше всех.

— Где Аристотель? — спросил я.

Архон будто только и ожидал этого вопроса. Он перевел взгляд на одного из слуг, стоящих в зале, кивнул. В руках бойца появился мешок, насквозь пропитанный кровью. Он достал из мешка отрубленную голову старика и небрежно кинул мне. Я ловко поймал голову, вцепившись пальцами в слипшиеся от засохшей крови волосы, чувствуя, как начинаю закипать, как вода в электрическом чайнике. Два остекленевших глаза Аристотеля смотрели в этот миг прямо на меня.

— С хера ли баня сгорела? — я выпучил глаза на своего полководца. — Ты ничего не перепутал? Кто деда мочканул?

— Я казнил его собственным мечом, — охотно ответил Архон, не отводя глаз.

Понимая, что если продолжу держать голову старика в своих руках, то вырву на полководца завтрак, я медленно положил голову на стол. Подошел к Архону, чувствуя как бурлит внутри злость, и вытер о его белоснежный хитон руки.

— Я не отдавал такой приказ, — едва справляясь с гневом, произнес я. — В чем дело?

— Ты приказал казнить его, — пожал плечами Архон, даже не шелохнувшись, хотя хитон его теперь был безвозвратно испачкан кровью. — Вот я и привел твой приказ в исполнение.

— Ты должен был сделать это утром, идиот!

Архон с полным безразличием взглянул на голову Аристотеля, приподнял бровь.

— Если бы я дотянул до утра, мой царь, то не смог бы сделать этого, увы, — заявил он. — И старикан остался бы безнаказанным.

— Что это значит? — напирал я.

— К рассвету у него началось отмирание конечностей, он задыхался, и если бы я не отрубил ему голову уже тогда, предатель бы избежал справедливого наказания, он умер бы своей смертью. А ведь не этого ты хотел, Александр? — полководец учтиво склонил голову, показывая свою полную покорность.

Ответить было нечего, хотя произошедшее бесило до жути.

— У тебя не хватило тяму известить меня о таком решение? Может я хотел увидеть его смерть собственными глазами!

— Я ходил в покои повелителя, но Пердикка сообщил, что ты велел не беспокоить свое высочество этой ночью, — ответил Архон. — Поэтому решение о казни было принято мной, и я надеюсь на милось своего повелителя.

Я покосился на Пердикку, ища подтверждения сказанному, чирканув для уверенности в чат телохранителя.

«Это правда? Этот придурок приходил вчера?»

«Правда мой повелитель»

«Почему ты его не пустил?»

«Ты приказал не беспокить тебя, я выполнял твой приказ»

И тут ничего не скажешь. Ну нельзя же настолько тупо исполнять все приказы, которые получаешь. Надо поизобретательнее быть что ли — это Пердикка в нашей армии не служил, многому бы научился.

Как-то проверить слова Архона о самочувствии Аристотеля на момент казни не представлялось возможным. К тому же полководец вряд ли понимал, чего я так исхожусь, если сам велел казнить старого с утра. Подумаешь, приговор привели в исполнение немного раньше. И не скажешь ведь, что планировал со стариком разговор перед казнью провести. Не скажу, это неосторожно и глупо.

Я внимательно посмотрел на Архона, но не увидел на его лицо абсолютно никаких эмоций. Усталый ничего не выражающий взгляд человека, выполнившего свою работу от и до. Архон улыбнулся краями губ.

— Все в порядке мой повелитель?

— В порядке, — буркнул я, закрывая тему. Обломался я знатно.

— Служу повелителю, — поклонился полководец.

Со стола на меня все еще смотрела стеклянные глаза Аристотеля, губы искажены, рот приоткрыт. Старик умер с предсмертным криком на губах, но выглядело так, будто сейчас Аристотель силился что-то вымолвить. Жутковато. Я отвернулся, возвращаясь к остальным подозреваемым в измене задержанным.

— Начнем? — с нетерпением спросил Архон.

Я кивнул, затягивать точно не собираюсь. Настало время узнать какое отношение имеют эти люди к случившемуся сегодня ночью. Я уселся на свое место, показал, что за стол могут сесть остальные. Обвиненные не поднимали головы и стояли на коленях с завязанными за спиной руками. После того, как прозвучало «начнем», они вовсе поникли. Охрана заставила их коснуться лбом холодного каменного пола. Завязаны были их ноги, чтобы никому из преступников не пришло в голову бежать. Но помимо телохранителей Македонского, обвиняемых охраняли четверо караульных, чтобы исключить любую случайность. Эти было особо неловко, потому как среди обвиняемых находился их бывший командир.

Архон так и не присел за стол. Он показал одному из караульных какой-то жест, который я не успел разобрать. Система сразу же предложила мне воспользоваться правом помилования, которое я отклонил — о каком помиловани может идти речь, если я все еще не знаю подробностей. Приготовился слушать, ожидая, что предателям зададут вопросы, а те станут на них отвечать, но ничего подобного не произошло. Караульный, которому предназначался жест Архона что-то сказал остальным троим, все вместе они подняли утяжеленные клинки… В следующий миг обвиняемые рухнули безжизненными телами на каменный пол. Отрубить головы не отрубили, но кровищи было столько, что я даже закашлялся. Караульные, выполнив свою работу палачами, вытирали свои мечи, прятали клинки за пояс.