Коварный заговор - Роберта Джеллис

Она отпустила его, снова села на стул и взяла его за руку.

— Не следует слишком винить красивых леди. Ты должен помнить, что они — бедные, слабые существа, и красота — это единственная власть, которой они обладают. Следовательно, им ничего другого не остается, как пользоваться ею — хотя порой и неразумно.

— У… у королевы много власти, — вырвалось у Джеффри.

— Не так много, как кажется… И у королевы Изабеллы хватает личных невзгод, которые… делают ее такой вспыльчивой и… ревнивой, хотя, по правде, часто необоснованно. Но хватит о ней, Джеффри. Теперь ты принадлежишь лорду Иэну и немножко, насколько ты сам пожелаешь, мне. Лорд Иэн не позволит никому, даже королеве, обижать тебя. И если ты согласишься, я тоже буду любить тебя. Тебе не нужно отвечать на это. Просто имей в виду. А теперь, раз ты не болен, может быть, сделаешь кое-что для меня?

— Охотно, мадам.

— Хорошо. — Элинор решила, что нужно как следует занять его чем-нибудь, пока душа его не успокоится. — Мне нужны мой старший егерь и старший сокольничий. Они где-то в районе замка, но где точно — не знаю. Не беспокойся, если сразу не найдешь их. Ты просто должен передать им, чтобы они обязательно пришли на обед в зале сегодня. Ах, да, и старшего конюха тоже поищи, но я не уверена, что он в замке. Если его поблизости нет, не выезжай верхом на поиски.

— Я не упаду с лошади, мадам, — гордо произнес Джеффри и тут же затаил дыхание, сообразив, что проявил дерзость.

Элинор усмехнулась.

— Ну конечно, нет, но лорд Иэн может рассердиться, если после того, как он, беспокоясь о твоем здоровье, приказал тебе остаться, я позволю тебе разъезжать по окрестностям.

Она размышляла, стоит ли ей ненароком упомянуть имя Джоанны. То, что она обнаружила один источник беспокойства Джеффри, не означало, что нет других. Наверное, не стоит. Пусть лучше дети встретятся в зале перед обедом под ее присмотром, и тогда она увидит, есть ли причины для опасений.

Элинор легко поднялась на ноги, и Джеффри тут же вскочил и направился к выходу. Элинор пришлось остановить его, чтобы он захватил свой плащ, заметив при этом, что ему не мешало бы быть поспокойнее. Он застыл встре-воженно, выслушивая ее замечания. И тем не менее начало было положено. Приказ надеть плащ завоевал застенчивую улыбку. Теперь ее ждало очередное испытание, более трудное. Она механически поправила постель и осмотрела комнату. Разобраться с Джоанной будет куда сложнее.

Она нашла дочь, без особого энтузиазма читавшую жития святых с отцом Френсисом. «Иэн, возможно, прав насчет желания Джоанны быть хорошей, — подумала Элинор, — но если и так, то это желание явно не примет форму горячей религиозности, да и слава Богу». Она позвала дочь и повела на женскую половину, несмотря на тяжкие вздохи Джоанны. Еще меньше энтузиазма, чем к жизни святых, Джоанна испытывала к шитью, ткачеству и вязанию. «В ней от меня больше, чем от Саймона: от него только эти рыжие волосы и голубые глаза», — напомнила себе Элинор.

Но она не собиралась усаживать дочь за вызывавшую в ней отвращение работу, которая предоставила бы ее мыслям блуждать вольготно целый день. В предстоящую неделю-две Джоанна будет заниматься только теми вопросами подготовки к свадьбе, которые ей интересны и увлекут ее. И тогда, как надеялась Элинор, все это дело с предстоящим браком будет восприниматься Джоанной как форма развлечения, пока она привыкнет к этой мысли. Но прежде чем Элинор успела приступить к осуществлению своего плана, решив для начала поручить дочери разворошить ящики с дорогой парчой и бархатом, дабы выбрать подходящий материал для свадебных нарядов, Джоанна заговорила:

— Мама, почему так важно быть целомудренной?

— О Боже, сегодня у меня день трудных вопросов! — воскликнула Элинор и жестом велела дочери сесть. — Что навело тебя на эту мысль?

— Святая Агата, — лаконично ответила Джоанна.

— Ого! — Элинор сокрушенно покачала головой. Почему ей всегда так не везло на капелланов, которые были столь же добродетельны, сколь неземны, неумны и непрактичны? Невозможно было объяснить отцу Френсису, что еще не время давать девятилетней девочке читать истории о мученическом сохранении девственности. Прежде всего, было не похоже, что мозг отца Френсиса ухватил тот факт, что Элинор собирается выходить замуж во второй раз всего лишь через пять месяцев после смерти мужа. И даже если бы ухватил, то все равно не увидел бы никакой связи. Целомудрие было, безусловно, святостью, но, как сказал апостол Павел, «лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Брак для тех, кто недостаточно крепок для полного воздержания, не является нарушением целомудрия.

— Что ж. — Элинор тянула время. — Святая Агата посвятила свое тело Богу. Она хотела сохранить его незапятнанным для него.

— Но разве не было бы лучше посвятить его какому-нибудь доброму делу, скажем, обратить человека, который желал ее, в свою веру, чем просто умирать?

Элинор боролась с собой и, как обычно, проиграла. Она усмехнулась.

— Дорогая моя, боюсь, что я думаю так же, как и ты, но это потому, что я простая и земная женщина. А для святых чистота важнее жизни. Этот вопрос не должен возникать для тебя. Будущей леди Роузлинд не пристало накрываться вуалью. Ты должна выйти замуж и вырастить наследников.

— А ты целомудренная, мама?

— Да, Джоанна. Я не знала мужчин, пока не вышла замуж за твоего отца, и никогда не прикасалась к другим мужчинам за все годы, пока мы были мужем и женой, — прикасалась в смысле любви, я имею в виду.

Элинор ничего не сказала о том, как в свое время ей хотелось согрешить с Саймоном — хоть бы и вне брака. Она не лгала своим детям, но опустить тот факт, который, по ее мнению, был вне понимания девятилетнего ребенка, не было ложью.

— Почему? Потому что грешно быть нецеломудренной?

— Нет. Боюсь, что нет, — ответила Элинор, по-прежнему честно, но голос ее уже не был таким же ровным и спокойным, как раньше. — Боюсь, что, будучи девочкой, я не слишком задумывалась о грехе. Просто до того, как я познакомилась с твоим отцом, я не встречала мужчины, которого оценила бы достаточно высоко, чтобы отдать ему не только свое тело, но и сердце, что самое главное. А после замужества я была целомудренной потому, что любила твоего отца, и его бы очень расстроило, если бы я отдала кому-то другому то, что он считал своим.

— Значит, ты больше не любишь папу? — прошептала Джоанна.

Хоть Элинор и знала, каким будет следующий вопрос, она невольно вздрогнула. Готовность к боли не уменьшает силу удара. Она глубоко вздохнула, потом еще раз.

— Ну конечно, я люблю твоего отца, Джоанна. И всегда буду любить его, вечно. — Она остановилась, борясь со слезами, но и это сражение она проиграла тоже. Они медленно покатились из уголков ее глаз по щекам.