Несколько печальных дней (Повести и рассказы) - Василий Гроссман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А она говорила громко, почти кричала, сбиваясь, путая слова, мотая головой, говорила жадно, точно человек, долго живший в чужой стране и вдруг встретивший земляков. Ночью, когда все легли, Марья спросила:
- Ильинишна, вы спите?
- Сплю, - ответила Ильинишна.
- Вот я думаю, - задумчиво сказала Марья, - чого це медь такая мягкая: ударишь по ней молотком, и вона плющыться и плющыться.
VIII
Бутылка, которой орудовал рыжий, называлась гайковерт. Рыжий устанавливал коленчатый вал и закреплял коренные подшипники. Рыжий сам объяснил это Марье.
Девушка с челкой привинчивала маслопровод. Парень в полосатой матроске устанавливал картер маховика. Парень, носивший желтую, казавшуюся очень жаркой фуфайку, вставлял выхлопные и впускные клапаны и подбирал поршни.
Чем больше Марья узнавала о работе людей, стоявших у малого конвейера, тем меньше она понимала всю эту сложность и запутанность. Какое отношение имеют медные, разветвленные трубки, прокладки, клапаны, поршни к хрипло орущим грузовикам, катящимся по асфальту заводского двора? Эти светло-зеленые машины, кажущиеся еще влажными и липкими, точно вылупившиеся из яйца, восхищали и удивляли ее - ведь она была причастна к тайне их рождения.
К концу первого дня своей работы на заводе Марья решила, что поняла всю премудрость, - просто нужно вгонять медные шплинты в продырявленные головки болтов; через неделю она растерялась - завод был огромен и совершенно непонятен.
- Слышь, Шевчук, - сказал рыжий, - после работы собрание будет, ты домой не уходи...
- Про што собрание?
- Про что, про что, - сердито переспросил рыжий, - про кофе с молоком... Посидишь - услышишь...
Он относился к Марье сурово, был немногословен, и это нравилось ей.
Собрание происходило в красном уголке. Рыжий, севший на скамью рядом с Марьей, шепотом говорил:
- Начальник мотора, технолог из коробки скоростей, начальник коленчатого вала, а вон тот - начальник всего цеха.
"Старый, невидный", - подумала Марья, разглядывая пожилого длиннолицего человека. Потом пришел человек громадного роста, одетый в защитный костюм.
- Заведующий производством завода, - сказал рыжий.
Собрание началось.
Сперва начальник цеха делал сообщение. Говорил он плохо, заикался, помогал себе руками, мотал головой. Но, видно, сила его была не в гладкой речи: сидевшие аплодировали, смеялись, кричали "правильно", а некоторые сердито махали руками и пожимали плечами с таким видом, точно на них возводят напраслину.
- Этот человек производство знает, - убежденно сказал рыжий, - он еще у Рябушкинского работал слесарем.
После начальника цеха выступил заведующий производством. Говорил он громким, рокочущим голосом, протягивая свою огромную ручищу в сторону зала, и спрашивал:
- Петя, это ты задержал ремонт станков?
Петя из зала отвечал:
- Кузница задержала, а не я...
А заведующий производством уже снова обращался к другому:
- Степан Григорьевич, ты помнишь, как мы вместе с тобой в цехе вкалывали?
- Ну, помню, - недовольным голосом отвечал из зала старик.
- Так я тебе прямо, по-рабочему скажу - это ты запорол кулачковые валы...
Потом он принялся ругать лысого начальника сборки. Марья даже закряхтела, до того ей стало жалко Сергея Ивановича.
- Что же, товарищ Царев, - говорил заведующий производством, испытательная станция возвращает два экспортных мотора как брак - поршни заедают, а ты мне пишешь служебную записку: нет тряпья для протирки цилиндров... Тряпья нет? - оглушительно и грозно спросил он. - Нет такого объяснения. Ты должен из дому принести это тряпье, у жены возьми рубашку и ею протирай цилиндры...
Марья поглядела на Сергея Ивановича. Он сидел, сгорбившись, и спокойно глядел на заведующего производством.
- У меня жена одна, - усмехнулся он, - а моторов я выпускаю сто двадцать штук в день, нашего семейного белья на полсмены едва ли хватит...
Все зашумели, зааплодировали. Марья стыдилась хлопать в ладоши и потому только шумно вздохнула от удовольствия. Ей не понравился заведующий производством.
Потом начались прения.
Разговор шел о программе, о сырье, об организации подачи деталей на сборку, о плохом качестве резцов, о расширении завода, о подготовке к выпуску легковых машин.
Марья видела: народ ругался. Какой только ругани и каких только ссор Марья не слышала за свою жизнь! Кухонные стычки, базарные сражения, тяжелые деревенские бои, когда люди с мутными от злобы глазами наступали друг на друга, осипшими голосами кричали о человеческой подлости, обвиняли друг друга в обмане, трусости, воровстве...
Здесь тоже ругались люди, но предметом ругани была не мерка картошки или кружка молока и не тридцатикопеечная сдача. Здесь, - удивительное дело, - начиная ругаться, каждый говорил: "товарищи". И Марью поражали эти люди, их горячий спор о заводе, их дружба и ругань, общее им всем желание.
Попросил слова рыжий парень. Он говорил, и все поглядывали на него. Марье казалось, что смотрят на нее, и она испугалась.
А рыжий вдруг заговорил о ней. Марья багрово покраснела, наклонила голову.
- Вот она, эта Шевчук, - говорил рыжий, - впервые на производстве. Поставили ее на шплинтовку - и ладно, сколько она на этой шплинтовке стоять будет, зачем она шплинтует, что за работа, ей никто не объясняет...
- Ну, это ты брось! - крикнул кто-то.
- У нас при заводе вуз, курсы мастеров. Это разговор лишний.
- Нет, не лишний, - сказал сердито рыжий.
Так и не выяснилось - лишний ли это был разговор, но на следующий день к Марье во время работы подошел Сергей Иванович и сказал:
- Как дела, товарищ Шевчук?
- Да вот работаю...
Начальник сборки сказал ей:
- Мы вас на шплинтовке долго держать не будем, - у нас постоит рабочий на шплинтовке, переведем на вторую операцию, за год по всему конвейеру пройдете... чтоб не скучать. - Он усмехнулся и продолжал: - Пройдете по конвейеру - в скользящие переведем, потом - на курсы наладчиков. Поедете без оглядки... - И он указал рукой в сторону, где моторы шли к главному конвейеру.
С завода Марья возвращалась пешком.
- Давай почистим!.. - крикнул ей издали чистильщик. Он каждый раз зазывал ее и смеялся, скаля зубы, видя ее смущение.
Чистильщик удивился - Марья подошла к нему и поставила ногу на ящик, поставила так уверенно и тяжело, что ящик заскрипел.
Она стояла, оглядываясь по сторонам, а чистильщик поднимал голову, морщил лоб и смотрел на нее снизу смеющимися огненными глазами, а руки его ловко и быстро работали щетками; ботинок сверкал, заходящее солнце отражалось на нем. Никогда Марья не доводила хозяйских ботинок до такого сияния.
Сколько свободного времени! Эта свобода была так же необычайна, как и новая ее работа.
Базар, лавки, обед, стирка, уборка, неожиданные поручения, чистка кастрюль, стояние в очереди за "Вечерней Москвой" для хозяина... Этого уже она никак не могла, понять, - обслуживая хозяйку, она была занята с раннего утра до ночи, а работая на огромном заводе, она имела полдня свободных.
Она прошла мимо своего дома, - хотелось идти все дальше и дальше, этот шумный весенний город казался таинственным и прекрасным. Эта улица - куда она вела?
Вдруг решившись, с чувством веселья и ужаса, она вошла в ярко освещенную дамскую парикмахерскую. Полный пожилой мужчина, похожий на доктора, в белом халате, усадив ее в кресло, таинственно спросил:
- Что будем делать, мадам?
Марья обмерла от смущения и тихо сказала:
- Постричь голову...
Работая, он беседовал с Марьей.
- С автозавода? - спрашивал он. - У меня много клиентов оттуда... Дочка там работает...
Марья, глядя исподлобья в зеркало, видела, как падают обрезанные косицы черных волос, - ей делалось смешно и грустно, страшно и весело.
Когда Ильинишна поглядела на Марью, ее разобрал такой смех, что она только вскрикивала.
- Ну и ну, - с трудом выговорила она, - вот это я понимаю!
Дмитриевна перекрестилась, а Вера деловито спросила:
- Это ты где, на углу или в дамской?
- В дамской, - виновато ответила Марья.
Она смутилась и не знала, чем объяснить свое легкомысленное поведение. Выручил ее приход Александры Петровны.
- Хвалят тебя на заводе, разговор идет о тебе, Марья, - сказала она, на цеховом бюро про тебя целые анекдоты рассказывали...
- Яки анекдоты? - быстро спросила Марья.
- Сменщик твой: как ты инструмент ему чистишь, в ящик газеты постелила. - Она рассмеялась и сказала, обращаясь к Ильинишне: - Она знаешь что делает: ролики на конвейере тряпкой обтирает.
А вечером Крюков неожиданно сказал Марье:
- Может быть, в клуб пойдешь?
Женщины переглянулись, рассмеялись и хором сказали:
- Наш Алеша ни одной не пропустит...
- Нет, правда, - серьезно сказал Крюков, - картина хорошая: "Под крышами Парижа", почему бы не посмотреть человеку? Я два раза собирался, а она сегодня последний раз идет.